Я уже не знала, делала я это ради Ваньки или ради того, чтобы больше никогда его не видеть. Мне просто хотелось, чтобы этот узел наконец был разрублен, Аринка рассталась с Максом, отдалилась от Ваньки, а я получила бы шанс начать наши отношения с нуля.
Если я ему нужна, он сможет найти ко мне дорогу.
Я лежу на диване и не могу уснуть. Мысли о Ваньке отвлекают меня от самого главного – поведения Аринки и ее слов. Я ведь совсем забыла потом, когда мы с ним уже стали типа парой, спросить, что в итоге было с этой Асей? И чем она вообще так его привлекла? Может, оно и к лучшему, что не спросила. Настоящая леди подобных вопросов не задает.
Я тихонько хмыкаю. Слышу, как мать сопит на своей тахте, как тикают настенные часы.
А что касается Аринки – только дурак поверит в то, что она покончила с собой. Тот, кто близко ее знает, сроду не поведется на версию самоубийства. У нее были грандиозные планы, которые начинали реализовываться. Интересно, что в итоге пообещал ей Мазитов? Как бы это выведать? Втереться, что ли, к нему в доверие? Но голос Аринки в моих мыслях тут же строго заявил:
– Держись подальше от Мазитова, ладно?
Глава 25
Осознаю, что новогодние праздники и в самом деле окончились, когда я впервые с прошлого года вхожу в институтское фойе. Сегодня консультация перед первым экзаменом, который, собственно, предстоит в понедельник. Пятница. Последние пару дней я не выходила из дома и не отвечала на звонки – строго говоря, отвечать особо было некому: пара вялых сообщений от Ваньки в духе «привет-как-дела», звонок от Чуркиной, наверняка прознавшей про смерть Ритки и жаждущей подробностей, и даже с Радмиром я не захотела разговаривать – настолько мне надоело объясняться. Понимаю, что звонок от него стоило бы принять – возможно, его вызвали на допрос, он хотел обсудить со мной подробности, но в тот момент мне было все равно – глобально, на весь мир. Я решительно оккупировала кухню, бесконечно варила кофе и читала учебник. И даже умудрилась мало-мальски подготовиться к экзамену.
Забегаю в аудиторию, стыдливо кивнув преподавателю, который придержал для меня дверь и вошел следом. Хвала богам, я избавлена от необходимости трепаться с Марькой и одногруппниками. Плюхаюсь на свободную парту, достаю из сумки тетрадку, где записывала что-то вроде ключевых терминов к билетам, и даже распечатанный листок с вопросами – весь исчирканный приписками и пометками.
Консультация заканчивается через двадцать пять минут, все тусят в аудитории, не спеша расходиться, я верчу башкой, пытаясь понять, можно ли идти, или, может, сегодня еще какое мероприятие запланировано, о котором я не знаю?
– Эй, Чуркина! – решаю не церемониться и спросить напрямую. – Это все на сегодня? Можно по домам?
Марька возмущенно закатывает глаза:
– Нет, ты представляешь? Я троллейбус дольше ждала, чем этот козел вел консультацию!
Видя ее миролюбивый настрой – ко мне, не к преподу, разумеется! – я даже улыбаюсь в ответ:
– Не говори!
Этого достаточно. Вся чуркинская кодла моментально оккупирует мою и впередистоящую парту.
– Как дела? Ну и праздники у тебя выдались, да?
Мне максимально лениво – и уходить от расспросов, и водить их за длинные любопытные носы туманными ответами, поэтому я быстро рассказываю, что произошло в новогоднюю ночь, и тут же перевожу тему на предстоящий экзамен, почесывая брюхо Марькиному самомнению – мол, мне кое-то непонятно в том и в этом вот вопросе.
– Везет же этим дурацким технологам! – говорит вдруг Аксенова Юля. – У них только через неделю экзамены начинаются!
– Да потому что на первом курсе много общих предметов, которые все сдают – на всех факультетах! Что ж преподам, разорваться? – покровительственно объясняет Марька.
В следующую минуту я отказываюсь от ее предложения попить кофе и поболтать в буфете. Лучше уж я домой, снова нырну в учебник по экономике – поглубже, чтоб не слышать окружающий мир.
Но не дохожу до фойе и гардероба. Слова Юли о технологическом факультете засели в мыслях. На технологическом учится Эмка, моя давняя заклятая подруга. В последний раз я видела ее перед Новым годом, Ритка была еще жива… Сама не зная зачем, я поворачиваю к переходу в технологический корпус. Может, у них тоже сегодня какая-нибудь консультация? Когда я разговаривала с ней в последний раз, смерть Аринки выглядела самоубийством, Женечки – нелепым совпадением, но теперь, когда погибла еще и Ритка… Наверное, стоит сказать Эмке, чтоб не торчала возле Башни. А может, она что-то видела?
Чем больше я об этом думаю, тем скорее прибавляю шаг. Я не знаю, где она живет, у меня нет ее номера телефона, разве что в соцсетях могу ее найти. Может, повезет и она сегодня тоже в институте.
Расписание Эмкиного факультета рушит мои надежды. Ни одной консультации раньше следующей недели не предвидится. Нечего Эмке здесь торчать. Все еще не желая сдаваться, прохожусь по коридору, заглядывая в пустые аудитории. Останавливаюсь возле одной. Тут все еще стоят портреты – те самые, нарисованные на конкурс в начале октября. Захожу внутрь, там – никого. Нахожу портрет Макса и замираю перед ним, разглядывая.
Странное лицо, конечно. Вроде и похоже на него, но совсем не он. Как если бы у Макса был брат – более мягкий и романтичный. Или сестра. С пронзительным взглядом и смущенной улыбкой. Вот если Максу на портрете добавить длинные пряди волос, представить, что они обрамляют лицо…
– Что ты здесь забыла?
Вздрагиваю так сильно, что аж подпрыгиваю. Испуганно оглянувшись, вижу чертову Эмку, вошедшую в аудиторию. Она быстро пробирается мимо мольбертов ко мне.
– Что нужно? – требовательно говорит она, вставая рядом со своим портретом. Перевожу взгляд с автора на картину и обратно.
– Похоже! – наконец отвечаю я, кивая на нарисованное лицо. – «Взгляд сквозь», значит? Хитро.
– Что ты здесь делаешь? – Эмка явно нервничает, повышая тон.
– Знаешь, – не спеша отвечаю я, делая длинные паузы. – Она бы никогда тебя не полюбила.
Перевожу взгляд на Эмку и наслаждаюсь ее ошеломленным видом.
– Ты себя нарисовала на этом портрете, не Макса. Его физиономия поверх твоей – это так, прикрытие. Ты надеялась, что она поймет. Увидит, что ты на него чем-то похожа: темные волосы, карие глаза. Но такие тонкие намеки Аринку не пронимали. Она в тебе видела очередного фрика, которым можно попользоваться.
Эмка молчит, а я продолжаю вслух проговаривать ход своих мыслей:
– Ты и в клуб пришла ради нее, тебе этот Макс на фиг не нужен был. Так, прикрытие. Ты думала, она в конце концов заметит тебя. Но этого не произошло. Ты и дальше собиралась делать вид, что тебе нужен Макс, когда она планировала вас сводить за деньги, да? Лишь бы быть к Аринке ближе, проводить с ней время… Она бы никогда не обратила на тебя внимание.
Эмка вдруг начинает рыдать. Отталкивает меня и, схватив свой автопортрет за верхний край, резко сдирает его с мольберта. В ее руках повисают две широкие рваные полосы. Я на всякий случай отхожу к двери.
– Мне жаль, – говорю я громче. – И слушай, хватит таскаться к Башне. Это сейчас самое опасное место в городе. Держись-ка ты лучше от нее подальше.
Эмка стоит ко мне спиной, все еще сжимая в руках обрывки картины. Поворачивается ко мне и бубнит сквозь слезы:
– Ты не заслуживала ее. Ты ее никогда не любила по-настоящему. Я видела.
Пожимаю плечами и иду вон. Подобные разоблачающие фразы из ее уст звучат так часто, что уже не задевают меня.
Забрав куртку, одеваюсь перед зеркалом, звонит телефон. Дилька.
– Алло?
– Привет! Что делаешь?
– Да ничего, в институте была, домой вот собираюсь.
– Как настроение? Есть новости?
– Да, в общем-то, нет. У тебя что?
Диля вздыхает и говорит, что у нее тоже все по-старому. Потом неожиданно добавляет:
– Не хочешь побухать сегодня? Знакомые мальчишки зовут на хату. Обещают пивасик и песни под гитару.
В первую секунду хочу отказаться, но почему-то говорю:
– Ну давай.
– Супер! Тогда встретимся на «Колледже» в девять вечера, идет? Они, короче, в общаге живут.
Третья общага, недалеко от моего дома.
– Ладно, – отвечаю я.
Интересно, это дно или можно пасть еще ниже? Украдкой озираюсь, грея в ладони граненый стакан с горьким пивом, разлитым из двухлитрового баллона.
Мы в одной из множества общаговских комнат, тут две двухъярусные кровати, поэтому народу в ней буквально до потолка. От скуки пытаюсь считать по головам – получается десять человек, но это все равно примерная цифра, потому что постоянно кто-то выходит, кто-то заходит, и всякий раз при появлении нового или возвращении старого гостя раздается дружный шик:
– Тихо! Воспитка спалит! Закрывай быстрее!
Можно подумать, закрытая дверь не пропустит густого гогота и унылого треньканья на гитаре. Кроме нас с Дилей, девчонок нет, посему мы пользуемся просто бешеной популярностью. Мне постоянно норовят подлить, сунуть под нос раскрытую пачку сухариков, каждый осведомился, не желаю ли я покурить, и даже когда я десять раз ответила, что нет, то все равно нашлись охотники проводить меня до местной курилки.
Зачем-то представляю, что вот-вот откроется дверь, войдет Ванька, увидит меня посреди этой компании полуголых торсов и синих треников, и меня накрывает чувство стыда. Согласившись пойти с Дилей, я ожидала чего-то наподобие наших с Аринкой квартирных вечеринок – там, по крайней мере, всегда было как минимум два вида выпивки!
Поверить не могу, что мы проникли сюда через окно. На второй этаж. Чужих в общагу не пускают, а после одиннадцати вечера сюда и вовсе никому не попасть, даже своим, парадная дверь закрывается, окна первого этажа закрыты витиеватыми решетками, все до единого.
Когда мы, обойдя общаговский фасад, оказались во внутреннем дворе, я решила, что Дилькины мальчишки откроют нам дверь черного хода. У меня глаза на лоб полезли, когда Дилька, точно кошка, начала карабкаться по решетке одного из окон первого этажа. И вскоре исчезла в темноте.