– Я повторю то, что сказала в машине: я не собираюсь прикрывать Максов зад. Он того не стоит. И если хочешь дальше со мной общаться, то приезжай, пожалуйста, без него.
Увернувшись от его попытки снова остановить меня, я чуть ли не бегом бросаюсь прочь от Ваньки и от его серебряной рыбины-машины. Сворачиваю за угол, обхожу дом и уже по внешней стороне улицы добегаю до своего двора. Несмотря на всю мою ненависть к этому месту, я чувствую облегчение.
Мой ключ от дома остался в сумке, которая, в свою очередь, осталась у Ваньки, и мне приходится трезвонить в дверь минут пять, прежде чем мать открыла.
– Господи, Настя! Ты чего? Что с тобой? Что случилось?
Вид у матери не лучше моего – так и знала: пила до утра с соседкой. Вкратце рассказываю, что случилось, и пытаюсь отправить ее спать. Но матери, естественно, теперь не до сна.
– Насть, ты знаешь, что происходит? Это ведь уже третья девочка за последние – сколько? – пару недель? Полиции в этом захолустье до сих пор не завелось, что ли?
– Да завелось, завелось. Про Аринку думали, что это самоубийство, про Лебедеву – самоубийство плюс совпадение, но Риткину смерть уже так не отмаркируешь. Она успела позвонить в полицию и сказать, что кто-то ее преследует. Теперь, наверное, все объединят в одно дело.
– И со всеми ними связана ты! Ну замечательно!
– Ну что поделать, мам? – Начинает слегка раздражать ее квохтанье. Возможно, потому, что оно отражает мое собственное состояние: хочется бухтеть и возмущаться, надеясь, что все образуется само собой. – Поверь уж, я не нарочно!
На кухне я обнаруживаю завалы грязной посуды, остатки салатов и пельменей, увязших в застывшем жиру, надкушенные бутерброды и заветренные яблочные дольки. Среди этого продуктового хаоса мать находит почти полную рюмку.
– Ну что. Пусть земля ей будет пухом. Как ее? Рита?
Опрокидывает и уходит в комнату. Я слышу, как скрипит тахта. Тем лучше. Мне нужно подумать, а механическая работа тому способствует. Закрываю дверь, открываю кран и берусь за первую тарелку. Однако мне не дают сосредоточиться. Брякает телефон – сообщение от Ваньки.
«Давай хотя бы скажем, что он остался спать дома и никуда не уходил».
Они не успокоятся. Я набираю ответ: «Ты не думаешь, что вести переписку на такие темы опасно?» Отправляю. Через пару секунд поступает звонок от Ваньки.
– Привет. Ты добралась?
Надо же, какая забота. Спасибо и на этом.
– Да.
– Слушай, тут Макс в панике. Ему родители Ритки звонили. Они в курсе, что она с ним типа мутила. Она все маме рассказывала, что они вроде как вместе. Да и телефон ее у ментов, там стопудово есть переписки и звонки.
Ну отлично! Хоть Риткин телефон на месте, вот бы она еще вела дневник!
– А что родители-то хотели? Наезжали?
– Ну пока нет, просто спрашивали, мол, как так получилось, что она оказалась возле Башни. Макс сказал, что она обиделась на него и ушла. И что ты лучше знаешь, потому что она тебе потом звонила.
Вот тварь. Я усмехаюсь.
– То есть он меня подставляет, а я должна его прикрывать? Слушай, закроем тему. Я расскажу ментам все так, как было. И хватит меня донимать.
В трубке молчание.
– Кстати, когда я могу забрать вещи? Мне нужны ключи от квартиры, зарядка, да и остальное тоже пригодится.
– Давай завезу. Заодно хоть поговорим нормально. Наедине.
– Ладно. Только вечером. Сейчас отдохнуть хочу.
– Да, мне тоже надо.
– Ну до вечера.
– Так что передать Максу?
– Уф! – Я раздраженно вздыхаю и кладу трубку. Возвращаюсь к посуде, но собрать мысли в кучу не получается. Постоянно возвращаюсь к прокручиванию событий этой странной и страшной ночи, вспоминаю, как подъехали с таксистом к Башне, возле которой уже стояли две полицейские машины, взрывающие ночь своими мигалками, и небольшая кучка народу. Как я выбежала чуть ли не на ходу. Полицейский задержал меня, но я успела увидеть Ритку, лежащую вниз лицом, и как неестественно раскинуты ее ноги в колготках и платье задралось – и никто не удосужится одернуть! И волосы разметались по снегу – какие длинные… И только потом до меня доходит, что это не волосы. Это расползлась по снегу кровь – от Риткиной головы и все дальше, дальше.
Я сбивчиво объясняю полицейским, кто такая Ритка, и кто я такая, и что Ритку кто-то преследовал, нужно срочно обыскать окрестности. Они сажают меня в свою машину и вскоре увозят в участок. Где жду вместе с таксистом, пока дежурный следователь нас допросит – сначала его, потом меня.
Посуда почти домыта, остатки еды бережно разложены по контейнерам и убраны в холодильник, а никаких здравых мыслей о том, что делать дальше, в голову так и не пришло. Время половина одиннадцатого, и я решаю написать Диляре. Она единственный человек, с которым я могу говорить откровенно. И потом, если началось расследование, ее оно тоже коснется. Как лучшую подругу Лебедевой. Тут я вспоминаю про Радмира. Ему тоже нужно сообщить. Полиция наверняка возьмет распечатку звонков с Аринкиного телефона или что-то в этом роде.
К моему удивлению, Диля тут же отвечает, что согласна встретиться, и предлагает кафе в заброшенном парке. То самое, Summertime, где работает Ключница. Диля говорит, что это единственное кафе, которое точно работает утром первого января.
Мы договариваемся встретиться через час.
Глава 23
После душа и кофе мне значительно лучше. Я не спала всю ночь, но сна по-прежнему ни в одном глазу. Выхожу из подъезда и иду вдоль двора, радуясь, что я наконец-то в удобном наряде. Черные джинсы, парка, под паркой – мягкий свитер плюс ботинки на плоской подошве, волосы высушены и собраны в пучок. Я без шапки, но ее с успехом заменяет капюшон. Я уже опаздываю, поэтому иду быстро.
Улица пустынна, и я довольно скоро оказываюсь сначала на Ленина, а потом и перед воротами парка. Они закрыты, но замка нет. Я приоткрываю одну из створок и проскальзываю внутрь. Свежие следы на припорошенной снегом плитке говорят, что я тут не единственная посетительница. И слава богу. Хоть я здесь уже была, но это место по-прежнему пугает и тревожит меня.
Кафе выглядит уютным – особенно снаружи, когда бредешь по заброшенному парку и стараешься не смотреть на скелеты американских горок и карусели, замершие навеки. Так и кажется, что вот-вот среди деревьев мелькнет призрак жонглирующего клоуна или малыша с воздушным шариком. Или блондинки в розовой куртке. А на окнах кафе мигают гирлянды – видимо, украсили к праздникам, и над дверью, как и в прошлый раз, горит фонарь, хотя на улице еще светло. Кто хозяин этого заведения? Почему оно продолжает работать посреди заброшенного парка? Вопросы, ответы на которые я вряд ли получу.
Я подхожу к двери, и внезапно она открывается передо мной, да так резко и неожиданно, что я едва не получаю по носу тяжелой створкой, обитой железом. В проеме, чуть не налетев на меня, замирает девчонка. Я ее знаю. Аня Цуркан, учится в нашем институте на первом курсе, только на другом факультете. Банковское дело. Мы знакомы, но я очень давно ее не видела. И была бы рада не увидеть ее больше никогда. Она и то, что с ней случилось по нашей с Аринкой вине, – наша главная тайна и самая большая проблема.
Я только успеваю подумать: «Что она здесь делает?», как замечаю, что Аня прячет в карман маленький ключик на цепочке. Точно такой же, как был у Аринки. Тот, что я обменяла на коробку с ее секретами.
Аня смотрит на меня с вызывающим презрением, так, что я вынуждена отвести глаза. Она выходит, слегка, но явно специально, задев меня плечом, и идет в сторону ворот. Я вхожу в кафе, погруженная в свои мысли. Значит, Цуркан решила доверить Ключнице свой секрет? Как интересно. Даже страшно. Ее высокомерный взгляд мне не понравился.
Диля уже ждет меня. Она сидит за столиком в глубине – недалеко от барной стойки. Кроме нее, в кафе из посетителей стайка молодежи – студенты колледжа или старшеклассники – заняли стол в центре, пьют кофе.
Я сажусь напротив Дили, бросив взгляд на бар. Ключница на месте, стоит за стойкой, завернувшись в темно-синий шерстяной платок, что-то пишет в толстом блокноте. Ведет запись маленьких ключиков и их хранителей? Записано ли там, что они оставляют взамен ключика? Вот бы посмотреть!
– Эй, ты тут? – Диля машет перед моим лицом ладонью. – С Новым годом! Как отметили?
– Ужасно, – говорю я и быстро рассказываю, что произошло. Диля вскрикивает, услышав о Ритке, но тут же берет себя в руки.
– Значит, будет расследование, – медленно говорит она, когда я замолкаю.
– Да, будет. И я хочу узнать твое мнение – говорить мне про записки, бусы и про то, что я видела этот так называемый призрак?
Диля скрывает лицо в ладонях, трет пальцами лоб – так отчаянно, словно надеется вызвать оттуда, из головы, волшебного джинна, который с помощью трех желаний решит все проблемы.
– Не знаю, наверное, да. Мы же не хотим быть следующими. Может, менты найдут этого урода. Если они свяжут все смерти, то получается, у нас тут настоящий маньяк. А это уже серьезно. Слушай, но кто это может быть? И почему именно наши девки? Ладно – Аринка с Женей одного типажа, но эта твоя Ритка? Она же вообще – как это? Другого уровня. Да и внешности. Я ее видела на парковке в вашей компании. Когда еще Женька к тебе подходила.
Я вспоминаю про дохлую крысу, и платье, горящее у меня во дворе, и про размалеванную физиономию лже-Аринки и решаю рассказать Диле и об этом. Когда я заканчиваю, на ней просто лица нет.
– Ой, хреновые у нас дела, – потрясенно резюмирует она. – Не вздумай ходить к этой Башне. Никому не верь, ни на какие записки не ведись. Лучше вообще не выходи из дома! Это платье – как предупреждение! Он, этот псих, тебя приметил! И да, я считаю, надо все-все рассказать полиции. Пусть ищут. Может, к тебе приставят охрану?
Я усмехаюсь. Очень вряд ли, мы все же не в американском сериале про добрых копов.
– А Ритка-то не получала записок?