Я в классе ни с кем не дружила. Нет, я не была забитой отщепенкой, просто мне всегда было интересней с ребятами постарше. Лучшие подруги – двоюродные сестры с отцовской стороны. Они все уже учились в институтах, и именно с ними я таскалась по клубам и впискам.
Анжелика – Анжелика Александровна! – провела у нас около десяти уроков и одно мероприятие – рождественскую пьесу. Она была очень хорошенькой: фигуристая блондинка с жемчужными зубками и длинными ногами. Правда, хоть шмоточки на ней были модные, но мой наметанный глаз сразу разглядел за стильными джинсами и изящными блузочками работу китайских подвальных модельеров. Позже я узнала, что жила она в общаге, будучи родом из какого-то близлежащего Зажопинска.
На уроках она только и делала, что восхищалась моими волосами, осанкой и блестящими знаниями русской литературы. Вот где Настя Нагаева попала, как кур в ощип! Потоки лести вскружили мне голову – чего ждать от семнадцатилетней девчонки, которую все вокруг считали заурядной? Да, я была золотой молодежью, с богатыми родителями и отменными перспективами, – но никто никогда не видел во мне ни роковой красотки, ни талантливой умницы. Кроме Анжелики Александровны. С ее подачи я стала звездой класса, в спектакле, поставленном ею, – Богиней Зимы. Богиней, слышите? Больше я никогда таковой не буду. На переменах она жалась ко мне тонким бочком, хихикала и шептала на ухо всякие сплетни о наших учителях. На нас все смотрели с восхищением. Вскоре я пригласила ее к себе. В свой дом. Где и познакомила со своей семьей.
Она быстро стала частой гостьей. Ее практика давно закончилась, но наша дружба только набирала обороты. Анжелика встретила Новый год с моей родней и провела у нас большую часть каникул. Якобы из-за снежных заносов в ее деревню никак не проехать. Мне нравилось ее восхищение мной и моей жизнью, моими вещами. Я подарила ей половину своего гардероба – все сплошь брендовые шмотки. Она пищала от восторга. Мой отец учил ее играть в шахматы.
Однажды в феврале она позвонила и сказала, что подхватила страшный грипп, не хочет никого заразить – особенно меня! – и уезжает на пару недель к родителям. Ее больничный совпал с командировкой отца. Это только потом, летом, в ходе громкого развода мы с матерью узнали, что они вместе летали в Таиланд.
Не знаю, сколько бы еще продолжалось это лицедейство, но однажды – я тогда как раз сдавала выпускные экзамены! – мать застукала их. Отец, как она рассказывала, даже не смутился. В пылу скандала мать крикнула про развод, и папаша радостно ухватился за это предложение. Вот так все и закончилось для нашей семьи.
Анжелика мне даже не позвонила. И не взглянула на меня, когда однажды я увидела ее в отцовской машине – они приехали вместе из ресторана, и отец заехал за сменной одежкой. Он постоянно торчал в отелях, пока мать металась по дому, заламывая руки. Так продолжалось неделю. Развод, если честно, меня не очень страшил – мои одноклассники через одного дети развода. Но я не думала, что все будет вот так.
А однажды ночью мать приказала быстро собираться. Мы похватали все, что попалось под руку, и рванули в аэропорт. Мать решила, что отец забеспокоится и бросится нас искать. Но вместо этого он прислал документ о расторжении брака ей на электронку.
После моего рассказа мы долго молчали. Наконец Радмир взял меня за руку и произнес:
– Ты ни в чем не виновата.
Я кивнула и кисло улыбнулась:
– Скажи это моей матери.
– И, чтоб ты знала, если отец козел, то сын – нет. Насть. Я никогда тебя не предам.
Башня нависает надо мной, как крутая скала над уставшим путником.
Стремительно темнеет, и я, остановившись посреди парковки, вскидываю голову, пытаясь разглядеть балкон на двенадцатом этаже, но предательские сумерки разъедают глаза. Окидываю взглядом окрестности: пустующее крыльцо перед боулингом, куцый ряд машин – все одинакового грязно-серого цвета. Пара прохожих, две девчонки быстро скрываются от наступающей ночи в пиццерии – той самой, где мы с Женечкой вели свой единственный настоящий разговор.
Снова смотрю на Башню и понимаю, что она вызывает у меня неприятный трепет – против моей воли. Я не верю в проклятые места. Но этот дом – место поистине мрачное. Старая панелька прямиком из прошлого века нависла над аккуратным райончиком, состоящим из относительно новых кирпичных домов, выкрашенных в небесно-голубой цвет. Как насмешка, как указующий перст, который напоминает, мол, ничего не в прошлом!
Свечка считается центром, от старого города – кстати, довольно приятное место! – Арслан стал разрастаться именно сюда, на восток, и памятник Неизвестному Солдату вкупе с Вечным огнем и окружающими домами считается если не лучшим районом, то, по крайней мере, удобным.
Но Кричащей Башни это не касалось. Дом оставался полупустым, а квартиры продавались даже не вполцены. Одноподъездная малосемейка, вот что представляла собой Башня. Я теперь знаю, что значит слово «малосемейка», это дом наподобие общаги, где крошечные квартиры налеплены друг к другу, как бусины на нитке длинного коридора. Обитель нищеты, бытовых драм и уголовщины. Теперь, в век ипотек и материнского капитала, никто не купит здесь квартиру. Если только уж совсем от отчаяния.
Что бы там ни говорила Аринка в записке, мы редко тут бывали. Может, раза два. Аринка не любила курить при людях, Макс и Ванька, например, даже не знали, что она покуривала, потому что «современные мужики такие зануды, всем подавай некурящих баб!», но даже стараясь укрыться от лишних глаз, она выбирала места поприятнее: туалет в дальнем крыле института, задний двор кофейни, скамейку на аллейке, скрытую деревьями. В первый раз, когда она предложила подняться на общий балкон Башни ради перекура, я удивилась. «Это дань юности», – ответила Аринка и рассказала, что бегала сюда курить в старших классах. Я помню, как пришла в ужас от запаха старости и сгоревшей еды, обшарпанных стен, от пьяного мужика, которого мы встретили на площадке, и заявила, что больше сюда не приду. Аринка смеялась.
Прогоняя сквозь мысли эти воспоминания, я иду к подъезду. Он с противоположной парковке стороны.
Вот так же сюда шла Аринка в тот, свой последний день. Возможно, этим же маршрутом, хотя вряд ли. Если она шла от своего дома, то путь ее пролегал со дворов. Но с какой стати ее сюда вообще понесло?
Пытаюсь представить себя на месте Аринки. Вот она приехала со свидания. С шикарного свидания – мужик ее мечты, вручив огромную кучу роз, свозил ее на ужин в лучший ресторан. Он оставил ее у подъезда, они, возможно, даже поцеловались. Аринка (по словам Макса) не торопилась заходить. Она подождала, пока отъедет Радмир, закурила – закурила! При Радмире Аринка, естественно, тоже воздерживалась от сигарет, и само собой ей смерть как хотелось затянуться, да тут еще и возможность спокойно, покуривая, обдумать прошедший вечер. Она курила перед подъездом! На фига ей потом тащиться к Башне? Ладно, продолжим. Итак, Аринка курит, представляя безоблачное будущее с Радмиром. Тут появляется Макс, они бурно ссорятся, он дает Аринке по мордам и уходит. Интересно, куда делся букет? Может, она где-то возле подъезда его бросила? Ну да бог с ним. Так вот. Почему Аринка потащилась к Башне? Какой черт ее туда дернул?
Я вхожу в подъезд. Уже знакомый затхлый запах заставляет сморщиться. Пахнет пылью, примитивным варевом, кошачьей (хочется думать, что кошачьей) мочой – в общем, стандартный запах подобных мест. Мне страшно ехать в загаженном дребезжащем лифте, так что я начинаю подниматься по щербатым ступеням. Путь неблизкий, так что лучше не торопиться и выбрать размеренный темп. На мое счастье, в подъезде тихо, кое-где даже горят лампочки. Видимо, еще рано для местной тусовки.
Когда я дохожу до пятого этажа, попадаю в темноту. Так же шла тут Аринка в тот вечер. Что она чувствовала? С какими мыслями поднималась сюда? Улыбаясь и мурлыкая песенку, полная уверенности, что завтрашний день наступит, солнце будет светить для нее, а все проблемы разрешимы? Или сосредоточенно отсчитывала ступени, строя в голове очередной сложный план, с помощью которого она выпутается из своих многоугольников? Или в отчаянии роняя слезы и думая, как висельник перед казнью, о последней сигарете? Думала ли она о том, что эти грязные лестницы станут для нее персональной «зеленой милей»?
Света не предвидится, и темнота буквально поглощает меня с головой, а тишина – оглушает. Я слышу свое сбивчивое дыхание, шорох бесконечных шагов. Придерживаюсь кончиками пальцев за перила, которые ведут меня, как нить волшебного клубка сказочную Аленушку. Отпустишь их, оступишься – потеряешься во мраке. Я точно все еще иду по лестнице в Кричащей Башне? Я сбилась со счета и не знаю, какой прохожу этаж. Может, Башня стала реальной башней с бесконечной винтовой лестницей, уведшей меня в какой-то параллельный и очень страшный мир. Мне кажется, я слышу шаги за спиной. Я в панике останавливаюсь. Прислушиваюсь, стараясь унять собственное хриплое дыхание. Внизу определенно кто-то есть, но я стараюсь себя успокоить. В конце концов, это жилой дом. Да, но почему не хлопают двери, не слышно ничьих голосов? Ничего, кроме этих едва слышных, неритмичных – крадущихся! – шагов? Страх нарастает и буквально подталкивает меня в спину. Мысли носятся в голове, как тараканы при включенном свете. Я в ловушке: вернусь назад – встречусь с крадущимся, рвану вперед – попаду на балкон, с которого один путь – к подножию восточной стены.
В глаза брызгает свет.
На площадке, где я замерла, точно суслик, стоит мужик в старых трико и клетчатой рубашке, который только что включил лампочку на этаже. Над ее тусклым светом цифра десять. Темнота рассеивается, будничный мужик прогоняет мистицизм и бросает на меня хмурый взгляд.
– Здравствуйте, – бормочу я.
Он отвечает:
– Здравствуйте, – и уходит по коридору, возвращаясь в свою квартиру.