Полная смятения, выхожу из «рогалика» и иду по улице еще пару десятков шагов – до переулка, ведущего в мой двор. Здравствуйте, хрущобы! – грязно-белые обшарпанные дома, узкие обледенелые тропки и сосульки до третьего этажа. Отличный антураж для моего затяжного траура.
Каникулы проходят безрадостно и сонно. Несколько попыток поговорить с Ванькой, но каждый раз я вынуждена заканчивать разговор первой, придумывая отмазку в духе «хочу спать», «мать просила помочь с ужином», «у нас в гостях тетка с племянницей», и выходить из машины, едва ли не морщась от короткого прощального поцелуя. Он приглашал в кино, в сауну, на турбазу – и каждый раз я спрашивала, будет ли там Макс? И каждый раз он отвечал – да. Я отказывалась в надежде, что до него наконец дойдет: я хочу встречаться с ним, а не с его компанией друзей, тем более с Максом.
– Вам нужно поговорить и разрешить все свои недопонимания! – говорит Ванька, когда в очередной вечер мы сидим в «Камри» во дворе моего дома. Я думаю, что не прочь была бы сейчас покататься по ночному городу или заехать в кофейню.
– Это у римлян с Иисусом были недопонимания, – ворчу я. – А у нас полномасштабная война.
Он смеется, а я не знаю, что смешного в этой ситуации. Вдруг решаюсь на эксперимент:
– Слушай, может, прокатимся до центра, выпьем чего-нибудь? – Я улыбаюсь самой обворожительной из улыбок, чувствуя себя школьницей из американского сериала. Хочется музыки и приятной болтовни, винишка в огромном бокале и пузатого светильника на круглом столике. Чувствую, как внутри меня снова зашевелилось что-то живое, теплое – желание радоваться. Не боль, тоска и отчаяние, а легкость! Такое уже было – не так давно, до смерти Женечки, когда Ванька только-только начал проявлять ко мне чувства.
Но он затягивает с ответом, теряется и бормочет:
– Блин, там Макс просил заехать, потрещать. Его сегодня на допрос вызывали… Может, вместе давай? Заодно и поговорите.
Самая обворожительная из моих улыбок сползает, внутренний свет гаснет во мраке тотального непонимания.
– Нет, спасибо. Макс после допроса? Должно быть, злой как черт и винит во всем меня! Лучше я пойду.
– Насть, ну стой! Ну может, я позже заеду? Через часик? А?
Он запоздало понимает свою ошибку, но я уже открываю дверь. Разочарование больше не грозит выплеснуться слезами, я, если честно, и не ждала другого ответа.
– Пока.
Близятся экзамены, потихоньку начинают просыпаться одногруппники, в общем чате начинается коллективная паника, обмен слухами о нравах преподов, даты консультаций. Все это нагоняет еще большую тоску, чем мысли о мертвых, сны о Кричащей Башне и душные разговоры с Ваней. Вываливаться из черной тоски в серые будни – что может быть хуже? Я в отчаянии смотрю на список экзаменационных вопросов по экономической теории и понимаю, что не знаю об этой дисциплине ровным счетом ни-че-го. То же самое могу сказать о высшей математике – втором и последнем предстоящем экзамене.
Мне хочется выть от безысходности.
Не могла она покончить с собой.
Аринка.
Она этого не делала.
Мысль, которая до сего дня казалась призрачной и зыбкой, вдруг обретает бетонную тяжесть. Все это время с момента ее смерти я думала: а вдруг могла? Может, и правда не было никакого убийства? Вдруг все просто, лежит на поверхности, как всегда бывает: простые ответы – самые верные? Она поссорилась с Максом, поняла, что с Радмиром тоже ничего не выгорит, что она осталась одна, у разбитого корыта, и в отчаянии, не понимая, что делает, перелезла через кирпичный заслон того балкона и нырнула вниз?
Но сейчас я вдруг понимаю: нет. Этого не было. Она бы ни за что не прыгнула. Слишком счастливой ходила в последние дни своей жизни. И это не просто мое эфемерное ощущение. Я вспоминаю конкретные моменты наших с ней последних дней.
Она буквально сияла. Светилась от счастья. Возможно, кому-то это сияние неприятно резало глаз, заставляя морщиться. Казалось, Аринку ничего не могло расстроить, я впервые видела ее такой оптимистичной. Поставили дополнительную пару? – да ладно, все равно домой неохота! Препод сделал замечание? – вот дурачок, значит, будем теперь втихаря над ним хихикать! У Лебедевой новое платье? – да плевать, мы тоже скоро по магазинам пойдем, найдем еще круче!
Вот! Я выхватываю эту мысль, словно бродячий пес – шуструю блоху. Вот с чем было связано Аринкино бесконечное веселье! Она перестала париться о деньгах.
Начинаю беспокойно ерзать, лежа на диване, взволнованная собиранием этой головоломки. Да, точно! Но этому тоже есть разумное объяснение: вон сколько денег она умудрилась скопить! Да, но она собирала эту сумму постепенно, урывая то тут, то там: «заняв» у Ваньки, продав Чуркиной должность старосты и прочим мелким промыслом. Но вдруг я ошибаюсь? Может, она сорвала какой-то внезапный куш?
В мысли врывается воспоминание о наших – буквально! – последних днях: пятнице и субботе. В ночь воскресенья Аринка умерла. Вспоминая, как мы смеялись тогда, я даже представить не могла, что жизнь в ней скоро погаснет – боги, да она была живее всех живых!
Предновогодняя эйфория уже полностью захватила нас всех, и никаким страхам перед сессией, экзаменам и зубрежкой было ее не победить. В пятницу все пары мы прохихикали над всякой ерундой, нас чуть не выгнали с лекции по статистике, а Лебедева вся раздулась, как жаба, глядя на наше веселье.
– Каракатица, – брякнула Аринка, и мы снова смеялись, как одержимые.
После пар она сказала, что ей надо к Мазитову.
– Зачем?
– За шкафом, – ответила она, улыбнувшись, но тут же сделалась серьезной и даже слегка вздохнула. Мне показалось, что она нервничает.
– Сам тебя вызвал? – спросила я, хоть и видела, что Аринка не намерена вдаваться в подробности – по крайней мере, пока. Она качнула головой, мол, нет. Мне вдруг стало любопытно и даже тревожно.
– Решила с ним поговорить о переводе?
Я помнила наш разговор о том, что Аринка хочет переводиться на бюджет с помощью Мазитова. Услышав вопрос, она бросила на меня насмешливый взгляд:
– Ну ты прямо следователь!
После чего пошла к лестнице. На площадке второго этажа мы попрощались – она направилась на административный этаж, а я – вниз, к гардеробу.
Вечер пятницы я провела дома. Иногда поглядывала на телефон, проверяя, нет ли сообщений от Аринки, потом решила ей позвонить, но она не ответила. Аринка появилась лишь в субботу, да и то ближе к вечеру:
– Сластена! Чем маешься?
Не выслушав до конца моего ответа, она сразу заявила:
– Короче, родители и Дашка укатили в Кумер, их не будет до завтра! Срочно собирайся и приезжай ко мне! Гуляем! Сейчас Макс с Ванькой приедут, обещали текилы привезти!
Услышав о Ваньке, я почувствовала, как сердечко внутри сладко замерло и секунду спустя забилось веселее.
Когда я приехала к Аринке, вечеринка уже началась. Подруга открыла мне дверь, сияя улыбкой:
– А вот и моя Настя!
Из-за ее спины неслись музыка – последний попсячий хит – и гул разговоров. Пока я раздевалась, Аринка быстро ввела меня в курс дела:
– Макс притащил каких-то своих друзей – гопников тупорылых, не обращай внимания. Вроде дружелюбные. Если вдруг что не так – мигом вылетят все отсюда. Во главе с Максом.
Я постеснялась спросить, приехал ли Ванька. Мимоходом поправив волосы у зеркала в прихожей, я прошла вглубь квартиры.
В зале на маленьком журнальном столике разместилась нехитрая снедь: чипсы, яблоки, нарезанные дольками, разломанная шоколадка, мисочка с оливками. В центре гордо, словно подбоченясь, стояла литровая бутылка текилы, на полу рядом со столиком – пара баллонов пива.
Ванька был здесь. Новая синяя футболка – машинально отметила я – так ему идет этот цвет! Кроме него, за столом два незнакомых парня и девчонка – она, кажется, учится в нашем вузе, на том же факультете, что и Макс с Ваней. Полноватая, с тяжелой грудью и хилым хвостом волос, доведенных перекисью до соломенного цвета.
– Так, все раздвинули жопки, моя Настена приехала! – завопила Аринка. Все дружно принялись двигаться, Аринка притащила стул, усадив меня между собой и Максом. Последнему это вряд ли понравилось. Я пыталась поймать взгляд Ваньки, но он мало обращал на меня внимание, увлеченно рассказывая что-то сисястой девице. Настроение тут же упало.
Аринка же была само радушие. Даже Макс в конце концов оттаял под шквальным огнем ее улыбок и комплиментов. Мне захотелось остаться с Аринкой наедине и узнать наконец, какому поводу мы обязаны этим праздником, как прошла встреча с Мазитовым и что вообще происходит. А может быть, в действительности мне было все равно и я просто хотела прекратить наконец наблюдать за Ванькой и девицей, увлеченными разговором.
Я отказалась от текилы. Знаю я эту кактусовую водку и свою реакцию на нее. Через три рюмки буду прыгать, как Тигра из «Винни-Пуха», вопить «и-ха!» и требовать, чтоб включили La bamba. Поэтому мне налили дешевое и крепкое пиво из баллона, которое я едва цедила из стакана, делая вид, что пью вместе со всеми.
Наконец Аринка пошла на кухню – поискать, что еще можно поставить в качестве закуси, и я отправилась за ней.
– Уф, надоели! – ворчала Аринка. – У меня что тут, ресторан? Я предоставляю хату, так будьте добры сами организовать себе поляну!
Она заглянула в холодильник, окинула взглядом содержимое и возмущенно захлопнула дверцу.
– Сказала бы мне, я бы что-нибудь прихватила из дома.
– Да ты-то ладно, речь не о тебе, а об этих троглодитах. Ты – член моей семьи. А они вообще-то в гостях.
Аринка рылась в буфете, пока я решалась начать расспросы.
– По какому поводу праздник?
– Свободная хата, суббота, скоро Новый год, прошедший День Конституции – выбирай, что нравится!
– Успешные переговоры с Мазитовым… – дополнила я список причин. Аринка замерла, но тут же рассмеялась. Повернувшись ко мне с пакетиком крекеров в руках, она засияла:
– Ну, если честно – да!