– Господин Вингерен, кому вы доверили заняться пациентом в тот первый вечер? Это очень важно.
– Молодому санитару. Он и в дальнейшем имел дело с пациентом Четыре-Восемь-Восемь, но все-таки чаще с ним общался я сам, по крайней мере в первый месяц.
– Как звали того санитара?
– Вы шутите? – фыркнул Олинк. – Как я мог это запомнить?
– Ладно, ничего. Кажется, я уже знаю, кто был информатором людей, шантажировавших вас все эти годы. – Сара вскочила с кресла под недоуменным взглядом старого директора. – Спасибо!
– Госпожа Геринген, мне о вас ничего не известно, но я всю жизнь занимаюсь тем, что заглядываю людям в душу, и могу сказать, что в вашей душе есть доброта и какая-то хрупкость. Будьте очень осторожны. Те, кто затеял всю эту историю, не зря оберегают свою тайну почти сорок лет.
Сара поблагодарила доктора Вингерена, торопливо дошла до внедорожника и вихрем помчалась в Осло.
Глава 10
Было около четырех часов дня, хотя казалось, будто уже четыре ночи – небо закуталось в толстое свинцово-серое одеяло из снежных туч, и муниципалитету Осло даже пришлось оставить зажженными уличные фонари, но и этого света едва хватало, чтобы рассеять густой покров тумана.
Сара повыше подняла воротник парки, прикрыв шею и затылок, который уже ломило от холода и усталости, выскочила из машины, пробежала через парковку, а затем, рывком распахнув тяжелые двери Главного управления полиции, устремилась к кабинету Норберта Ганса. Помощник оторвал взгляд от монитора и сразу понял, что начальница очень спешит.
– При обыске у Сандвика нашли трудовой договор? Мне нужна дата его поступления на работу в «Гёустад».
– Э-э… на глаза он мне пока не попадался, но, должно быть, нашли. Коробки с изъятыми у Сандвика вещами на первом этаже.
Сара сделала помощнику знак следовать за собой; они спустились по лестнице и вошли в общее помещение, где трое полицейских, разложив перед собой стопки бумаг, внимательно их изучали.
– Парни, нам нужно узнать, когда Леонарда Сандвика наняли на работу в «Гёустад», – сказал Норберт. – Ищите трудовой договор или отчеты из пенсионного фонда.
Они с Сарой присоединились к команде, рывшейся в здоровенной куче документов, которые накопились дома у пожилого санитара, и через полчаса, к пяти, получили то, что искали.
– Я так и думала, – пробормотала Сара.
Схватив трудовой договор, она решительно направилась к камере предварительного заключения, где держали Сандвика, и вошла, по обыкновению не постучав.
Санитар, дремавший на койке, подвешенной к стене, очнулся оттого, что хлопнула дверь, и, дернувшись, поднял голову с подушки.
– В рамках расследования по делу пациента Четыре-Восемь-Восемь возникли новые вопросы, – сухо сообщила Сара.
Леонард Сандвик нервно облизнул губы; осоловелый взгляд заметался, в нем ясно читались недоумение и страх. Санитар сел на краю койки и потер виски.
– Что случилось? Почему вы на меня так смотрите, инспектор?
– В этом документе черным по белому написано, что вы приступили к выполнению обязанностей санитара в психиатрической больнице «Гёустад» двадцать второго ноября тысяч а девятьсот семьдесят девятого года. Что в принципе не противоречит сказанному вами на предыдущем допросе. Верно?
– Да…
– Господин Сандвик, в прошлый раз вы мне также сказали, что не были свидетелем прибытия в «Гёустад» пациента Четыре-Восемь-Восемь и узнали о его существовании лишь спустя несколько месяцев после того, как сами пришли туда на работу. Так?
– Э-э… да.
Сара заметила, что задержанный непроизвольно бросил взгляд на дверь, будто хотел сбежать.
– Однако только что я узнала… – Сара демонстративно заперла замок на несколько оборотов, – что пациента Четыре-Восемь-Восемь привезли в больницу двадцать четвертого декабря семьдесят девятого, то есть через месяц после того, как вы приступили к выполнению обязанностей санитара. Вы уже были там. И приняли пациента, когда его доставили туда двое неизвестных мужчин. Почему вы солгали, господин Сандвик?
– Я… я не лгал, просто забыл, вот и всё. Вы же задаете мне вопросы о событиях тридцатишестилетней давности! Может, я и видел, как тем вечером кого-то привезли, но понятия не имел, что это был Четыре-Восемь-Восемь. Я вам не лгал!
– «Тем вечером», вы сказали? Откуда вы знаете, что это было именно вечером?
– А?.. Я не знаю, может, днем или утром, просто слово подвернулось! – выпалил санитар, раздраженно хмурясь.
– Господин Сандвик, пора бы вам уже начать говорить правду. Ведь это вы приняли и разместили в палате человека, которого привезли в «Гёустад» накануне Рождества. Быть может, и двух директоров этого заведения шантажировали тоже вы? Вы угрожали расправой над их семьями, если они откажутся выполнять приказы? И вы снабжали больницу запрещенным препаратом ЛС-34?
– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите!
– Слушайте, Сандвик, насколько мне известно, у вас есть жена и маленькая дочь…
Пожилой санитар шумно вдохнул.
– Если будете сотрудничать со следствием, суд это учтет. И у вас появится шанс увидеть, как растет ваша дочь.
Сандвик удрученно опустил голову.
– Возможно, я плохо вас знаю, господин Сандвик, но мне почему-то кажется, что вы неплохой человек, и, учитывая, сколько лет вам и сколько вашей дочери, для вас важно, чтобы у нее остались добрые воспоминания о своем немолодом папе…
Взволнованный санитар отвел взгляд, и Сара дала ему время спокойно подумать. За последние несколько часов он как будто постарел лет на десять, а когда снова заговорил, в нем уже ничего не осталось от бодрого, готового сражаться шестидесятилетнего мужчины – теперь перед Сарой сидел жалкий старик, замученный угрызениями совести.
– Я тогда был очень молод, нуждался в деньгах, а у меня ничего такого особенного вроде бы и не просили… – прошептал он.
– Что вы сделали и по чьей просьбе? – почти доброжелательно спросила Сара. – Можете мне поверить, чистосердечное признание значительно смягчит ваш приговор. Срок будет сокращен на несколько лет.
Сандвик вдруг яростно стукнул кулаком по койке:
– Это несправедливо!
– Что несправедливо?
– Вы пытаетесь выставить меня главным злодеем в этой истории, но я ничего плохого не сделал!
– А кто главный злодей? Профессор Грунд, ваш директор?
– Нет, он, по сути, тоже ни при чем. Выполнял то, что ему приказывали, так же как и я.
– Объясните наконец.
Сандвик испустил долгий вздох.
– В семьдесят девятом году я закончил медицинское училище, и нужно было выплатить кредит на учебу… Мне повезло – удалось получить работу в психиатрической больнице «Гёустад», я и не мечтал попасть в такое престижное место… Но зарплаты на приличную жизнь все равно не хватало. – Санитар с трудом сглотнул и сокрушенно покачал головой, словно проклинал себя за решения, принятые в молодости. – В декабре того же года со мной связался какой-то человек. Он предложил мне за ежемесячную плату наличными присматривать за одним пациентом, который должен вскоре поступить на содержание в «Гёустад». Я согласился, хотя сейчас понимаю, какая это была глупость с моей стороны… Согласился, потому что не увидел в том предложении ничего рискованного или незаконного. Меня всего лишь попросили лично ухаживать за больным с амнезией и следить за тем, чтобы он получал регулярный курс лечения препаратом ЛС-34 и проходил тесты на каком-то странном аппарате. Я должен был каждый месяц составлять отчет о его состоянии, описывать рисунки, которые увижу у него в палате, и звуки, которые он будет издавать. Пациента привезли в сочельник. Мне велели не задавать лишних вопросов, не пытаться понять, что с ним происходит, и никому о нем не рассказывать. Еще меня заверили, что директор в курсе и не будет чинить препятствий.
– Что вы знаете о человеке, который сделал вам это предложение? – поинтересовалась Сара, смерив санитара задумчивым взглядом.
– Ничего. Я даже лица его не видел.
– Как же вы общались?
– Сначала по почте, до востребования, а в последние годы – по мобильной связи. Он давал мне номер, на который я должен был звонить раз в месяц и отчитываться.
– Диктуйте номер, Леонард, я записываю.
Санитар замялся.
– Могу продиктовать, но этот номер уже недействителен. В конце каждого разговора я получал от него новый. А в прошлый раз я сказал ему о смерти пациента Четыре-Восемь-Восемь, и на этом все закончилось.
– Давайте тот номер, который у вас есть.
Леонард Сандвик покорно полез в задний карман брюк и протянул Саре скомканную бумажку.
– Прошу вас, не звоните по нему, тот человек поймет, что номер вы получили от меня, и… – Санитар перешел на шепот: – Я боюсь за свою семью.
Сара, взяв бумажку, молча вышла из камеры и заперла дверь. Она сразу направилась в кабинет, где за компьютером сидел эксперт по телекоммуникациям – худой парень с покрасневшими глазами. По монитору перед ним ползли колонки цифр, время от времени он быстро барабанил по клавиатуре. Сара протянула парню бумажку и попросила отследить номер, по возможности осторожно; тот пообещал управиться побыстрее.
Вернувшись к Сандвику, Сара привалилась спиной к дверной створке и скрестила руки на груди:
– Пока специалисты вычисляют владельца номера, расскажите мне, как ваш собеседник отреагировал на известие о смерти пациента Четыре-Восемь-Восемь.
Леонард молчал, покусывая ноготь на большом пальце.
– Господин Сандвик, ответить на мои вопросы – это единственное, что вы сейчас можете сделать, и единственное, что может вам помочь. Что сказал ваш собеседник, услышав о смерти старика?
– Сначала в трубке была тишина. Потом он заявил, что моя миссия окончена и, соответственно, денежные переводы прекратятся.
– Откуда у старика шрамы на лбу?
– Меня это тоже интересовало. Поначалу я думал, что он преступник… но цифры на лбу – это странно даже для бывшего заключенного…
– Послушайте, если вы хотите, чтобы я сообщила в суде о вашем сотрудничестве со следствием, того, что вы рассказали, будет недостаточно.