Она снова бросает взгляд на оставленную мной компанию.
– А вы с Ванькой тоже давайте, не теряйтесь! Я всегда думала, чё вы не мутите? Всегда же вчетвером тусовались.
Четыре раза, Женя. Всего четыре раза я была с ним в одной компании. Сегодня – пятый.
Она кокетливо поправляет волосы, оглядывается на парковку и бросает на меня выразительный взгляд. Я вижу: над неприметными старыми иномарками и замызганными «Ладами» возвышается черный джип. Женя хихикает:
– Я тут с Радмиром. Приехали шары погонять.
Я чувствую, как она смакует каждое слово. Во мне начинает зарождаться злость, но добрый старый «Джим Бим» все же побеждает. Сегодня я не хочу думать об Аринкиных делах.
– Мы помирились, – продолжает доверительно шептать Женечка, словно я ее лучшая подружка.
Черт, что же я делаю? Шушукаюсь с Женей – главной Аринкиной завистницей, распиваю вискарь с Риткой, которую Аринка считала своим врагом, чувствую себя как на празднике в день ее похорон! Аринка не простит. Она обязательно отомстит мне. Прошу, Ариночка, можно я буду счастливой?
– Ты же не злишься на меня? – Женя по-детски надувает губы.
Я усмехаюсь:
– Какая теперь разница.
– Он же не принадлежит ей, верно? – Женя выдает короткий смешок. – Он мой. И Макс ей не принадлежит. И ты.
Она вдруг становится серьезной. И кажется совсем не пьяной.
– Что же вам теперь в могилу с ней ложиться? Согласись – мы все вздохнули с облегчением, когда ее не стало. Мы все. Ты вон как расцвела. Макс наконец на своем месте – с девушкой его уровня. И он с ней будет счастлив. Радмир ко мне вернулся. Мы все стали счастливее.
Я ошарашена ее откровениями. Зачем она говорит это мне? Так думать – предательство!
Взгляд Жени тяжелеет. Я вспоминаю наш разговор в кафе и какой испуганной она тогда была. И понимаю – этот страх никуда не делся.
– Вот только она ни за что не оставит нас в покое, да? Не надейся.
Она наклоняется ко мне, и я интуитивно делаю ответный жест. Она шепчет мне в ухо:
– Аринка жива.
Я отшатываюсь и смотрю на нее с глупой улыбкой:
– Ты что несешь?
Женя морщится – кажется, она вот-вот разревется. Но вместо этого принимается глупо хихикать, снова надевая безобидную пьяненькую маску.
– Тупость, правда? – говорит она. От смеха на ее глазах выступают слезы. – Этого же не может быть, да?
– Жень, мне кажется, ты слегка перебрала.
– Это точно! – Женя продолжает смеяться. – И знаешь что? Я не собираюсь останавливаться. Набухаюсь до чертиков! Ладно, мне пора. Любимый ждет! Всем пока!
Последнюю фразу она говорит громко, но на ее «пока» отвечаю только я. Женя, пошатываясь, ковыляет к джипу, а я возвращаюсь к своим.
– Что ей было нужно? – хмуро спрашивает Макс. Я неопределенно машу рукой:
– Перепила.
И думаю: черт, только бы Макс не увидел машину Радмира. Начнутся вопросы, или чего доброго, по пьяни захочет разобраться с ним. Не хочу снова возвращаться к этой теме.
– Насть, они тут список гостей на Новый год обсуждают, – орет мне Ритка, и я понимаю, что перепила не только Женя. – И ты представляешь… Там куча каких-то левых девчонок…
Макс хватает ее и пытается свалить в снег. Ритка хохочет и взвизгивает. Отличные поминки.
Я поворачиваюсь к Ване.
– Что еще за гости? – Тон чуть вызывающий, хотя я и пытаюсь держаться отстраненно.
– Да пара наших друзей. Нормальные ребята, не переживай.
Он обнимает и снова целует меня. На этот раз поцелуй длится дольше – Макс с Риткой отвлечены своей возней. Я чувствую, как слабеют ноги, но Ванька крепко меня держит.
– Настя! – зовет Ритка, и мы вынуждены оторваться друг от друга. – Пошли со мной, мне нужно кое-что тебе сказать!
– Что? Зачем? – недоумеваю я. Парни смеются, а Ритка закатывает глаза:
– Да в туалет я хочу, идем.
Она хватает меня за руку и тащит за собой. Прекрасно. Я теперь буду караульной, пока Ритка писает за углом.
Пока мы идем, она болтает без остановки:
– Ты знаешь их компанию? Там какие-то телки будут, ну, на Новом году. Знаешь их? Мне это не нравится. На фиг нужны, да? Отметили бы вчетвером. А то телки какие-то…
Я помалкиваю и ковыляю следом. Мы проходим между домами, я останавливаюсь возле угла, там, где свет фонарей граничит с мраком внутренних дворов. Ритка исчезает в темноте, и я слышу ее бормотание:
– А ты не хочешь? Я щас. Подожди, ладно? Только не пускай сюда никого!
Как странно – мы дошли только до угла соседнего дома – я вижу внутреннюю стену Башни, вижу даже несколько огонечков свечей, горящих у другой ее стены, но здесь будто все по-другому. Тихо, темно, сюда не долетает гул толпы, да и толпа, кажется, начинает редеть, народ рассасывается. Время уже позднее. Оглядываю Башню с верхушки до подножия – и как там люди живут и спят спокойно? А тут еще Эмка своей бурной деятельностью окончательно превратила этот дом в могильник.
Я вижу круг света – с той стороны, где горят свечи и лежат игрушки, большая площадка между стеной Башни и парковкой боулинга. Передо мной – шагах в двадцати – внутренняя стена Башни и единственное подъездное крыльцо, над ступенями горит фонарь, у подъезда никого нет. Угол дома теряется во мраке. Но вдруг мне кажется, что там кто-то стоит. Кто-то прячется там, за кругом фонарного света. Я вглядываюсь и начинаю различать: розовый пуховик, длинные светлые волосы… Тонкие ножки в капроновых колготках… По телу начинают бежать мурашки размером с бегемотов. Я делаю несколько шагов ближе. Точно, кто-то стоит. В розовой («она пудровая!») курточке, едва прикрывающей зад. Светлые волосы свободно спадают, укрывая плечи…
Она поднимает руку и машет мне.
Ноги подкашиваются, и я едва не сваливаюсь в снег. Пытаюсь бежать, но тело меня не слушается – такое состояние бывает во сне. А может, инстинкт самосохранения не дает мне подойти ближе. Делаю несколько неловких шагов, и тут меня кто-то хватает.
– Леди, да вас уже качает, – произносит Ванька, и вновь его крепкие объятия наполняют меня живительной энергией. Я смотрю на него в испуге, рядом возникает Макс:
– Ну чё вы тут застряли?
Ванька ловит мой панический взгляд и спрашивает:
– Все нормально?
Я смотрю в сторону темного угла Башни и никого не вижу. Закрываю глаза и прижимаюсь к Ванькиной груди. Позади раздаются шаги: Ритка.
Мы возвращаемся на площадку, народа почти не осталось, время, наверное, приближается к полуночи.
– Ну что, поедем? – спрашивает меня Ванька.
Я не хочу домой, там меня охватит страх и паника и тоскливые мысли. Что я видела? Я пьяна. Это моя совесть заставляет вспомнить, что сейчас самое главное в моей жизни.
Я измученно киваю в ответ. Он обнимает меня, отгораживая от всех и вся.
– Что случилось? – шепчет его голос мне в ухо. – Не переживай, все будет хорошо, я обещаю. Завтра идешь в институт?
– Да.
– К первой паре?
– Да.
– Заберу тебя в полдевятого? Буду ждать возле подъезда.
Спасибо, боженька. Ради этого стоит пережить все кошмары предстоящей ночи.
Мы идем к машине, и Ванька сажает меня вперед, между тем как Макс с Риткой устраиваются на заднем сиденье. Я уже заранее знаю, что он отвезет сначала их – Ритку в соседний двор, а Макса – в старый город. Перед тем как я останусь один на один с этой ночью и всеми ее вопросами, я еще прокачусь с Ваней по ночному городу, он еще поцелует меня в своей машине перед тем, как отпустить домой.
Но я пока не знаю, что предстоящее утро будет гораздо кошмарнее, чем ночь.
Мы уезжаем, и вскоре возле Башни никого не остается. В два часа ночи гаснут фонари. Гаснет последняя свеча, зажженная Эмкой-художницей в память об Аринке. Игрушечные мишки сидят вдоль стены, глядя глазами-пуговицами на грязный снег, на лежащее перед ними бездыханное тело Женечки Лебедевой. Только они и слышали, как секунду назад Башня закричала.
Глава 10
Август текущего года
Прошло уже пять дней с тех пор, как мы сюда приехали. В Арслан. Убравшись из моего родного города, прибыли в родной город матери.
Я лежала на детской кроватке – слишком узкой и маленькой, и даже во время коротких провалов в сон я бессознательно боялась свалиться на пол, а ступни все время упирались в деревянную спинку. Сегодня снова не получалось уснуть.
Из-за приоткрытой двери доносились голоса и свет: мать со своей сестрой (никак не могу привыкнуть к мысли, что у меня есть тетка) пили вино на кухне и говорили слишком громко, я таращилась в потолок и невольно слышала каждое слово.
– Сама виновата – Тетка завела любимую пластинку. Она была младше матери на восемь лет, но явно считала, что возраст не показатель мудрости. Я в принципе с ней согласна. – Что ты хотела от такого кобеля? Кто предал раз, тот предаст и дважды. Горбатого могила исправит.
Они говорили о моем отце. «Предал раз» – это о его первой семье. Я пять дней в Арслане, и этот город макнул меня в прошлое семьи по самую шею. Из разговоров, из неохотных признаний матери я наконец узнала, что мой любимый папочка (иначе я его и не называла с тех пор, как научилась говорить), на самом деле «кобель», «козел», «скотина» и «тварь». Правда, раньше мать это устраивало, ведь благодаря этим его качествам она смогла увести отца из его первой семьи. О наличии «первой семьи» я тоже узнала недавно.
– У меня есть братья или сестры? – спросила я ошеломленно.
Мать посмотрела на меня с обидой и ответила:
– Да какие они тебе братья и сестры?
Так я толком и не узнала, что там за «первая семья».
Я знала, что мама с папой познакомились не в нашем городе, что раньше они жили «на Урале» – и это место представлялось мне сказочной деревушкой, засыпанной снегом. Как на старых советских открытках, которые я видела в историческом музее. Мама, рассказывая о прошлом, всегда говорила со сверкающими глазами: «А потом мы оттуда сбежали. Ото всех сбежали. Да, Слав?» Мой отец усмехался и кивал. И я даже иногда ревновала маму к отцу – моему любимому папочке! – как это так: у них была жизнь до меня? Причем, судя по сияющему лицу матери, – жизнь,