— Тигран, остановись, — отец предостерегающе посмотрел на него.
Молодой человек побелел.
— Ненавижу… Ненавижу это все, — он окинул отцовский кабинет взглядом. — Эту показную роскошь, это все схвачено, связи, друзья, свой круг, в который входят только такие же, достойные, проверенные, все — братья. А они не братья, — его губы дрожали, взгляд стал острым и горел в лихорадке. — Брат ведь — это не брат, а выгодная партия…
— Это наши близкие, — проговорил отец. — Давать возможность проявлять себя — это разве плохо?
— Это мещанство. Неужели ты не понимаешь, на сколько это мелко и ничтожно?!
Отец хмыкнул:
— Мещанство, говоришь? — Он цокнул языком. — Сразу видно, какой ученый у меня сын. Такие слова знает… Но вот что я хочу у тебя спросить: если это так мелко и постыдно, отчего же ты пользуешься этими благами? Почему носишь костюмы, купленные у Ашота, ходишь в барбершоп к Армену. Пьешь коньяк, привезенный тетушкой Сони… Как так получилось, что ты всем этим пользуешься, но так глубоко ненавидишь и презираешь?
Отец буравил его взглядом.
— Жаль, что мне пришлось говорить с тобой в таком тоне и тем более по такому поводу, но… — Он сделал паузу, вздохнул. — Ты знаешь, что ты — у нее не единственный, у этой девушки? — отец замолчал.
Тигран отшатнулся, метнулся к двери, но снова вернулся и рухнул в кресло.
— Что такое ты говоришь? Отец. — Он схватился за голову и, скрючившись, стал раскачиваться, будто баюкая себя.
Отец помолчал. Ему в самом деле не нравился этот разговор. Но когда-то он должен был произойти. Почему не сейчас?
— Марго, увидев ваше совместное фото, заинтересовалась. Ты же знаешь, как она любопытна, а тут она обнаружила то, что скрывает любимый брат… Кого скрывает, вернее сказать. Простой поиск по фото привел Марго в другую соцсеть, где ты не зарегистрирован, а у этой девушки, Анны, довольно активная страничка. Твоих фото там нет, но зато есть фото другого парня. Весьма красноречивые.
— Это не она, — схватился за идею Тигран. Он выпрямился, его взгляд горел.
Отец молча достал сотовый и открыл галерею фотографий, где без труда нашел скрин страницы из социальной сети и несколько фото. Он развернул экран сыну:
— Это она?
Тигран почувствовал, как закончился воздух в легких. Его бросило в жар, но тут же внутри что-то оборвалось и рухнуло к ногам. Потемнело в глазах. На него — светлая, улыбающаяся, нежная и такая ранимая — смотрела его Ани. На фото у нее была совсем другая улыбка — шальная и будто бы пьяная от головокружительного счастья. Солнце падало на ее лицо, освещая глаза. И со спины ее обнимал высокий незнакомый парень. Он прежде его никогда не видел.
В книгах иногда писали про то, когда мир теряет краски. Его забавляла эта аллюзия. До этой минуты.
Его мир померк, словно солнце отвернулось от него или вовсе перестало светить. Отцовский кабинет плыл перед глазами, к горлу подступила тошнота.
Поднявшись, Тигран направился к выходу. Кажется, отец хотел его остановить и даже приказывал.
Покачиваясь, Тигран вышел в коридор, направился к выходу. Родня, шумно отмечавшая выздоровление отца, встретившись с ним взглядами, расступалась, будто от прокаженного. Да он и был прокаженным, он чувствовал, как страшная серая гниль стремительно заполняет его, не оставляя ни мыслей, ни чувств, ни запахов… Только гнилостное, брезгливое ощущение испачканности.
На пороге квартиры он остановился. Оглянулся, слепым взором оглядел присутствующих. Безразлично скользнул по лицу сестры, чуть задержался на материнском, перепуганном.
Покачал головой.
— Как же я вас всех ненавижу…
Просматривая фото в инсте, увидел, что она была у тетки, когда он был на др морго. А она сослалась на болезнь. И была там не одна, а с парнем.
Тот май перевернул его жизнь с ног на голову.
Тигран плакал от бессилия, бесился от собственной тупости и невнимательности. Не понимал.
То, что происходило дома, доносилось до него раскатами.
Звонила мама и пыталась выяснить, какая муха его укусила.
Звонила Марго и жаловалась, что ничего не понимает, но отец запретил упоминать имя Тиграна в доме. Требовала объяснений. Умоляла поговорить с отцом, взывала к жалости и состраданию.
Карен холодно поинтересовался, куда Тигран положил ключи от сейфа с печатями.
Его жизнь катилась под откос, но Тигран в оцепенении наблюдал за этим, даже с некоторой долей злорадства, как приговоренный к смертной казни надеется, что она завершится скорее, и скорее закончатся его мучения.
Он бродил по тесной комнате, перебирая в памяти все разговоры с Анной, ее взгляды и планы. И все отчетливее понимал, каким слепцом он был все это время.
И однажды, спустя неделю примерно, после ссоры с отцом, когда телефон его окончательно и глухо замолчал, он все-таки сел к ноутбуку и проделал то же, что проделала его сестра с их совместным с Анной фото.
Аккаунт Анны в другой соцсети нашелся быстро. «АннаСВЧ» — так он назывался, очевидно, по ее фамилии Савченко. Тигран встал и отошел от стола, не решаясь открыть страницу аккаунта. Вышел в магазин, но не дошел до него, стремительно вернулся и нажал ссылку.
Фото Анны — улыбающееся лицо, дурацкие ракурсы, походы по магазинам, прогулки по городу. Фото, сделанные Тиграном для нее. Ни одной фотографии с ним. Ни одного упоминания о нем.
В поисках той самой фотографии, которую показывал ему отец, он пролистал ниже, но, не дойдя до нужного фото, замер, уставившись на незатейливую по композиции фотографию: Анна в знакомой клетчатой рубашке на фоне деревенского забора. На голове — панамка из газеты, как в старых фильмах про приключения Шурика, на руках — перчатки, перепачканные зеленой краской. Тиграна привлекла дата фотографии и локация: деревня Подемкино, та самая, куда Анна хотела съездить, чтобы помочь тетке. Фото сделано в день рождения Марго. Когда — со слов Анны — она заболела и отменила поездку.
Тигран почувствовал, как плечи сковало холодом, а по спине — от затылка к пояснице — будто ледяной водой окатило. Будто его убили. Будто погрузили в серебро и пригвоздили к стене осиновым колом. Как нежить. В груди, стремительно расширяясь и пронизывая насквозь, прорастало понимание: Анна все это время лгала.
Фото — к слову, не единственное— с неизвестным Тиграну мужчиной, по-хозяйски откровенно обнимавшем Анну, уже ничего не значило. Хотя нет, значило — оно было размещено накануне до того поцелуя, когда Анна ответила, когда не оттолкнула. А следом, в той же карусели фотографий — более откровенные и вовсе не дружеские объятия.
Тигран схватился за голову и завыл — от боли, которая разъедала его, от обиды и разочарования. И — самую капельку — от стыда, что был до такой степени слеп и наивен.
Он смеялся — оказывается можно смеяться, когда больно.
А потом он перестал что-то чувствовать.
Лег на диван и уставился в потолок. Кажется, день сменился ночью, и снова стал днем. Его разряженные телефон какое-то время утробно гудел, но вскоре стих, а Тигран продолжал лежать, чувствуя себя мертвым. Потом кто-то приехал и звонил в дверь. Потом барабанил в нее.
Когда тени снова легли на потолок, предвещая начало вечера, с грохотом распахнулось окно в кухне. Раздались чужие голоса, а следом около Тиграна оказалась Марго. Она кричала, била по щекам, плескала водой в лицо. Были врачи, с недоумением смотрели на него спасатели.
— Что ты с собой делаешь?! — шептала сестра, когда все разошлись.
Он не мог ответить — когда умираешь, говорить остается не о чем. Да и не зачем.
Марго поставила телефон на зарядку, тот почти сразу загудел ворохом непринятых сообщений. Марго, с сомнением взглянув на брата, переставила сотовый в кухню, тихо с кем-то говорила. Тигран не прислушивался. Он не хотел больше быть. Чувствовать. Знать. Жить…
Вечером пришла Ани.
Она растрёпанным светлым вихрем ворвалась в квартиру, кинулась к Тиграну в комнату, но застыла на пороге, словно вкопанная.
Марго, появившись в проеме, мельком взглянула на пришедшую Анну, тихо ретировалась, Тигран слышал, как за ней закрылась входная дверь.
— Что… что случилось? — прошептала Анна. — Ты заболел? На тебе лица нет…
Тигран смотрел в потолок.
— Я все знаю.
— Что именно? — голос анны дрогнул.
Тигран усмехнулся, порывисто сел.
— Я видел фото из Подемкино, когда ты якобы болела, а еще десяток других фотографий с другим мужчиной.
Анна, округлив глаза, на него смотрела. Моргнув и будто выйдя из оцепенения, проговорила:
— И что?
Ее вопрос стал пощечиной.
— Ты лгала мне… — голос осип и сорвался на хрип.
Анна промолчала. Пройдясь вдоль стены, девушка шумно выдохнула. Тигран наблюдал за ней, как наблюдает приговоренный за подготовкой палача к казни, и слабо улыбался.
Девушка решительно взяла за спинку стул, развернула его спинкой к Тиграну и села на стул посреди комнаты, оседлав его. Она поставила локти на спинку и какое-то время молчала, изучая мужчину.
— Я не должна была так делать, — заговорила, наконец. — Я, действительно, встретила кое-кого… Кто мне очень дорог.
— Дороже, чем я? — голос снова изменил ему, сорвался на инфернальный шепот. Тигран откашлялся.
Анна посмотрела на него с сочувствием и недоумением:
— Это другое, понимаешь?
— Но мы целовались, ты не отталкивала меня. И не говорила, что тебе неприятно, не нравится, что у тебя есть другой мужчина, который тебе дорог.
Она простонала:
— Тигран… Ну что такое поцелуй?! Да, ты мне нравишься, я долгое время думала, что нравишься как мужчина. Но я ошиблась… Ты зол и имеешь право злиться на меня, но это не было обманом, я не играла с тобой, если ты об этом…
— Ани, скажи… А если бы в тот вечер мне не сообщили о болезни отца, ты бы… была со мной?
Анна опустила голову на скрещенные руки, покачала головой:
— Да… Нет… Не зна-аю, Тигран! Я же говорю, ты мне нравишься, и меня в каком-то смысле к тебе влекло всегда. Ты очень милый, нежный… И ты классно целуешься… Уфф. Как вспомню, так голову сносит.