– Наберите Клим Палыча! – крикнула Галка в трубку. – Нажалуйтесь на меня! Галина Сергеевна Оленичева! Пусть меня поругают и накажут!
– Хорошо, хорошо, – буркнула женщина и оборвала связь.
Галка чуть не швырнула телефон об пол от злости. Ну до чего же бывает сложно со взрослыми.
– Нам тоже никогда почти не верят, – сказал Добрыня. – Такова участь всех подростков на земле.
– И что теперь делать?
– Добраться до города самим, прийти в больницу или в полицию, пусть едут сюда.
– Вас не выпустит крикса, – сказал старик.
– Мы это уже слышали! – огрызнулась Галка. Разозлилась от собственного бессилия. Вроде бы вот, под рукой телефон, интернет, технологии, а какая-то женщина на проводе решает за неё, что делать.
– Послушайте меня внимательно. Может, гораздо легче вам будет поверить в ведьму, чем в спорынью?
– Именно так и делали в древние времена. Верили во всякое мифическое, – вставил Марк.
Но старик уже начал рассказ, будто и не услышал.
Занавес.
– Много лет назад на этом месте была деревня Заступино. Ну, вы в курсе. Основной промысел – рыболовство. Щуки тут водились большие, примерно в два локтя. А ещё по рекам сплавляли в города лес и ягоды. Так вот, после войны эта история приключилась. Приехала сюда женщина одна, молодая, непонятно какого роду и племени. Никто её в деревне не знал и раньше не видел, только имя было странное для нашего времени – Римма. Ходили слухи, что откуда-то из Европы к нам перебралась. После войны ведь очень много беженцев отовсюду у нас было. Но просто слухи. Поселилась она на третьем острове. У нас острова тогда по номерам называли, так было легче ориентироваться. Первые два, ближайшие к нам, с электричеством были, там дома стояли. А третий дальний, пустой, только ягоды можно было собирать и мох лечебный. На острове один-единственный домик стоял, охотничий, еще с начала прошлого века. В нём эта женщина и поселилась. Сразу слух пошел, что она ведьма.
– Почему? – спросила Галка.
– А как ещё, милая? Чужая и одиночка, имя необычное, селится в лесу, в деревню приходит раз в несколько недель. Приносила настойки ягодные, грибы сушёные, иногда шкурки животных или рыбу. Всё на продажу, просто так не отдавала. Или выменивала на бинты, тряпки, еду разную. А потом стала приносить мази в спичечных коробках. На травах. Говорила, как сейчас помню, что они помогают от недугов разных, лучше, чем в больницу съездить. А больница-то вообще находилась далеко. До поликлиники на машине примерно минут сорок ехать. Автомобилей не было, только на лошадях. У нас некоторые её тогда на смех подняли, другие пожалели. После войны многие люди тронулись умом, не пережили такой тяжёлой трагедии. Таких вот безумных мужчин и женщин в каждой деревне встретить можно было. В общем, кто-то стал у неё брать мази в обмен на еду или ещё что. И, знаете, кому-то даже действительно помогало. Деревня у нас была ведь небольшая, все друг друга хорошо знали, слухи расходились вокруг быстро. Не помню уж, сколько времени с того самого дня прошло, может, месяц, может, два или три, а мази эти стали разлетаться. Едва женщина эта приплывала со своего острова, на берегу её уже с нетерпением ждали. Выменивали коробки. Даже из городов сюда приезжали люди. Из Ленинграда кто-то наведывался. Мы очень гордились. Собрались всей деревней, отстроили ей дом деревянный на окраине. Но она всёравно постоянно на острове своём была. Манило её туда что-то. А потом она вдруг влюбилась в одного мужичка.
– Я так и знал, – буркнул Марк. Он нервно раскачивался на стуле, подавая Добрыне безмолвные знаки, что готов с ним поспорить, кто из них раскачается как можно сильнее.
Галка решила на это внимания не обращать.
– Все узнали, конечно, – продолжал старик. – Слухи, как я и говорил, разлетаются быстро. Он был женат, да ещё и жена его ребёнка в тот момент ждала. Сложно, в общем. А целительница влюбилась крепко. Ходила под их забором, вокруг дома, и звала его. Мужичок сам не совсем чист на душу был и поэтому выходил к ней, миловался, обнимался, обещал уйти от жены, бросить ребёнка, который на тот момент ещё даже и не родился. В итоге не бросил он её. Жену его увезли в город рожать, а целительница как с ума сошла в те дни. Бегала по деревне, кричала, лицо себе все исцарапала, звала мужичка, чтобы он с ней уплыл на остров и жил там в любви и заботе. Он стыдился этого и совсем не выходил из дома. А когда целительница упала перед его калиткой на колени и стала рвать на себе одежду, тут уж другие местные подключились. Скрутили её, перемотали какими-то тряпками, чтобы сильно не буйствовала, и повезли в больницу, в город. Бедная, бедная женщина. Свихнулась окончательно из-за своей любви-то. Довезли её до больницы, да там и оставили.
– Разве можно и правда сойти с ума от любви?
Старик пожал плечами.
– Любовь и есть сумасшествие, милая, – сказал он. – А лекарство – это любовь взаимная. Когда взаимности нет, человек постепенно умирает духовно или даже физически. Иногда рана залечивается, но на душе и глубоко внутри всегда остаются глубокие шрамы.
– О, пошли сантименты, – скривился Марк и в этот момент чуть не упал со стула. – Давайте уже продолжение. Публика ждет концовку истории.
– Есть хочу, – Добрыня не поддержал Марка, а отправился в столовую. Порыскал там, вернулся довольный, с батоном и сушками. Разложил всё богатство на столе, кивком приглашая остальных к своей нехитрой трапезе.
Время одиннадцать, а Галка не особо чувствовала голод. Стресс. Такое часто бывает. Люди худеют сильно из-за стресса.
– Римма сбежала из больницы и пропала. Мы в деревне все прекрасно знали, что она вернулась обратно в свой домик на третьем острове, но никто туда не совался. Слухи, опять же, ходили, что она теперь стала, как настоящая Баба-яга, сидит в доме, никого не впускает, сама никуда не ходит. В деревне она так и не появлялась больше. А потом она умерла.
– И как же вы об этом потом узнали, если туда никто из деревни не совался? – Скепсиса в голосе Марка хватило бы, наверное, чтобы заполнить до краёв столитровую большую бочку, которая стояла у Юлии под навесом, вот точно.
Галка взяла со стола сушки. И вообще они не сухие оказались, а даже слегка влажные. С крупинками сладкого мака.
– Римма пришла к нам потом в деревню. Мёртвая, – сказал старик. Галке показалось, что он не просто так сказал, а выдавил слова, будто они сопротивлялись.
– Ага. С рогами такая, стучала во все окна и мази свои лечебные предлагала, – хмыкнул Марк.
Старик мотнул головой.
– Я не помню точно подробностей… – пробормотал он. – Много лет прошло. Не с рогами. Просто мёртвая. Это сразу видно. Кожа у нее была влажная такая, покрытая каплями. Лица не помню. Только губы потрескавшиеся, набухшие. Римма. Красивая была она на самом деле, да только никто не замечал этой красоты за её сумасшествием. Прошла по всей улице, напугала детей во дворах. Остановилась напротив дома, где жил её возлюбленный. Младенец громко заплакал. Вся деревня это услышала.
Кстати, Юлин младенец что-то не плакал давно. Видно, тоже уснул.
– К ней никто так и не решился подойти, а она обратно ушла, как будто прямо по воде. Вызвали потом милицию и «Скорую» из города. Приехал наряд, сплавали на третий остров. А там труп в охотничьем домике. В общем, списали её появление в деревне на всеобщую галлюцинацию. Похоронили у нас тут же, на кладбище за лесом. А Римма стала по ночам приходить. К детям. Слухи быстро разнеслись. Я уже не помню, с чего началось и как это захлестнуло деревню, но в какой-то момент каждую ночь то в одном, то в другом доме появлялась жуткая Римма и пугала детей. То есть она не давала им спать, выхватывала из маленьких кроваток, качала, щекотала пятки, пеленала. Это была уже не просто женщина, а настоящая мёртвая ведьма.
– Как фигурка? – спросил вдруг Добрыня. За пять минут он умудрился съесть половину батона.
– Что? Да… я когда увидел ту маленькую фигурку, сразу вспомнил. Память, знаете ли, дырявая. Всё забыл за много лет, а тут…
– Меня она тоже пеленала. И щекотала, – сказала Галка. – Ужасное ощущение.
– Это крикса так изматывает, чтобы потом забрать к себе в подменный сон. Кто-то из жителей в нашей деревне знал старые поверья. Про нечисть лесную мог рассказать, про банника, лешего, кикимору, болотницу, про оборотней разных. Вот он и сообразил тогда, кто именно к нам в деревню повадился. Дети из-за криксы не спали ночами, постоянно плакали. Ей только этого и надо было, чтобы жизненную силу из них поскорее вытащить. А взрослые тоже не спали, проваливались в её подменный сон и не могли помочь детям. Это сон, который заменяет реальность. Вам кажется, будто вы не спите, а на самом деле вы спите, только в её сне. И там её, криксы, законы.
– И мы сейчас все находимся у неё во сне, получается? – уточнила Галка.
– Возможно, милая. Но сил у криксы ещё мало. Сон не крепок. Чувствуете?
Ничего, конечно, Галка не чувствовала. Марк и Добрыня тоже демонстративно повели носами, принюхиваясь.
– Мы тогда собрались всей деревней на том самом месте, где сейчас большой кострище. Лобное место наше было. Обсудили, как нам дальше быть и что делать. Люди же разумные, войну пережили, никто особо не верил в сказки. Предполагали всякое, в том числе морок, отравление, диверсию. Ни о чём не договорились поначалу. А потом крикса похитила ребенка. Того самого младенца, сына своего бывшего возлюбленного. Её в ту ночь многие видели, но сделать так ничего и не смогли. Суматоха, страх. Непонятно, как она смогла тихо проникнуть в дом, схватить ребёнка и убежать. За ней гнались по улицам. А она добежала до озера и как будто провалилась в него. Пропала. Только тёмная гладь. Облазили на лодках всё вокруг. В деревне началась самая настоящая паника, все дети плачут и не спят. На рассвете собрались группой товарищей и отправились на третий остров, в охотничий дом. Никто не сомневался тогда, что это дело рук Риммы. Несколько самых отчаянных пошли на кладбище и раскопали её могилу.