— А у джигита дар речи пропал? — хихикнула та, что была с блондинкой.
— А я вас помню, — забыв, что они в компании, напрямую обратился к блондинке Тигран. — Вы подавали документы, а я был волонтером в приемной комиссии у юристов, помогал абитуриентам заполнять бумаги… Вы меня, наверное, не помните.
Остальные девчонки захихикали, смутившись — эти двое пялились друг на друга. Студент-журналист протянул руку, представившись:
— Тигран.
У девушки дрогнули ресницы, взгляд заискрился. Несмело коснувшись его пальцев своими, прошептала:
— Анна.
Они были уже знакомы пару недель, но казалось — несколько лет, до такой степени оказались «на одной волне». Тигран встречал Анну после занятий, они бродили по городу, катались на речном трамвайчике. А вечером, когда парень провожал до дома, забирались на последний этаж, аккуратно снимали замок на чердак и поднимались на крышу. С нее открывался невероятный вид на город: окна высоток отражали пепельно-розовый закат, антенны торчали в разные стороны, словно редкие волосы престарелого великана, шум города оставался где-то внизу, до крыш доносился только его мерный гул, напоминавший дыхание моря.
Они сидели спина к спине, держались за руки.
— Мне нравится это место. Здесь ты словно перестаешь принадлежать себе, — мечтательно шептала Анна.
— А кому принадлежишь? — у Тиграна замерло сердце, он думал — Анна скажет сейчас что-то очень откровенное.
— Городу…
В груди болезненно сжалось от разочарования, но тут же оттаяло — а чего он, собственно, ждал. Он бы и сам был не рад, если бы Анна призналась в чувствах первой. Девушка, между тем, продолжала:
— Шум пробок — это дыхание города, прислушайся, — и она замолчала надолго.
Тигран думал о другом и прислушивался к другому: к биению своего собственного сердца и дыханию Анны. Он млел, осознавая, что их сердца бьются с одинаковой силой и частотой, словно продолжение друг друга, словно они — одно целое.
В тот вечер, помогая ей спускаться по шатким ступенькам, он задержал ее в объятьях и неловко поцеловал — торопливо коснулся губами уголка ее губ, словно клюнул. И с ужасом ожидал, что Анна рассердится. Она посмотрела с удивлением, коснулась кончиками пальцев щеки и отвела взгляд. Но не отшатнулась. Эта трогательное, наивное смущение окончательно выбило воздух из легких Тиграна. Он положил руки на девичьи плечи, привлек к себе и поцеловал по-настоящему.
Ее спина напряглась, плечи задрожали. Тигран не был опытным ловеласом, в его жизни-то и было к тому моменту всего пара поцелуев. Но Анну он целовал с неожиданной нежностью и страстью, вкладывая в ласку всего себя. Мягкие волосы струились сквозь пальцы, привкус земляники дразнил язык, девичье дыхание будоражило кровь. Анна затрепетала, будто намереваясь высвободиться и оттолкнуть его. Вместо этого он углубил поцелуй, уже в следующее мгновение почувствовав ликование — девичьи плечи обмякли и опустились, губы стали податливыми и нежными. Их не нужно было более сминать, завоевывая, отнимая крохи тепла. Ими можно было наслаждаться. И он наслаждался. Так долго, насколько хватило дыхания. Так страстно, как был способен. Так обжигающе, как только мог.
Руки Анны сперва легли на его талию, потом скользнули на поясницу и сомкнулись чуть пониже лопаток.
Анна ответила на его поцелуй.
В ноябре Тигран бросил аспирантуру, устроился на работу и снял квартиру — крохотную, обшарпанную и неумытую, но в пяти трамвайных остановках от издательства.
— Как тебе? — он горделиво окинул взглядом свои владения.
— Миленько, — Анна скептически скривилась. — Давай, я помогу тебе убраться.
Тигран смутился: вообще-то он вымыл полы перед ее приходом и привел в порядок кухню.
— Что, все так плохо?
Анна засмеялась, убрала за ухо пушистую платиновую прядь:
— Нет, все отлично, но здесь нужна тяжелая артиллерия. Есть у тебя ведро и тряпки?
У него нашлось все. Он с теплой надеждой наблюдал, как Анна закатала рукава рубашки и подтянула повыше шорты, оголив стройные ноги. Она ловко орудовала тряпкой, командовала уверенно — передвинуть диван, поднять стулья, заменить воду в ведре, переставить цветы с подоконника, промыть увядшие под слоем пыли листья фикуса… Она дышала на зеркала, натирая их до блеска, заглядывала во все углы, выметая застарелую грязь. Она перепачкалась так, что ей пришлось идти в душ и переодеваться в широкие джинсы Тиграна и тонуть в его необъятных размеров рубашке. Из ворота наивно выглядывала ее изящная шея.
— Может, ты останешься у меня? — тихо предложил Тигран.
Анна посмотрела серьезно.
— Я еще не готова, Тигран, — призналась девушка. — Прости.
Он смутился, но в то же время почувствовал радость — ведь она не сказала «нет», она сказала «еще». И отнеслась к его предложению серьезно. Значит, у них — все серьезно, он на правильном пути.
— Ты права, я не буду торопить время, — он улыбнулся.
С Анной они встречались уже три месяца.
С того вечера он все реже бывал в родительском доме. Денег катастрофически не хватало, Тигран взял подработку — воспользовавшись неплохим знанием французского и назвавшись сладким псевдонимом Мерианн Чейз, он переводил любовные романы. Сперва смущался, потом стал входить во вкус, представляя себя то молчаливым графом, то завсегдатаем светских тусовок, а Анну — томной и нежной обольстительницей, которую он непременно завоевывал и которой обладал. Он фантазировал, доводя себя до исступления, с каждым переводом заходя все дальше и дальше в постижении любовных утех. Это немного компенсировало его платоническую связь с Анной, которая никак не переходила на новую этап.
Отец ворчал, мама журила, поэтому на воскресный обед Тигран всегда старался приходить, больше частью, чтобы не расстраивать маму. Эти вечера обычно проходили по-семейному тихо. Мама готовила что-то праздничное, потом пили чай и болтали обо всем на свете. Тигран старательно отмалчивался, стараясь держаться в тени младшей сестры.
В тот вечер отец был особенно мрачен.
— Когда ты мне собирался сказать, что бросил аспирантуру? — он отложил вилку и посмотрел на Тиграна.
Молодой человек проглотил кусок нежнейшего куриного рулета, поднял взгляд на отца:
— Я не думал, что для тебя это так важно. Помню, ты не хотел, чтобы я занимался наукой.
— Не хотел. — Отец кивнул. — Но мое желание было продиктовано необходимостью участия в семейном бизнесе. Наука — это хорошо, но она плохо кормит.
— Я помню. Ты не раз говорил мне об этом. Я решил, что ты прав.
Тигран чуть склонил голову к плечу. Отец хмыкнул и пристально окинул взглядом притихшее семейство: дочь вжала голову в плечи, готовая в любой момент сорваться и броситься на защиту старшего брата — они были необычайно дружны, супругу, наблюдавшую за спором с настороженным видом. Младший сын слушал, затаив дыхание с какой-то маниакальной радостью на глубине темных глаз.
— Надо же… Ты признал, что я прав. Что ж, это похвально. Только, сын, почему я все еще не наблюдаю тебя в офисе?
— Потому что я не намерен в нем работать, — тихо, но твердо отозвался Тигран, стараясь не смотреть в глаза отцу, чтобы казанное не выглядело вызовом.
Гамлет Саркисян вскинул руки:
— В самом деле?! А где же ты намерен работать?!
Дарина подалась вперед, положила прохладную ладонь поверх руки мужа:
— Гамлет, пожалуйста, не надо…
Отец отмахнулся:
— Подожди, Дарина. Тут важный разговор с потомком намечается.
«Потомками» он называл сыновей только в минуты сильного раздражения. Тигран вздохнул.
— Так что, сын, где же ты намерен работать?
— По специальности. Я журналист. Я устроился в издательство. Пока работаю младшим редактором. Через год, вероятно, дорасту до выпускающего.
Отец сердито прищурился:
— И что, сын, за это и деньги хорошие платят?
— Деньги небольшие, но…
— …Больше, чем управляющему в сети ресторанов?! — Отец покраснел от гнева.
— Нет.
— …Больше, чем директору гостиницы?
— Нет.
— Так что тебя там держит, в этом твоем издательстве? — отец поставил локти на стол, посмотрел на сына с интересом.
Тигран втянул носом воздух — запахи ужина, тонкий аромат цветов, и медленно выдохнул. Сосредоточившись на таком простом действии, он немного пришел в себя и подавил злость, готовую уже выплеснуться едкими комментариями. Когда заговорил, его голос уже не дрожал.
— Я уважаю и ценю то, что ты сделал — бизнес, дом, наше с Кареном и Марго образование. Я знаю, что ты хотел передать мне дела. Но я надеюсь пройти свой путь. Уверен, это сделает из меня настоящего мужчину, которого ты и растил.
Отец долго молчал. Гнев растаял, пеплом осев на седых волосах, на тонких губах и в уголках темных глаз застыло разочарование.
— Мужество — это не выбор своего пути, Тигран. Это ответственность за сделанный выбор. Но каждый из нас, мужчин, в первую очередь отвечает даже не за свою жизнь, а за жизнь тех, кто рядом с нами: наших матерей, жен и дочерей. То, что предлагаю тебе я, это гарантирует. То, что задумал ты, выглядит, как блажь. Но я не буду препятствовать. Разберись. И, разобравшись, входи в курс семейных дел…
Тогда Тигран едва сдержал улыбку — отец был уверен, что он бросит работу, столкнувшись с первыми трудностями. Но у Тиграна был другой план, и слова отца он использовал как согласие с ним.
Тигран уже месяц не бывал дома.
После того разговора за обедом, отец будто бы успокоился. Он не требовал принять решение, бросить все и выходить на работу в рестораны или гостиницу. Тигран понимал, что конфликт разразится с новой силой, когда отец поймет, что сын не собирается идти на попятную. И конфликт будет серьезным — в понимании отца старший сын должен был унаследовать семейное дело, стать гарантом стабильности родителям в старости, сестре и будущим детям.