«Может, это не мужик, а Харон на этой лестнице-Стиксе», – думаю я в духе своих панических мыслей. Но свет подъездной лампы, озаряющий надписи в духе «Наташка – шлюха», растворяет мои переживания. Я больше не слышу шагов, зато внизу кто-то громко переругивается и смеется.
Полумрак становится иным. Прохладным, синим. Это общий балкон на двенадцатом этаже гостеприимно распахнул двери и впустил в подъезд немного зимней ночи. Лестница заканчивается. Слева и справа от меня раскинул крылья длинный коридор. Впереди, после короткого прохода, я вижу кусочек звездного неба. Обе створки распахнуты настежь, будто любезно приглашая меня выйти.
Я делаю несколько шагов, и тут на меня накатывает запах. Тяжелый цветочный запах, в котором смешались самые густые парфюмерные ароматы: розы, пачули и жасмина. Такие духи идут не каждой женщине. Из меня, например, они сделают даму полусвета, из Ритки – сорокалетнюю бухгалтершу, из Лебедевой – проститутку, из Марьки – трансвестита. Такой аромат может носить только одна из нас. Та, которая любила, чтоб аромат тянулся за ней, как шлейф за королевой. Мне кажется, что она сейчас встретит меня на этом балконе.
Справившись с наваждением, я делаю еще несколько шагов и выхожу в ночь.
По сравнению с подъездом и внешним видом Башни балкон даже уютный. Для начала, он совершенно пуст. Обычный карман, обмазанный цементом, с железной пожарной лестницей, которая проваливалась в квадратный вырез в дальнем углу. Сейчас она теряется в темноте. Во-вторых, он кажется абсолютно безопасным. Перила – или как их назвать? – очень высокие, выложены кирпичом. Они доходят мне до груди, так что можно спокойно прижаться к ним и любоваться на городские огни. На полу стоит банка с окурками.
Я все еще стою на пороге и осматриваюсь. Да, здесь даже мило. Безветренно. Тихо. Я делаю осторожный шаг вперед, как будто опасаясь разрушить меланхолию этого места. Вот так же стояла тут Аринка. Прикурила ли она уже сигарету? Смотрела ли на город? Или разговаривала с кем-то? Или пряталась во мраке дальнего угла, пытаясь спастись?
Я замечаю что-то на перилах, прямо перед собой. Что-то свисает, белея, – веревка или браслет? Или слегка завитый локон? Подхожу ближе. Это нитка жемчужных бус. Не веря глазам, беру их в руки. Мелкие перламутровые камни на короткой леске – хватит, только чтобы обвить горло. Не Аринкин стиль. И ужасно смотрятся с ее свадебным платьем. Я выдавливаю из себя воздух и шепчу:
– О господи…
В этот момент сзади меня охватывают чьи-то руки.
Глава 16
– Нет! Помогите!
Я барахтаюсь, как утопающий, отчаянно пытаясь разорвать кольцо этих железных объятий. Инстинктивно отталкиваюсь ногой от перил балкона, чтобы быть подальше от равнодушно-холодной ночи.
– Настя, что с тобой? – бормочет изумленный голос. Знакомый голос. Я наконец вырываюсь и разворачиваюсь. Передо мной стоит Ванька. Он примирительно поднимает руки, мол, я тебя не трону. Я, точно загнанная волчица, медленно обхожу его, стараясь двигаться к выходу, не поворачиваясь к Ваньке спиной.
– Что ты делаешь? – спрашиваю дрожащим голосом.
– В смысле?
– Что ты тут делаешь?
– Я был на парковке, в машине. Увидел тебя, пошел следом.
Не окликнул? Не догнал? Значит, крадущиеся шаги – не плод моего воображения?
– Я не хотел тебе навязывать свое общество, но подумал, вдруг ты… Ну знаешь, от Аринки этого тоже никто не ожидал.
Я чувствую, как волна адреналина, поднявшая во мне эмоциональную бурю, постепенно успокаивается и вместо нее резко накатывает усталость. Мне хочется плюхнуться прямо на грязный бетонный пол, прислониться к стене и закрыть глаза.
Ванька осторожно подходит ближе и мягко обнимает меня. Очень вовремя, дрожащие ноги меня бы не удержали.
– Ну так что ты тут делала? – тихо спрашивает он.
В этот момент я понимаю, что все еще сжимаю в руках нитку жемчуга. Незаметно сую ее в карман.
– Сама не знаю, – отвечаю я и понимаю, что это, в общем-то, правда. – Ужасный вечер.
– Согласен, – говорит Ванька и прижимает меня к себе. – Хочешь тут побыть? Только имей в виду, одну здесь я тебя не оставлю.
Меня передергивает от перспективы остаться тут еще хотя бы на минуту.
– Нет, – отвечаю я.
– Тогда идем.
Мы возвращаемся в подъезд. Мысли плавают в голове, точно большие ленивые рыбины. Я рада, что Ванька не стал расспрашивать, что именно привело меня в Башню, и довольствовался моим «сама не знаю». Я не собираюсь рассказывать ему о записке, потому что это повлечет за собой поток других вопросов, ответы на которые могут все изменить. Пока меня не оставит это дурацкое чувство, что я хожу по краю пропасти, лучше рассказывать поменьше. Рыба попадается на крючок, когда открывает рот.
В присутствии Ваньки подъезд окончательно теряет свою мрачность. Обычный грязный подъезд в обычной панельной многоэтажке. Вопроса о лифте не встало, мы спускаемся пешком, и я даже не замечаю, как мы проходим страшную темноту между десятым и седьмым этажом. Ванька рассказывает, что отвез пьяного в дрова Макса домой, а сам катался по городу. Потом ему надоело, и он решил «поторчать у боулинга» в надежде встретить кого-то из знакомых.
– Не хотел торчать дома. Один.
Я понимаю, что он пытается поговорить о произошедшем: Суханкине и нашей ссоре. Но в ответ молчу. Во-первых, я не хочу обсуждать наши отношения на ходу, топая по ступеням Кричащей Башни, во-вторых, я до сих пор не придумала себе оправдания.
В подъезде становится все оживленнее. На лестничных клетках толпятся подростки, внаглую дымя сигаретами и передавая друг другу пивные банки. Когда мы проходим мимо, их разговоры смолкают, а позже нам в спины несется их смех. Ванька тихо матерится и закатывает глаза. Я хихикаю.
Когда мы приближаемся к площадке четвертого этажа, я вдруг замечаю знакомую фигуру. Она быстро прошмыгивает от лифта в один из коридоров. Буквально в последний момент я успеваю крикнуть:
– Здравствуйте, Ринат Амирович!
И тут же зажимаю ладонью рот, не понимая, какого черта я это сделала.
Мазитов останавливается, мы тоже. Я наблюдаю, как распрямляется его ссутулившаяся спина и он медленно поворачивается.
– Здравствуйте, Нагаева, – отвечает он с холодной улыбкой.
Ванька смотрит недоуменно. Он учится на другом факультете и, возможно вовсе не знает, кто это перед нами.
Мазитов между тем мерит нас взглядом, будто жаждая продолжить разговор. Я мысленно сжигаю мосты и решаю нагличать с пользой.
– Вы тут живете или в гости пришли?
Мы продолжаем стоять на нижних ступенях, а он – в проеме коридора. Никто из нас не сделал и шагу.
– Родителей навестить. А вы?
– Да так, захотелось побывать там, на двенадцатом этаже… Ну, вы знаете… Аринка и последние моменты ее жизни… Захотелось увидеть это ее глазами.
Боги, что я несу. Улыбка сползает с губ Мазитова.
– Ну и как, удалось?
В ответ я пожимаю плечами, понимая, насколько это странный двусмысленный вопрос.
Мазитов отвесил легкий поклон:
– Ну, еще увидите. Всего доброго.
Я потрясенно смотрю, как он скрывается во мраке коридорного рукава.
– Что он сказал? – шепчет Ванька. – «Еще увидимся»? Или «еще увидите»?
– Сама не поняла.
– Это же ваш замдекана?
– Да.
Остаток пути Ванька комментирует странности преподов, но я почти не слушаю его, погруженная в свои мысли.
Оказавшись на улице, я с наслаждением вдыхаю морозный воздух. Мы обходим Башню и оказываемся на парковке – у восточной стены. Я замедляю шаг.
– Может, кофе попьем? – Ванька кивает на кофейню. – Или чего покрепче?
Он улыбается, и я понимаю, что он настроен на мир и готов принять любое мое объяснение. Но у меня даже любого нет. Сказать правду? В том-то и парадокс, что правда прозвучит совсем неубедительно.
– Нет, – я опускаю голову, – что-то я слишком несобранна для кофейни. Лучше я домой.
Домой. Перед глазами встал мой угол в стране Зашкафии, мигание телика – мать бездумно переключает каналы, переругивание соседей за стенкой и я, погруженная в зловонное болото своих мыслей.
– Ладно, я понял.
Ванькин голос звучит грустно. От этого мне становится больно. Он обреченно проводит рукой по волосам.
– Отвезу тебя?
– Конечно.
Мы медленно идем к машине, хрустя подмерзшим к ночи снегом. Я чувствую, как мертвею – левую руку, потом бок окатывает холодом. По левую руку идет Ванька. Мы ничего не выяснили, не разобрались, я отвергла его мир, дав понять, что не хочу никаких объяснений. Теперь моя жизнь будет течь медленным серым потоком, ровным и предсказуемым, я превращусь в невзрачную замученную тетку вроде нашей соседки, буду прибухивать дешевым пивом и ругаться с теликом по вечерам. Или драться с пьяной матерью.
В машине тепло, видимо, он и правда сидел тут, пока меня не увидел. Потом пошел за мной и, возможно, спугнул того, кто прислал записку, заманил меня сюда. Возможно, этот кто-то скрылся в длинной кишке одного из этажей, притворившись, что идет навестить родителей. Или просто затаился где-то в темном углу подъезда. Я нащупываю жемчуг у себя в кармане.
– Когда этот мальчишка в шапке сказал про серую «Шкоду», – неожиданно начинаю я. Ванька на водительском кресле напрягается, убирает пальцы с ключа зажигания и поворачивается ко мне. – Я сразу поняла, что речь об этом Диме Суханкине. Нас Дашка познакомила, она с ним приезжала ко мне в ту ночь, когда Аринка умерла. Потом мы еще раз встретились у Авзаловых дома.
Про совместную поездку на похороны решаю промолчать.
– Он был на похоронах, в общем, всегда рядом с Дашкой. – Делаю паузу, чтоб эта мысль отложилась в сознании Ваньки. – Он вроде как друг семьи. Ну, мне не хотелось, чтоб вы с Максом наехали на него из-за меня, потом это дошло бы до Дашки и вылилось в какой-то глобальный звездец. Я решила сначала сама с ним спокойно поговорить, узнать, зачем эти слежки, шпионы и все такое.
– И что он сказал? – Голос Ваньки хриплый, словно слова даются ему нелегко.