– Твою Аринку хоронили в открытом гробу?
Мне становится смешно от этого «твою». Да, а твою Женю? У каждой теперь по своей покойнице.
– Да, – отвечаю, подавив глупые смешки, готовые вырваться наружу.
Сначала я не догоняю, почему она задала этот вопрос. Может, сравнивала, насколько наших с ней девочек покорежило при падении с Башни. Но потом до меня доходит.
– Аринка точно умерла, – говорю я спокойным голосом. – Можешь не сомневаться.
В этот момент подходит Ванька, за ним маячат Ритка с Максом.
– Ты где была? – спрашивает он.
– С Дилей разговаривали. – Я киваю в сторону, но Дили рядом со мной уже нет. – Поехали домой.
Глава 14
В то летнее утро, когда мать таки сломалась и отдала мне ключи от отцовской квартиры, я тут же вызвала такси и поехала по адресу, сквозь зубы продиктованному матерью: улица Революционная, 7.
Сидя в дряхлой «десятке» и вдыхая запах нагретого солнцем дерматина, я думала: ну что там может быть такого ужасного, в этой квартире? К какой степени худшего мне готовиться? Полы, обитые линолеумом? Крошечная ванная? Шкаф-купе вместо отдельной гардеробной? Кухонный гарнитур под дерево? Я усмехалась своим мыслям. Все это казалось таким несущественным. Даже если там будут тараканы, клопы, алкаши-соседи и обоссанный кошками подъезд – плевать! Все, чего мне хотелось, – перестать жить на чемоданах, подвести черту, успокоиться и подумать, как жить дальше. Если матери хочется продолжать тешить себя глупыми надеждами – вперед. Значит, нам с ней не по пути.
– Какой подъезд? – спросил таксист, а я вздрогнула, вырванная из своих мыслей, и принялась озираться. Мы приехали неожиданно быстро. Это такая суперспособность маленьких городков.
– Остановите возле первого, – ответила я и зачем-то добавила: – Меня встретят.
Водиле было плевать. Он взял деньги, важно кивнул в ответ на мою благодарность и укатил, ловко развернувшись на крошечной парковке.
Я рассматривала дом, и во мне рос дух оптимизма. Это потом, ближе к ноябрю, я увижу, насколько уныл вид нашей обшарпанной грязно-белой пятиэтажки. А тогда она утопала в густых кустах сирени и зарослях мальв. Уютно колыхалось на волнах тихого ветерка постельное белье, недалеко галдели дети, хором рассказывая считалку, – в общем, уютный дворик, как с картины Поленова.
Номер нашей квартиры – 25. Почему-то я, когда взглянула на адрес, посчитала его счастливым. Революционная, 7, квартира 25. Отличный адрес для отличной новой жизни.
Быстро выяснив, что мне нужен второй подъезд, я вошла внутрь и поднялась на второй этаж. Оптимизм все нарастал. Кошками не пахло, полы и стены были чистыми.
Из-за двери квартиры № 25 орала музыка.
Какое-то время я стояла в ступоре, с зажатым в руке ключом. Уточнила у сбегавшей по лестнице девчушки адрес дома, в подъезде которого я торчала, недоумевая. Она все подтвердила. Революционная, 7.
Меньше всего на свете мне хотелось возвращаться ни с чем в теткину квартиру, и я решила, что лучше разобраться во всем на месте, и храбро нажала кнопку звонка.
Музыку убавили, послышалась возня, и вскоре дверь распахнулась.
Сначала я почему-то увидела коридор. Хотя его сложно было разглядеть из-за массивной фигуры, появившейся с другой стороны порога. Но мой взгляд в первую очередь вцепился в тускло-желтые затертые обои, перешел на грязноватый плафон над лампочкой, торчащей из стены, и, наконец, – на парня. Парадоксальность существования такого красавца в таком убогом интерьере сразу бросилась мне в глаза. Загорелый торс с идеальным рельефом, едва прикрытый черной порослью волос, низкий пояс джинсовых шорт, доходивших до колен, трехдневная небритость на лице и огромные глаза – черные, как ночь.
– Да? – спросил он, смутив меня своим вопросом. Ну что я, право, как малолетка, засмотревшаяся на экранного героя из латиноамериканских сериалов.
– Э… Извините за вторжение… – Господи, Настя, что ты несешь? Какое вторжение? Ты стоишь в подъезде. – Вернее, за беспокойство. Это квартира Вячеслава Нагаева?
Парень выглядел озадаченным.
– Ну, вообще да.
Я слегка расслабилась. Как минимум квартира действительно есть.
– Вы ее снимаете?
– А в чем дело-то?
Я снова смутилась. Устроила тут ему допрос, тоже мне, прокурорша.
– Понимаете, я его дочь. Анастасия. – Сроду не называла себя полным именем, да и на хрен оно ему сдалось? – Мы с матерью переехали сюда, в Арслан. И отец сказал, что мы можем занять эту квартиру.
Я чувствовала себя невероятно глупо. Сцена выглядела так, словно я жду, что мы немедленно, здесь же, поменяемся местами: он такой «ну ок» и выйдет в подъезд, а я зайду в желтый коридор и захлопну дверь.
Парень между тем резко выдохнул, почти фыркнул. Быстрым жестом пригладил макушку, потер лоб.
– Заходи, сестренка, хоть познакомимся. – Он шире распахнул дверь, приглашая меня внутрь. Обращение «сестренка» – слишком вальяжное! – мне не очень понравилось, но бархатный взгляд его цыганских глаз сгладил момент. Я медленно вошла и спросила, наблюдая, как он поворачивает собачку дверного замка:
– Так вы снимаете?
Он бросил на меня насмешливый взгляд:
– Да нет. Наш папаша разрешил мне тут пожить. Не ожидал, что он даже не соизволит сообщить, что мне пора собирать манатки.
Тут до меня начало доходить. Парень между тем сделал широкий жест в сторону комнаты.
– Проходи, хоть кофе попьем. Потом я вещи соберу. Я, кстати, Радмир. Ты хоть знала о моем существовании?
Но я оставалась стоять на пороге, точно вкопанная. Мой потрясенный вид его развеселил.
– Вот люди, а? Нарожали детей и хоть бы перезнакомили их между собой!
Он пошел в комнату, и мне ничего не оставалось, как двинуться следом за ним.
– Ну вот! – многозначительно добавил он и принялся копаться в шмотках, разноцветной кучей лежащих в кресле.
– Вы его сын от первого брака? – разгадала я наконец загадку.
– Ага, точно! Так это и называется, – ответил он, не прерывая своего занятия. – Чертов телефон!
Он наконец выудил мобильник, потыкал пальцем в дисплей и поднес к уху.
– Чай, кофе? Я, пожалуй, вискаря бахну.
Я, пожалуй, тоже. Кивнула и с усмешкой показала большой палец: идея, мол, во! Он тоже ухмыльнулся и посмотрел на меня с большим дружелюбием.
– Привет, – сказал он трубке. Я сделала вид, что оглядываю комнату, и подошла к книжному шкафу. Хоть какая-то иллюзия невмешательства в чужой разговор.
– Слушай, тут дочка твоя приехала. Говорит, ты им с матерью квартиру отдал. Ну. Да, сейчас. Нет, еще здесь. Насть, поговоришь?
Я повернулась и увидела, что он тянет мне трубку. Какое-то время мешкала, переводя взгляд с трубки на парня, и в итоге отчаянно замотала головой.
– Не хочет, – прокомментировал Радмир в трубку. – И я ее понимаю. Что за дела-то? Вторую семью тоже просрал?
Радмир покосился на меня и ушел за стенку – в закуток, который в этой квартире служил кухней. Я все равно слышала обрывки фраз, но мне было плевать, о чем они там говорят. Оставшись одна в комнате, я наконец смогла по-настоящему осмотреться. И ужаснуться. В крошечной комнате, которая служила и гостиной, и спальней, развернуться было негде. Все стены заняты мебелью – диван, похожий на дохлого динозавра, покрытая пылью «стенка», хранящая неуклюжие деревянные шкатулки, огромную ракушку с кривой надписью «Сочи – 007» и кучу другого хлама. Дальше в углу – ком кресла, давно потерявшего форму, брат-близнец которого стоит прямо при входе – тот самый, что служил парню (моему брату – ха!) вещевой тумбочкой. Шторы, завязанные узлом, открывали взору заваленный балкон – старая плита, обломок велосипеда, в общем, все как в старых анекдотах.
Радмир вернулся из кухни, хмурясь и уставившись в телефон. Я молчала, я видела, что он ничего не пишет и никому не звонит – просто перелистывает «столы» на экране. Наконец он уселся на подлокотник своего кресла-тумбочки и выдал:
– Гандон.
Потом взглянул на меня и извинился. Я пожала плечами:
– Да ладно. Он и правда тот, кем ты его назвал.
Радмир провел ладонями по лицу, будто подводя черту под переживаниями и решив перейти к делу.
– Ну, – хлопнул он себя по коленям, – надо собирать вещи.
Я чувствовала себя ужасно неловко. Собиралась сказать, что, мол, он может не торопиться, но прикусила язык. Вдруг он уцепится за это вежливое предложение, и сбор вещей затянется на неопределенное время. Глазки глазками, а нам с матерью тоже нужна эта квартира.
– Тебе есть где жить? – осторожно спросила я.
Он удивленно посмотрел на меня, рассмеялся и подошел к шкафу, по пути взъерошив мне волосы на макушке. Это был такой внезапный и одновременно естественный жест, что я даже не отшатнулась.
– Не переживай, сестренка. Найду что-нибудь. Отец с твоей матерью что не поделили-то?
Я наблюдала, как он, вытащив из шкафа серую спортивную сумку, принялся набивать ее шмотками.
– Помоложе нашел, – жестко сказала я. Радмир на секунду замер и пробормотал:
– Да, это он горазд, – и добавил громче: – Куда уж моложе-то? Твоя маман, как я знаю, лет на десять его младше?
– На двенадцать, – поправила я и подошла к балкону. Вид умиротворял.
– А новая?
– Моя ровесница.
«И моя подруга», – добавила я про себя. Память тут же подкинула искаженное от злости лицо матери и ее крик: «Это ты виновата!»
– Слушай, – я наконец отвернулась от окна и посмотрела на Радмира. Он закончил набивать сумку и теперь сворачивал в огромный куль постельное белье и полотенца. – Ты там что-то про вискарь говорил?