– Извини меня. – Макс продолжает важничать, а я все еще не до конца понимаю, к чему он клонит. – Я думал, ты в курсе. Тогда, в институте, я подошел к тебе и наехал, чтоб ты никому не рассказывала. Мне было так хреново, что она сделала это из-за меня.
Аринкин голос в моей голове начинает весело хохотать, и мне едва удается сдержать этот смех. Видимо, по моему лицу все же пробегает смутная улыбка, Макс замечает ее и хмурится.
– Понимаешь? – говорит он, чуть ли не по слогам.
– Макс, – мягко отвечаю я, – тебе не из-за чего терзаться. Я уверена на сто процентов, что Аринка спрыгнула не из-за вашей ссоры.
– Настя… – предостерегающе шепчет Рита. Но Макс прерывает ее – пьяным, коротким смехом. Злобно уставившись на меня, он произносит:
– То есть ты считаешь, что наша ссора для нее не важна?
Да перестань, Макс. Ты сам считаешь так же. Ты мечешься от чувства собственной важности к чувству вины – и не знаешь, где тебе комфортней. Вижу, что самолюбие победило. Тебе лестно думать, что Аринка так любила тебя и переживала из-за разрыва, что решила покончить с собой. Это как бальзам на душу, не так ли? Но ты же не можешь рассказывать о своих подвигах направо и налево, вот и гримасничаешь, мол, мне так плохо, я так виноват, нет мне прощения. И нас ты тут собрал именно за этим – чтоб мы стали рупором твоей победы. Не будучи уверенным во мне, ты решил подстраховаться сплетницей Риткой.
Меня так и подмывает выложить ему все эти мысли, а потом встать и уйти с достоинством, покинуть эту плохо сыгранную пьесу. Но рядом сидит Ванька, от него вкусно пахнет «Лакостой» и черным кофе, и этот запах приковывает меня к стулу, заставляет играть по чужим правилам.
Я вздыхаю и начинаю приседать в реверансах:
– Я знаю Аринку. И ты ее тоже знаешь. Она прекрасно понимала, что ты был пьян и в бешенстве, оттого и наговорил ей всякого. Неужели ты думаешь, она поверила в ваш разрыв? Она бы никогда не сдалась так быстро.
Макс недоверчиво хмыкает, ему не особо нравится моя версия, но он не может не признать: слова не лишены логики. Рубить с плеча под властью эмоций? Нет, это не про Аринку.
– Честно, я не знаю ее планов относительно Радмира. – Я смотрю на Макса большими глазами наивной девочки. – Но я точно знаю ее планы в отношении тебя. Она не собиралась с тобой расставаться.
Только об этом и мечтала. Но ломала голову: как бы сделать это красиво и стильно, чтоб остаться во всем белом? И знаешь, Макс, я думаю, своими пьяными разборками ты ей в этом помог. Уверена, у нее в голове зрели картины блестящего перспективного будущего, но уж никак не самоубийства.
– Мне непонятно одно, – решаю уйти от скользкой темы Максового достоинства, – кто был тем «доброжелателем»? Есть версии?
Макс пожимает плечами и достает из кармана пачку сигарет. Отмечаю, что курить он начал после Аринкиной смерти.
Может, это сама Аринка. Мысль сначала кажется мне безумной, но чем больше я об этом думаю, тем правдоподобней она становится.
– Покурим? – кивает Макс Ване.
Они уходят, мы с Ритой остаемся вдвоем.
– Надеюсь, ты не против моего общения с Максимом? – спрашивает она, смущенно улыбаясь. Что, на дне второго бокала смелость обнаружила?
– Мне все равно, – искренне отвечаю я.
– Слу-у-у-ушай! – вдруг вопит она с горящими глазами. – А как Аринка Радмира умудрилась подцепить? Он же такой… ну, взрослый! Да и вообще, не нашего полета птица!
Не ставь себя на одну доску с нами. Я пожимаю плечами.
Помалкиваем до прихода парней. Они возвращаются возбужденными.
– Около Башни толпа народу. – Макс садится на стул не раздеваясь. – Там, по ходу, целый митинг в честь Аринки собрался. Пошли посмотрим?
Ванька еще от входа направился к барной стойке – рассчитываться. Я не испытываю особого желания торчать на холоде возле жуткой Башни, но ради Ваньки делаю сегодня кучу невозможных вещей. Мы дружно одеваемся и выходим на улицу.
Глава 9
Возле Кричащей Башни горят свечи. Они буквально усеивают все подножие – яркие оранжевые точки. Мы подходим ближе (я держусь за Ванькин локоть, слегка переигрываю, неловко балансируя на тонких каблуках) – народу и впрямь большая толпа. Свечи стоят в стеклянных банках, в выступе подвального окна – чтобы защитить огонек от ветра – и прямо на земле. Помимо свечей, вдоль стены лежат цветы и еловые ветки – целая полоса, как у памятника Неизвестному Солдату на Свечке в День Победы. Красные гвоздики, белые гвоздики, розы и много неведомых искусственных цветов – ярких и дешевых. Прислоненные к стене, рядком сидят мягкие игрушки, в основном плюшевые мишки с сердцами в лапах. На сердцах вышито: Love you. Стена неровная, большие лоджии, нагроможденные друг на друга, создают выступ, и в углу этого выступа кто-то прикрепил большой деревянный щит, вроде мольберта. На белом ватмане – фотки Аринки, явно скопированные с ее странички в интернете, какие-то надписи, которые уже невозможно разглядеть из-за темноты.
Народ курит, болтает, смеется, пьет пиво, разливая его в пластиковые стаканчики из больших баллонов.
Я понимаю, что мы пропустили самое важное – момент создания этого алтаря. Кто его автор?
– Давно это тут? – бормочу я, ни к кому конкретно не обращаясь.
– С утра не было, – так же тихо отвечает Рита. Кому знать, как не ей, – живет в соседнем доме. – Жуть какая…
Не могу не согласиться. Действительно, то еще зрелище. В голову приходит нелепый вопрос: а кто будет все это убирать? И еще: каково будет Аринкиным родителям или Дашке, увидь они все это? Похоже, подобные мысли посещают не меня одну. Макс резко ударяет кулаком о ладонь и шипит:
– Дурдом какой-то!
Я не совсем понимаю, что именно вызвало его ярость, но подозреваю, что чувство ревности. Никак не смирится с мыслью, что Аринка дорога не только ему.
Нас замечают. Оглядывают, перешептываются. Я кивком отвечаю на приветствие Марьки – она стоит в окружении институтских товарок с бумажным стаканчиком в руках – кофе навынос из «Ямочек». Я радуюсь, что компания Макса и Ваньки защищает меня от Марькиного любопытства: подойти ко мне она не решается. Хотя она наверняка знает, кто устроил эту Стену Плача. Но только я собираюсь подойти и спросить, как нас окружают ребята – футболисты из команды Макса. Они настроены дружелюбно, предлагают пиво, я не успеваю опомниться, как в моих руках оказывается пластиковый стаканчик с дешевым пойлом. Болтают о всякой ерунде, Рита даже начинает хихикать, я прижимаюсь к Ваньке, и мне хорошо. Тайком отдаю ему свой стаканчик, мы обмениваемся понимающими улыбками и цепляемся взглядами. Дольше, чем нужно. «Он вот-вот поцелует меня», – думаю я, и по телу разливается приятное покалывание. Но вокруг нас слишком много народу.
Компания наша растет, и в какой-то момент «наши» мальчишки выдергивают нас с Риткой из этой толпы. Мы снова стоим вчетвером.
– Пиво надоело, – говорит Макс, и они с Ванькой обмениваются многозначительными взглядами.
– Скоро вернусь, ладно? Я только до машины, – говорит Ванька и убирает руку с моей талии.
Как только он уходит, я начинаю мерзнуть и дрожать. Мне кажется, что я в опасности, но Рита с Максом не особо жалуют меня своим вниманием. Ритка начинает выпытывать, куда отправился Ванька, скаля лошадиные зубы, а Макс, пьяно флиртуя, отнекивается и пытается шутить. Получается так себе.
Ванька и правда возвращается скоро, в одной руке – бутылка виски, в другой – упаковка одноразовых стаканчиков.
– О-о-о… – многозначительно выдает Рита, то ли осуждающе, то ли мечтательно. – Прямо как большие!
Макс хмыкает и, забрав у Ваньки упаковку, наделяет нас стаканчиками. Ванька откупоривает бутылку и разливает всем четверым. Я смотрю на него удивленно:
– Ты же за рулем?
Они смеются, и Ванька подмигивает:
– А мы никому не скажем.
Я невольно улыбаюсь в ответ, восхищенная его уверенностью, и думаю: он знает, что делает.
Мы неловко чокаемся, Макс вспоминает, зачем мы здесь вообще собрались:
– Ну, за Аринку! Пусть земля ей будет пухом!
Задержав дыхание, делаю большой глоток. На миг мир меркнет, все внутри меня начинает гореть, хочется фыркнуть, как лошадь, – брр! – но, разумеется, я сдерживаюсь, лишь зажмуриваюсь на секунду. Вскоре чувствую, как тело начинает расслабляться, согреваясь.
Макс и Ритка закуривают, Ванька снова держит меня за талию, и я могу опереться на его руку, как на спинку стула. Это приятно. Оглядывая народ, возвращаюсь к новой загадке – кто все это устроил? Вижу Марьку – уже без кофейного стаканчика в руках, кажется, они собираются уходить.
Передаю Ване свой стакан и говорю:
– Я сейчас.
Иду догонять Марьку, слышу позади удивленные вопросы. Марька, заметив меня, радостно скачет навстречу.
– Привет! Вы с Максом помирились? – Она таращит на меня блестящие от любопытства глаза.
– Да мы и не ссорились, – пожимаю я плечами. – Слушай, кто это все устроил? Просто поминальная служба какая-то. – Я обвожу стену Башни рукой. – Свечи… Надписи…
Марька, радуясь собственной осведомленности, хватается за мой рукав:
– Ты не знаешь? Это та истеричка с худграфа! Эмка! Которую мы на похоронах видели! Помнишь ее?
Марька кивает в сторону, я смотрю в указанное направление и замечаю наконец Эмку-художницу. Ту, что в капюшоне, плакала сегодня на похоронах черными слезами. Ту, что обвинила меня в Аринкиной смерти. Мелкая челкастая дрянь, которая, как нам казалось, ненавидела Аринку. Ох, Арина, мы с тобой обе – наивные дуры, ей-богу. Обе ошиблись, затуманенные собственным высокомерным убеждением, что видим людей насквозь.
– Нет, ты представляешь! – никак не угомонится Марька. – Зачем ей это надо? Ты помнишь, что мы видели?
Нас окружают Марькины товарки, и они полны недоумения и вопросов. Марька спешит всех удовлетворить:
– Как-то раз – в начале декабря, да, Насть? – Аринка болела, и мы с Настей пошли в деканат, там старост собирали, мы пошли типа за Аринку.