Мазитов представляет товарищей: лейтенант со сложной фамилией и институтский психолог (указывает на Сову). Сроду не знала, что у нас таковой имеется.
Дяденька полицейский, кратко поведав то, что нам и без него известно (ночью погибла ваша однокурсница), бросает испытующий взгляд на аудиторию:
– Может, кому-нибудь из вас что-то известно, или, может, вы знаете что-то, или, может, вы видели что-то…
Он долго перечисляет все имеющиеся в его арсенале «может» и «что-то».
Когда он заканчивает, Марька тянет руку.
– Да?
– Я вот хотела сказать, что была вчера вечером возле этого дома.
– Вы виделись там с Еленой?
– Евгенией, – автоматически поправляет бравого лейтенанта Мазитов.
– Нет, но я там была, возле дома, откуда она сбросилась… Я просто подумала, вдруг вы ищете свидетелей…
– Там вчера полгорода было! – громко и насмешливо шепчут с задних парт. Марька оборачивается и бросает туда злобный взгляд, который успевает зацепить и меня.
– Мы ищем тех, кто видел Елену… то есть Евгению.
Мазитов жестом руки заставляет Марьку сесть. Полицейский продолжает размеренно выдавать свои «может»:
– Может, кто-то знает, куда она вчера ходила, с кем встречалась…
Он тянет окончания с характерным акцентом: ходила-а-а-а, встречала-а-а-ась… И это «а-а-а» вспарывает мне нервы. Я ерзаю на стуле, буравя взглядом Женечкиних фрейлин. Неужто она никому не сказала, что идет на свидание с любимым Радмирчиком? Вот сейчас одна из них поднимет руку, скажет, что знает кое-что об этом, и тогда Радмиру конец. Полиция накинется на него, как утка на дождевого червя.
«Молчите, сучки, молчите», – мысленно твержу я, сидя как на иголках.
И сучки молчат.
Парень в форме пишет на доске номер своего мобильника. Слово берет психолог. Она представляется и говорит, что если у кого-то проблемы (у меня, теть, у меня!) и «плохие мысли», то мы всегда можем обратиться к ней за помощью, в сто девятый кабинет в любое время. С десяти до двенадцати. Точнехонько во время нашей второй пары.
Впрочем, останься мы с этой Совой вдвоем на необитаемом острове, у меня и то не возникло бы желания просить ее о помощи.
После того как гости откланялись, Мазитов решает толкнуть вялую воспитательную речь о том, как деканат в его лице опечален и обеспокоен произошедшими событиями и что все мы теперь – а некоторые особенно! – под его пристальным вниманием. Звучит как угроза.
Выходя, он медлит, выискивая меня в толпе. Секунду мы смотрим друг на друга, как удав на кролика. После чего удав важно выползает из аудитории.
На перемене народ не торопится уходить. Уточнив у соседки по парте, узнаю, что следующая пара тоже будет в этой же аудитории. Решаю пройтись до туалета, до расписания и взглянуть, в каких дебрях института сегодня обитает Ванька. Мысли о нем не дают мне покоя.
Проходя мимо Марьки, я слышу, как она толкает речь собравшимся вокруг нее ребятам из нашей группы:
– Народ, нам нужно выбрать старосту, потому что в преддверье сессии очень много организационных дел!
– Да ты уже и так их выполняешь, Марин! – пищит Аксенова.
Слышу вялые слова поддержки от одногруппников. Если можно назвать таковыми фразы «да нам пофиг», «давай вот ты и будешь!». Ну что ж, Чуркина, поздравляю, отличная предвыборная кампания и результат впечатляет.
Не сбавляя шага, прохожу мимо, выхожу из аудитории и в коридоре замечаю Ваньку. Увидев меня, он идет навстречу.
Я внутренне томно вздыхаю: какой же он классный! Сегодня на нем белый джемпер, и Ванька выглядит как принц из сказки.
– Привет, а я к тебе, – говорит он, подходя ближе и осторожно прикасаясь к моим рукам. – Только узнал про Лебедеву. Ты как?
Чувствую, как таю под его теплым взглядом, и, поддавшись порыву, прижимаюсь к груди. Тонкая шерсть его свитера такая приятная на ощупь! От него по-прежнему пахнет «Лакостой», но уже не так остро, как вчера. Он заключает меня в объятия.
– Нормально, – бормочу я, все еще не отнимая головы. Чувствую, как он целует меня в макушку, и жмурюсь от удовольствия. Боги, я сейчас, наверное, похожа на уличную кошку, которую почесал за ушком милосердный прохожий.
– Она же вчера была там, у Башни? Говорила с тобой, все было хорошо? – спрашивает Ванька. Я неохотно высвобождаюсь из кольца его рук. Поправляю волосы.
– Вроде да. Она была пьяная. Слушай, я никому не говорила, что видела ее. К нам мент приходил и замдекана. Не хочу никаких допросов. Я и так измотана.
– Конечно! – Он снова прижимает меня к себе, но быстро отпускает. – Я понял. Мы не будем об этом распространяться.
Чтобы не стоять возле дверей, мы медленно идем по коридору в сторону окна. Замечаю взгляды девчонок со своего курса – одобрительные, даже восхищенные. Безрезультатно пытаюсь усмирить глуповатую улыбку.
– Ты из-за этого ушла сегодня пораньше?
– А? Да… Маринка позвонила. Я не усидела дома. Слишком много эмоций. Хотелось с кем-то поговорить…
– Надо было мне позвонить! Я бы приехал.
Нет, не надо. Я и так в твоем присутствии глупею на глазах и превращаюсь в Наташу Ростову, балансирующую на краю эйфорийной пропасти.
– Ты можешь звонить в любое время. Я тут же примчусь.
Продолжаю улыбаться в ответ. Кажется, я разучилась складывать слова в связные предложения.
– Ладно.
Мы останавливаемся у окна. Я разглядываю пейзаж, а Ванька – меня. Чувствую его взгляд на своей щеке.
– Что говорят однокурсники? Это никак не связано с Аринкой?
Аринка. Почему, что бы ни происходило в моей жизни, куда бы ни вела линия сюжета, она неизменно замыкается на Аринке?
Поворачиваю голову и смотрю на Ваню. Под моим пристальным взглядом он слегка краснеет. Словно я поймала его с поличным, заметила деталь, которую он хочет скрыть. Мне кажется, что если я задам сакраментальное: «Почему ты о ней спрашиваешь?» – он начнет мямлить и путаться в словах.
– Не знаю, – жму плечами и продолжаю смотреть на него.
– Просто… В день ее похорон… Ну не знаю, может, Лебедева чувствовала вину? Они же вроде не в восторге друг от друга были…
Мягко говоря.
– Это да. Но у Аринки было много злопыхателей. Женя не особенная.
Но Радмир – да. И Женя была у Башни в день Аринкиной смерти. Она видела, как ее любимый парень уехал с другой. И Макс видел ее там. Может, она тоже дождалась Аринку? Позвала ее на разборки, мол, пошли-ка, покурим на общем балкончике, обсудим, как мужика будем делить. Слово за слово, и… А потом неупокоенный Аринкин дух, помахав мне рукой, отомстил Женечке?
Не было там никакого неупокоенного Аринкиного духа. Только беспокойная пьяная Настя, и все.
– То есть у Аринки не было проблем?
Какой странный вопрос. И снова, якобы обсуждая мотивы Жени, он сводит тему к Аринке. Я смотрю на Ваню, и он отводит взгляд.
Что ты делаешь в Аринкином списке, милый принц? Как тебя занесло в блокнот под черной обложкой?
Глава 12
Когда события выходят из-под контроля и вертятся вокруг тебя, точно стервятники, примериваясь, куда бы побольней ударить, невольно думаешь: какой момент жизни стал поворотным? Когда и что именно пошло не так?
Когда мой отец впервые заметил, как постарела мать и неплохо было бы обменять ее на двадцатилетнюю девицу, которая красит губы помадой со вкусом ягодного леденца?
Когда мать решила гордо уехать из нашего города в уральскую глушь, беспечно надеясь, что отец опомнится и помчится нас возвращать?
Когда первого сентября Аринка увидела на мне туфли от Маноло и я попала под ее пристальное внимание?
Когда мы узнали, что скрывает о себе Ванька, не желая ставить друга в неловкую ситуацию?
Каждое из этих событий, да еще в совокупности с мелкими деталями, вело нас к одной большой беде? По каким бы дорожкам мы ни пошли, какими бы тонкими тропами ни петляли, все они неизменно приводили к восточной стене Кричащей Башни.
Один из ключевых поворотов произошел в самом начале декабря.
В первые зимние выходные мы с Аринкой встретились в торговом центре. Он в Арслане единственный, который и правда можно было так назвать, все остальные подобные магазины находились где-то на цокольных этажах и напоминали лабиринт клетушек, в которых торговали дешевым шмотьем, посудой, колбасой и кошачьими кормами. Но здесь, в «Фабрике», все было более-менее цивильно: четыре просторных этажа, общероссийские бренды типа «Бифри» и «Зары», фуд-корт на четвертом уровне, лифты с серебристыми дверями, эскалаторы и приличный японский ресторанчик «Барракуда».
Аринка хотела присмотреть платье на Новый год, да и вообще «поглазеем на витрины, навеем себе праздничное настроение». Торговый центр был украшен новогодними атрибутами еще с конца ноября. Тогда мы уже решили, что мы будем встречать Новый год у Ваньки, и я все думала, почему мне кажется, что я порхаю, а не хожу по земле.
Мотание по торговому центру с пустым кошельком и осознанием, что примеряй не примеряй ничего не купишь, для меня было ситуацией новой и непривычной. Никакого удовольствия. Я забавлялась, замечая, что Аринка наблюдает за мной и хватается за те модели, на которые я обращаю внимание. Не сказать, что Аринкин собственный вкус был плох, но мой стиль ее частенько восхищал. Она так и не дожила до дня, когда мой гардероб выйдет из моды, а платья и обувь износятся. Впрочем, я пока тоже не дожила.
Аринка торчала в примерочной, демонстрируя одно платье за другим, пока я сидела на кожаном пуфике, прислонившись к стене и давала скудные комментарии.
Слишком вычурно.
Слишком пошло.
Слишком много стразов.
– Тебя послушать, так Новый год я должна встречать в хиджабе! – ворчала Аринка за шторкой. – Новый год – это яркий веселый праздник, а не поминальная служба. Ты сама-то в чем пойдешь?
Я билась над этим вопросом с того дня, как узнала, что мы будем все вместе у Ваньки. В тот же день я перемерила все возможные варианты. Остановилась на любимом черном платье с открытыми плечами, без рукавов. Приличная длина до колен смягчает вызывающую открытость верха и делает меня эдакой сексуальной леди. Платье засветить случая не было, и я уверена, что от моего образа попадают все – и Аринка первая.