у наполненную «улитками» и щедро политыми сливочным соусом и сухим базиликом.
Пахло одуряюще вкусно.
— Останешься? — спросил Тигран, когда ужин был съеден.
Девушка помрачнела:
— Ты же знаешь, что нет. — Она упрямо смотрела в пустую тарелку. — Не понимаю, зачем спрашивать…
Он кивнул соглашаясь — «нет», значит «нет». Она все еще не готова. Анна тем временем встала из-за стола, собрала тарелки и торопливо помыла их. Убрала в буфет. Вытерла руки и огляделась, шумно выдохнув и будто бы растеряв всю свою решительность. Рассеянно поправила волосы.
Тигран поднялся, чтобы проводить ее, но девушка продолжала стоять и не двигалась — трогательная и нежная. Желтый свет от абажура ласкал ее плечи, отбрасывал на льняные волосы золотые искры, руки безвольно опущены. Он шагнул ближе, коснулся ее волос, щеки и почувствовал, как вздрогнула девушка. Но не отстранилась. И это… приободрило Тиграна.
Он провел подушечкой пальца от плеча выше, чертя невидимую линию по шее девушки. Он встал перед ней. Обхватил ладонями лицо, словно безумный надеясь прочитать в глазах ответ на вопрос, который мучил его месяцы и годы. Но Анна опустила глаза. Чуть приоткрыла губы, вздохнув. Ее дыхание девушки сбилось, сердце колотилось с таким надрывом, что Тигран мог слышать его. Он сжал виски девушки, заставляя ее все-таки поднять голову и посмотреть ему в глаза.
— Ани…
У нее дрогнули ресницы. Она чуть подалась вперед, плечи стали мягкими и податливыми, но тут же девушка вздрогнула и отпрянула, будто от удара тока — в кармане Тиграна зазвонил сотовый. Девушка отвернулась к кухонным шкафчикам.
Тигран встал за ее спиной и положил руку на локоть, ответил на звонок. Звонок, пустивший под откос всю его жизнь. Изменивший в ней все.
— Да…
Мама. На него будто обрушился потолок, оглушив и лишив возможности дышать — она бы не стала звонить так поздно, если бы не что-то страшное.
— Папа в больнице, сердце… — выдохнула она. — Приезжай скорее!
Все-таки судьба не оставляла ему выбора.
Отец выглядел уставшим. Щеки впали, скулы обострились, сделав лицо неприветливее.
Он никогда не болел, никогда не позволял себе расслабляться и раскисать. Терпеть не мог, когда о нем заботились больше, чем он сам хотел. Терпеть не мог собственную беспомощность. И очень злился, признавая любую болезнь собственной непозволительной слабостью.
В палате было много цветов, они душили своими ароматами, не притупляя, а только усиливая «больничные» запахи лекарств и тревожной навалившейся беды. Увидев сына, слабо поднял руку и подозвал к себе.
— Ты старший, на тебе больше ответственности, хочу, чтобы ты помнил…
Тигран постарался улыбнуться, присел на край больничной койки и устроился удобнее. Склонился и поцеловал его руку чуть выше костяшек, одновременно отметив, что рука чуть влажная и холодная. Обхватил ладонями запястье. Проговорил тихо, но убедительно:
— Отец, все хорошо будет, ты поправишься и еще на моей свадьбе будешь отплясывать.
Отец не изменился в лице, задумчиво пожевал пересохшими губами. Когда заговорил снова, его голос звучал слабо.
— То, что я выздоровею, это бесспорно. Как и то, что Бог послал мне звоночек: «Стой, Гамлет, твое время на исходе!», — он поднял к потолку указательный палец другой руки, не скованной рукопожатием сына. — И пренебрегать таким предупреждением — это быть идиотом. А идиотом Гамлет Саркисян не был никогда.
Он похлопал сына по тыльной стороне ладони и посмотрел прямо перед собой.
— Отец, мне не нравится, что ты говоришь… — пробормотал Тигран.
Но отец будто бы говорил сам с собой и сына не слышал.
— Это хорошо, что я успел ввести тебя в курс дела… Я вряд ли вернуть в бизнес. Поэтому, Тигран, бросай свои детские игры с этой твоей литературкой и займись делом, семьей. Это твой долг…
— Отец…
— …Я знаю, у нас были разногласия по дальнейшему развитию бизнеса. Я спорить больше не буду. Теперь это целиком твоя ответственность. Придешь за советом, дам его. Послушаешь — твое решение. Нет — перечить тоже не стану.
— Отец… Не нужно, ты поправишься, и все будет, как раньше.
У Тиграна сосало под ложечкой, в ушах шумело. Отец долго смотрел на него, словно решая, что сказать. Карие, почти черные глаза, прищурились. Он вздохнул:
— Как раньше не может быть вечно, Тигран… Когда-нибудь этот момент должен был наступить, и я рад, что смогу увидеть, как мое дело процветает и растет. Уже под твоим началом. — Он помолчал. — Это не страшно, сын — быть мужчиной.
Тигран перевел взгляд на мать — та склонилась к отцу, чтобы поправить подушки.
— Хорошо. Отец, тебя выпишут, и мы поговорим об этом. — Он решил уйти от разговора и не обещать сейчас, когда отцу на самом деле плохо, ничего. — Тебе сейчас не стоит волноваться.
Он был уверен, что сегодняшний разговор — минутная душевная старость впервые всерьез заболевшего старика. Он пойдет на поправку и передумает. Отец, однако, не отпускал его взглядом. Глубокая морщинка пролегла на его переносице, будто расчерчивая желтоватое лицо.
— Я буду волноваться, зная, что ты оставляешь открытой дверь. — Сказал он. — Закрой ее.
Тигран опустил голову.
— Не волнуйся. Семейное дело в хороших руках.
И он не солгал — он ведь не сказал отцу, в чьих руках семейное дело. Ведь младший брат Карен прекрасно подходил для этого дела и, более того, мечтал возглавить бизнес.
Но тот май решил его доконать.
Когда отец выписался, семья устроила большой праздник. Приехали родственники и близкие друзья. Отец был в центре внимания, шутил и выглядел почти так же бодро, как обычно. Его слабость выдавал напряженный взгляд и немного вымученная улыбка, да мать, которая подливала ему в хрустальный бокал минеральную воду и в раскрытой ладони подавала нужные лекарства.
Дождавшись, когда родственники отвлеклись, тяжело поднялся и поманил Тиграна за собой.
Они ушли в кабинет отца, но тот не занял свое привычное кресло, а сел на диван, указав сыну место рядом с собой. Тигран занял кресло напротив, положил локти на колени, сцепил руки в замок.
— Карен сказал, ты хочешь заказать аудиторскую проверку в гостинице…
— Да, во-первых, давно этого не делали, а внешняя проверка неплохо мобилизует сотрудников. Ты против?
Отец развел руками:
— Я говорил, что вмешиваться в дела больше не буду… И проверка отчетности мне кажется очень правильным решением, своего рода отправной точкой — с чем мы пришли к передаче прав.
Тигран покачал головой:
— Если бы я знал, что ты так это воспримешь, не стал бы делать.
— Почему? — Отец был удивлен.
— Потому что никакой передачи не надо делать. Ты здоров, прекрасно выглядишь. И у тебя есть отличные помощники — Карен и я.
Он специально первым назвал брата, чтобы отец почувствовал, что на него он может положиться в большей степени, чем на старшего сына. Отец уловил ловушку, усмехнулся:
— Я рад, что могу положиться на своих сыновей. Но для любого дела плохо, когда у него несколько руководителей, еще хуже, когда несколько ответственных. Вся власть должна быть сосредоточена в одних руках.
— Я о том и говорю — твои руки достаточно крепкие.
Отец рассмеялся:
— Э, нет, сын, тебе не увильнуть. Семейное дело возьмешь на себя ты. Потому что ты старший и это правильно, а еще потому что у тебя есть хватка и свое мнение, а это полезно для дела. Так что назначай свою проверку, и готовь документы в налоговую, чтобы провести все правильно…
— Как скажешь, отец.
— Но я позвал тебя не за этим… Став во главе бизнеса, тебе будет не до семьи. Значит, нужно об этом позаботиться уже сейчас.
Тигран опешил. Он продолжал смотреть на отца, но не мог выговорить и слова. Отец продолжал:
— Хорошая жена — опора мужчине. Она не в тягость, а как раз наоборот. Приглядись к Софии, дочери Рубена. Ей двадцать, студентка, знаю, учится хорошо. И характер хороший, и воспитание.
— Отец, прошу, не продолжай. Я себя чувствую жеребцом в стойле.
Отец поморщился:
— Что за сравнение… Ты не жеребец, да и я тебе не кобылу предлагаю, а о невестке с тобой говорю, матери моих внуков.
— Давай я с этим разберусь сам, — Тигран выпрямился и хотел встать.
— Расскажи о той девочке, что приходит к тебе…
Взгляд отца стал строгим, а Тигран от неожиданности сел.
— Откуда ты знаешь?
— Боже мой, сын, ты такой наивный… Ты с ней на всех фото в соцсетях, а на тебя подписана твоя сестра. На некоторых фото вы сняты в этой твоей убогой квартире… Расскажи мне о ней. Кто она, чем занимается, из какой семьи…
Тигран успел немного прийти в себя. Медленно перевел дыхание:
— Ее зовут Анна, мы учились в вместе, только она несколькими курсами младше. Очень милая, нежная девушка… — Он подумал и добавил: — Хозяйственная, если это для тебя важно…
Отец кивнул.
— Важно. Но не это главное. На главный вопрос ты не ответил. Любишь ли ты ее.
Тигран опустил голову, чтобы не чувствовать себя, как на допросе.
— Люблю, — прошептал.
— Ты говорил с ней об этом?
Тигран покачал головой:
— Нет.
— Почему? Ты не уверен в ней?
— Нет, просто не сложилось. Не хотел ее торопить.
— Вы были близки?
Тигран вскинул голову, побледнел:
— Я смолчал, когда ты решил назначить меня своим преемником. Я послушно шел за тобой и делал все, что ты велишь… Но сейчас ты лезешь уже не в мою жизнь, а в мою постель.
Отец отвел взгляд, вздохнул.
— Значит, вы были близки… То есть эта девушка легла к тебе в постель, не получив от тебя признания в серьезности чувств, предложения провести вместе жизнь… Что для нее эта близость, как ты думаешь? Сколько таких постелей она познала?
Тигран побагровел. Вскочив, крикнул:
— Отец! Ты не имеешь права так говорить о ней! Ты ее совсем не знаешь, и это не этично, в конце концов, в таких словах обсуждать незнакомую тебе девушку… Никогда бы ты такое себе не позволил, будь она армянкой. Потому что это кого-то бы оскорбило, кого-то из твоих друзей, ведь все, кто тебя окружают — твои друзья.