– Останови это чудовище, слышишь? СЛЫШИШЬ?!
Аринка начинает визжать, и этот дребезжащий визг наполняет всю квартиру, я пытаюсь закрыть уши, глаза, но не могу даже пошевелиться.
И просыпаюсь.
Кто-то трезвонит в дверь.
У нас что, есть звонок? Да еще и такой мерзкий. Встаю из-за стола, ноги путаются в одеяле, которое валяется на полу. Автоматически выключаю газ – воздух в кухне, да и, кажется, во всей квартире, стал сухим и таким жарким, что хочется открыть окно.
Снова длинная трель звонка.
Выбираюсь из одеяла и падаю. Вскакиваю, шлепаю себя по щекам, пытаясь окончательно проснуться, добираюсь до выключателя и зажигаю свет.
В кухне никого нет, на столе – ополовиненная бутылка водки и тарелка с одиноким кусочком сыра. Интересно, сколько времени. Судя по темноте – все еще глубокая ночь.
На очередной визг звонка я ору:
– Да иду, блин, иду!
В маленькой прихожей зажигаю бра над зеркалом и, даже не спросив, кто там, поворачиваю собачку замка и открываю дверь.
В первый момент я ее не узнаю. Всклокоченные волосы, расстегнутая куртка, распухшее лицо. Она говорит что-то своему спутнику – рыжеволосому парню, которого я точно вижу впервые, потом поворачивается, и я наконец вижу залитое слезами лицо – Даша, Аринкина сестра.
– О боже, Настя! – фраза тут же переходит в рев. Она бросается ко мне, обнимает и проталкивает вглубь прихожей. Рыжий заходит следом и прикрывает за собой дверь.
– Что случилось? – бормочу я, от души надеясь, что от меня не несет перегаром. Аринка, наверное, не пришла ночевать домой – вот сучка! И как мне теперь ее отмазать?
– Настя, она умерла… – Даша, не отпуская меня, шепчет прямо в ухо. – Ариночка наша умерла…
Я резко отдираю от себя горячую Дашкину щеку и смотрю ей в лицо.
– Что? – Я даже усмехаюсь. – Я тебе не верю. Да она просто загуляла где-нибудь в клубе, скоро придет! Ты звонила ей? Я сейчас сама позвоню.
Бросаюсь в кухню, надеясь найти мобильник в том месте, где была в последний раз. Даша пытается удержать меня за руку.
– Настя, она умерла.
В кухне телефона нет. Бегу в свой закуток.
– Ночью она сбросилась с Кричащей Башни.
Выхожу из-за шкафа. Телефон, видно, мне не понадобится.
– Что?! Почему? Что случилось? – Теперь я сама хватаю Дашу – прямо за края пушистого капюшона. – Что с ней произошло?
Дашка ревет и пожимает плечами:
– Ничего толком не знаю! Она сбросилась с общего балкона этой дурацкой Башни! Господи, почему ее не снесли… эту Башню… там балконы… не закрываются…
Она рыдает, закрывая лицо руками.
– Мы надеялись, что ты как-то прояснишь ситуацию.
Эта фраза принадлежит рыжему, о существовании которого я успела забыть. Он все еще стоит у закрытой двери и выглядит хоть и серьезным, но довольно спокойным. Не удостаиваю его ответом, вновь повернувшись к Даше.
– Проходите в комнату.
Рыжий тут же разувается и расстегивает парку. Даша в обуви проходит до трюмо, стоящего у стены между коридорчиком и кухней, и присаживается на него. Она перестает плакать и тоже смотрит на меня серьезно и настороженно.
– Дима прав, – говорит она. – Я надеялась, что ты скажешь, почему она… – Снова порция слез. – Вы ведь лучшие подруги… Почти сестры! Она ни с кем так не дружила, никогда. Только о тебе и говорила. Ты же как член нашей семьи!
Я вдруг чувствую, что во мне вскипает злость. Значит, Даша с каким-то рыжим Димой примчалась ко мне ночью не потому, что умерла моя лучшая подруга (боги, это просто не может быть правдой!), а чтобы выяснить почему! Шерлок Холмс и доктор Ватсон, мать вашу за ногу.
Кипящие внутри эмоции, как всегда, выплеснулись холодом.
– С чего вы, – я намеренно подчеркнула это «вы», – решили, что я знаю?
Мой ледяной тон подействовал на Дашу как ушат воды, вылитый на голову. Она уставилась на меня.
– Ну… – пролепетала она.
– Неужели ты думаешь, – перебиваю я, – что если бы я знала, что Аринка решила покончить с собой, то сидела бы спокойно дома и даже не попыталась бы ее остановить?
– Я не это имела в виду! – в отчаянии кричит Даша, и я чувствую легкий укол совести. – Но ты же знала все, что с ней происходит! Может, ее кто-то обижал или у нее были проблемы в институте…
Обижал – Аринку? Ха! И какие проблемы в институте могут быть у старосты курса?
– И я не могу дозвониться до Макса. Может, они поссорились?
Покончить с собой из-за парня, которого собираешься послать подальше? Тоже мимо, Дашенька. Как ты плохо знаешь свою любимую сестренку.
Стою и качаю головой. Нет, нет, все не то.
– Как это произошло? – спрашиваю я наконец.
– Ничего толком не знаем. Около часу ночи ее нашли у этого чертового дома, прямо на снегу… Полиция говорит, что она сбросилась с общего балкона, скорее всего, с самого верхнего – двенадцатого – этажа. Там нашли ее сумку.
– А телефон?
Перед глазами всплыл модный телефончик с изящным цветком на чехле-бампере – Аринкин мобильник.
Даша пожала плечами:
– Не нашли. Номер недоступен.
Понятно. Мы не узнаем, с кем созванивалась Аринка перед смертью. Аринка и смерть? Эти слова вообще не укладывались в одном предложении.
– Она ушла из дома около пяти – сказала, что гулять. Мама даже не спросила с кем. Она же всегда гуляла с тобой или с Максом, больше ни с кем особо не общалась. Ты не видела ее?
Нет, не видела. Аринке вчера было не до меня. Но вслух я ничего не говорю. Рано пока раскрывать рот.
Даша с рыжим потоптались у меня еще с минуту, строя предположения одно безумнее другого. Потом Даша сказала, что ей нужно быть рядом с мамой и отцом, они недавно приехали с опознания. Мы договорились созвониться позже. Уходя, Даша наконец представила мне рыжеволосого:
– Это Дима Суханкин, мой друг. Мы с ними соседи по даче. Наши родители дружат. Не знала, кому еще позвонить…
И что этот дачник делает тут сейчас? Никогда о нем не слышала, тоже мне, друг семьи. Они ушли, и я остаюсь одна. Несколько раз громко всхлипываю, но какая-то трясучая злость не дает мне плакать. Аринка умерла. Я несколько раз мысленно и вслух проговариваю эти два слова, как будто пробуя их на вкус. Что теперь будет с моей жизнью?
Устав бессознательно слоняться по комнате, прихожу в кухню.
На столе стоит бутылка, тарелка с сыром и две рюмки. Одна из них налита доверху. Я взяла ее, подержала в руках – стекло было ледяным – и одним глотком опустошила.
Аринка умерла. Теперь эта фраза кажется мне самым естественным словосочетанием в мире.
Глава 2
– Я хочу другой жизни, – говорит Аринка и привычным жестом подкручивает едва выраженный локон. – Для нас обеих.
Мы сидим на пустой трибуне у футбольного поля. Середина сентября балует солнечными вечерами, и если на мгновение забыться во времени, то кажется, что все еще лето. Трибуна – несколько рядов деревянных ступеней, краска на которых давно облупилась и слезала кусками, – занимает ту сторону поля, что скрывается в тени высоких деревьев. По полю носятся мальчишки – у них тренировка, но на самом деле они просто играют в свое удовольствие, не особо заботясь об отработке удара или технике обвода противника.
– Я хочу, – продолжает Аринка, – жить в большом и красивом городе, в Москве или в Питере, да, особенно в Питере – клубная столица! Говорят, там сам воздух дезинфицирует от прошлой жизни, там только и хочется, что творить и мечтать… Я там точно стану модельером или писательницей – а что? У меня столько всего в жизни было – на десяток книг хватит!
Дружные крики на поле привлекают наше внимание. Мальчишки мечутся у ворот, секунда – и Макс забивает гол. Его команда скачет от радости, кто-то обнимает его за плечи – у меня бы от таких объятий хребет сломался, – все орут, как ненормальные. Макс смотрит только на Аринку. Он тычет в нее пальцем, вытянув руку, мол, этот красавец гол я посвящаю тебе, дорогая. Аринка дарит ему улыбку, и только я замечаю за ней снисходительную насмешку.
– Мы с тобой жили бы в большой квартире-студии, отделанной под лофт. Это модно и так… стильно.
– Мне не нравятся лофты, – подаю голос я, – слишком грубая обстановка и давящая атмосфера. Лучше квартирку под самой крышей, чтоб из окна касаться серого питерского неба, а с утра сидеть на подоконнике и пить кофе…
Аринка смеется:
– Вот кому книги надо писать!
Я отколупываю кусок краски и принимаюсь крошить его в руках.
– А вообще, да, в Питере классно! Вечные сумерки, воздух, сотканный из дождя, все как я люблю. – Прячу ухмылку и поднимаю взгляд на Аринку. Подруга смотрит на меня во все глаза.
– Настя! Ты была в Питере?
– Ага, – киваю я, безучастно наблюдая за полем.
Люблю такие моменты. Аринка не знает о моей прошлой жизни ни-че-го, а когда ей кажется, что она начинает что-то понимать, я выдаю ей вот такую деталь, которая повергает ее в шок. Чувствую на себе ее потрясенный взгляд еще несколько секунд. В это время она раздумывает, расспросить ли меня поподробнее или оставить в покое. И, как всегда, решает не расспрашивать. За это я люблю ее больше всего.
– Я хотела для нас другой жизни. Но теперь я умерла, а ты будешь одна бродить в этом декабре, путаясь в сугробах, вокруг Кричащей Башни.
Я удивленно поворачиваю голову и вижу Аринку: ресницы ее покрыты инеем, волосы седы, а щеки настолько бледные, что кажутся прозрачными. Она глядит мимо меня мертвыми глазами и не моргает. Оглядываясь, я вижу, что поле пусто и заметено снегом. Начинает резко темнеть.
Снова смотрю на Аринку, она бездвижна, и взгляд ее словно размыт. Рядом со мной – мертвец. Я дотрагиваюсь до ее плеча, и она начинает заваливаться на бок, точно огромная неловкая кукла…
Я просыпаюсь.
В первую секунду я пытаюсь понять, что явь, а что – сон, и правда ли приезжала Даша, а Аринка, пьющая со мной водку, только приснилась, или все было наоборот?