– Спи, малышка, засыпай. Ночь пришла. Баю-бай.
И вот на этом последнем глухом «бай» Галка наконец-то проснулась.
Глава седьмая
Спи, дитятко, почивай, свои глазки закрывай,
Стану петь я, распевать, колыбель твою качать.
Действительно проснулась.
Занавески были кем-то отдернуты, за окном – лишь серость и дождь. Через приоткрытую форточку заунывно свистел ветер. Галка вскочила с кровати, бросилась в соседнюю комнату.
Болела ладонь, на коже раскраснелась завитушка от ночного ожога. Но не сейчас, об этом она не хотела думать.
Остатки то ли сна, то ли не-сна сыпались внутри ее головы холодными каплями дождя. Некоторые из них разбивались довольно стремительно, но главное Галка прекрасно помнила – смесь ужаса и смеха. Запах болота, перегноя. И ещё как длинные и костлявые пальцы елозят по пяткам, по бокам, по шее, сильно щекоча. Сама женщина без лица вроде бы тоже вместе с ней смеялась. Какие-то звуки тогда определённо вырывались сквозь чёрную трещину, которая была на месте рта, если не считать жутких колыбельных. Хотя и колыбельными-то их назвать было довольно сложно. Галке много всякого пели в детстве мама и бабушка. Про зайку, про бычка на доске, про месяц, который стучит в окошко. Наверное, она знала все разнообразие колыбельных в мире, а то, что пела женщина без лица… это были лишь обрывки фраз и слогов.
Баю-бай, блин.
Родители до сих пор крепко спали, развалившись на кровати. Не завёрнутые в простыни и покрывала, а просто так, как обычно спят все взрослые люди. Папин храп разносился по комнате. Галка замерла в дверях. Они оба успели переодеться за ночь. Верхняя одежда аккуратно лежала на стуле. Мама в пижаме. Кто-то доел грибы. Наверняка папа. У него бывает ночной жор, как-то он встал в четыре утра, приготовил себе яичницу, бутерброды, сока налил апельсинового, шоколадку развернул и всё это один съел. Мама его потом легко вычислила утром по оставленным им на кухне следам типа немытой сковородки и забытой фольги от шоколадки. Папа защищался, говорил, что это произошло от большой переработки и нервов на работе.
Электроплитка до сих пор стояла включённой, напомнив о ещё недавно обожжённой ладони. Свежий шрам сразу же противно зачесался. Он был неглубокий и не такой страшный, как ей показалось во сне. Гораздо страшнее было то, что он вообще у неё появился. То есть Галка этой ночью металась тут с плиткой, натуральный лунатик. А если бы вдруг случилось что, да посерьёзнее?
– Мам! Пап! Просыпайтесь, – без особой надежды сказала Галка. Почему-то она была уверена, что они теперь не проснутся никогда.
Да и надо ли будить их? Ей просто приснился кошмар, как какой-то малолетке, а родителям расхлёбывать.
Сцена: папа и мама сразу же просыпаются. Крупный план: папино заспанное лицо, он растирает глаза и зевает.
Общий план: в комнате кавардак, на улице капает дождь. Мама садится на кровати и сонно елозит босыми ногами по полу в поисках тапочек.
Папа: Кошмар, что ли, приснился? (Смеется.) Тебе же почти четырнадцать лет, а не шесть. Из-за чего кошмар? Из-за той ужасной глиняной фигурки без лица?
Мама: Ну, дочь, ты даёшь (смеётся тоже).
Папа: Будешь теперь у меня смотреть одни диснеевские мультики, раз ты у нас такая впечатлительная.
Все смеются в итоге. Занавес. Такой эпизод Галка снимать совсем не хотела бы.
Часы показывали половину пятого утра. Считай, вот и ночь прошла.
Галка не удержалась, потрясла маму за плечо, потом папу, но оба спали. Крепко. Посапывали и похрапывали. Мама вяло отмахнулась, не разлепляя веки. Папа перевернулся на живот, спрятал голову под подушку. Галка всё ещё была уверена, что не разбудит. Потому что не сон это был, а морок. Мистика.
Выключила плитку. Походила вокруг родителей, соображая, что делать дальше. Уселась на табурет. Спать, конечно, ей опять не хотелось, и вообще состояние было такое же взбудораженное, как и перед важными школьными экзаменами, или когда она впервые показывала перед всем классом своё снятое видео. При таком состоянии на месте ну никак не усидишь, хочется соображать быстро, что-то делать и действовать. Было бы сейчас часов восемь, она рванула бы уже поскорее к близнецам или на веранду хозяйского дома, чтобы поискать в интернете что-нибудь про глиняные фигурки и ещё про странный подменный сон.
Не добралась ночью. Не выяснила.
Ладонь болела и неприятно чесалась. Шрам набух, а местами кожа вздулась, побелела и наполнилась влагой. Такие вещи нужно было срочно дезинфицировать, смазывать и бинтовать. Иначе ты подхватишь что-нибудь страшное, потом заражение крови, и понеслось.
Папа снова захрапел, и звук его храпа был лёгким, равномерным. Что бы ни означал их сон, папа хотя бы как следует отдыхал и отсыпался. Галка пошла в ванную. Мамина сумочка лежала на стиральной машине. В ней нашлись пузырек йода, пачка детских пластырей с рисунками-машинками. Кажется, мама их купила десять или сто тонн разом, когда Галка была ещё маленькая, и до сих пор не израсходовала. Перекись водорода тоже там была. Полный набор. Галка управилась в два счета. Пока наклеивала детские пластыри, немного успокоилась. Боль ушла куда-то под яркие рисунки-машинки, глухо пульсировала и стала для неё почти незаметной. Да и сон уже полностью утихомирился в голове. Поблек. С кошмарами ведь всегда так. Попробуй вспомнить его через полчаса – и у тебя не получится. Но зато неприятные ощущения остаются с тобой надолго.
Итак, нужно попробовать мыслить трезво. Как взрослые, например. Рационально.
Рационально, правда, у неё не очень получилось. Потому что если, к примеру, допустить, что какой-то морок в образе женщины проник к ним в дом, волшебством усыпил родителей, а потом принялся щекотать Галку, то какой здесь вообще мог быть рационализм? Мистика, да и только. Плохая короткометражка со слабым сценарием.
А если допустить, наоборот, что это всё кошмар?
– Например, у меня вдруг обнаружилась редкая форма снохождения, – пробормотала Галка, разглядывая красную машинку на пластыре. Вслух всё это переварить было легче. Не так страшно, что ли. – Я проснулась глубокой ночью, включила плитку… ну, скажем, разогреть воду. Хотя у нас есть электрический чайник, но лунатики ведь не сильно разбираются в правильности и логике. Так вот, я её включила и случайно задела ладонью, от боли перестала соображать совершенно и вернулась обратно к себе в кровать. Окей. Это более-менее было объяснимо.
Она выглянула из ванной и посмотрела на кровать родителей. Те спали. Крепко.
– Что насчёт мамы и папы? Если я лунатик, то они тогда кто?
Уставшие на ежедневной работе люди.
В сумочке с лекарствами также лежала пачка снотворного. Галка повертела её в руках. В блистере не хватало нескольких таблеток.
– Ага. Папа, видимо, проснулся от своего ночного жора, слопал грибочки, полез ещё за едой и маму разбудил. Она ему, конечно же, по голове дала за такие дела, а потом не могла долго уснуть, потому что легли они рано, сон сбился и всё такое. Выпили вдвоём по таблеточке. Чтобы ничто не могло помешать им отдыхать. Совпало с моим кошмаром и снохождением, вот вам и здрасьте. Природа ещё и не такое на улице вытворяет.
Кошмар сдал свои слабеющие позиции окончательно. Галка обошла все комнаты на всякий случай. Сделать это было несложно, домик-то был квадратов на семьдесят в общем и целом. Женщину нигде не обнаружила. Все окна были плотно закрыты изнутри. Входная дверь тоже. То есть если эта ведьма, или призрак, или кто она там вообще была, выбралась из домика, то за ней все плотно закрыли. Лунатик или папа, поедающий жареные лисички.
Короче, выходило как-то совсем нелепо. И чем дольше Галка над этим размышляла, тем нелепее у неё это выходило.
В полседьмого утра она вышла на крыльцо. Дождь уже почти прекратился, и сквозь тучи торчали серебристые копья света, вонзающиеся в траву, в поле, в крыши домиков. Автомобиль у шлагбаума светился весь, будто солнечные лучи целенаправленно его атаковали. Но там дело было ещё и в горящих рядом фонарях. Никто их не выключал с рассветом, и, похоже, автоматика перестала нормально работать.
Плакал ребёнок. Может быть, он и раньше плакал, и звук не прекращался, но Галка обратила внимание на это только сейчас. Со стороны домика, где жила Юлия.
Надо бы проверить в интернете информацию про подменный сон. Ладно, уже не так было рано, чтобы казаться для остальных слишком чудаковатой девочкой. Вчера она примерно в это же время тоже приходила. Вернулась в дом, запихала ноутбук в пакет, чтобы он не намок, набросила куртку и выскочила на улицу. Галка быстро побежала по дороге к хозяйскому домику. Дождь выстукивал по её капюшону и по пакету, и сквозь эту дробь был слышен громкий плач.
Ребёнок как будто никогда и не затихал.
Сандалии шлёпали по грязи и необратимо промокали насквозь. Вихляющую дорогу размыло окончательно, здесь уже, наверное, теперь мало бы кто проехал. Галка тихо поднялась на крыльцо, под навес, и села за дальний столик. Двери в хозяйский дом были закрыты, хотя повара, уборщицы и прочий персонал уже должны были заняться делами. Вряд ли они спят здесь до семи часов.
Но кто знает, кто знает.
Галка никогда раньше не задумывалась об обратной стороне работы большого глэмпинга. Да и вообще о подобной рутинной работе. Может, им там было удобнее за закрытыми дверьми готовить, столы протирать, белье гладить и упаковывать? Сколько вообще персонала здесь работает, чтобы содержать десять домиков и кучу приезжающего на отдых народу? Какие-то взрослые мысли полезли в голову. О работе и бизнесе. Это нужно обращаться к папе, когда он проснется.
Она открыла ноутбук и зашла в интернет. По привычке проверила все свои чаты, почитала новости, ответила подругам. Отвлеклась. Папа как-то говорил, что интернет всегда отвлекает от важного, и это его проблема. Как в море почти невозможно схватить одну-единственную и конкретную каплю, так и в цифровом современном мире сложно было сконцентрироваться на чём-то одном. Любая вещь кажется незначительной на фоне бескрайнего пространства разнообразной информации. Как и с каплей, нужно прилагать большие усилия для того, чтобы выловить нужное.