Мы с Андреем переглянулись; очевидно было, что нам обоим пришла в голову одна и та же мысль: не с этим ли связан выбор магазина для посещения? Ни охраны, ни видеосъемки, в магазине только продавщица… Но это значит, что он уже был тут до пятницы, и даже до его звонка сюда.
— Он был тут раньше? — сипло спросил Синцов.
— Нет, — уверенно ответила Олеся. — У меня хорошая зрительная память. Я до прошлой пятницы никогда его не видела. Вы не хотите, кстати, пригласить меня для составления композиционного портрета?
Я со слов Олеси уже набросала довольно подробный список примет визитера: молодой человек лет двадцати семи — двадцати восьми на вид, атлетически сложенный, примерно 180 см ростом, светловолосый, со светлыми глазами, в общем — скандинавского типа, красиво подстриженный, одетый в простые на первый взгляд, но дорогие вещи: рубашку-поло и джинсы хороших марок. Предлагая ему различные товары, она давала ему их потрогать и подержать и поэтому смогла описать его руки. Короткие, ухоженные ногти, светлый пушок на руках. Да, тыльные стороны фаланг пальцев сначала показались ей слегка испачканными голубой шариковой пастой, но теперь она понимает, что это могла быть татуировка, от которой пытались избавиться. Она упомянула про эту деталь без всяких подсказок с нашей стороны, и мы утвердились в мысли, что в пятницу сюда заходил именно тот человек, труп которого мы осматривали сегодня в морге. По словам Андрея, потерпевшая девочка по последнему эпизоду — в пятницу — назвала такую же одежду. Преступник был в джинсах и рубашке-поло, расцветка совпадала.
Синцов быстро договорился с девушкой об опознании. Мне, с точки зрения его старого и близкого друга, показалось, что даже слишком быстро. Олеся с большой охотой, без всяких рефлексий согласилась ехать к черту на рога в компании Андрея и была, похоже, рада этому, точно ее пригласили на праздник. У меня даже мелькнула мысль, что Синцов произвел на нее впечатление. Что же, этой умненькой девочке, пожалуй, под силу приручить старого, поседелого в боях ветерана сыска, и дай им бог в таком случае. Может, Синцову еще не поздно открыть для себя мир эротических изысков и узнать, что, пока он занимался ерундой — совершенствовал способы раскрытия тяжких преступлений, цивилизация не стояла на месте, а изо всех сил создавала предметы, коими можно разнообразить сексуальную рутину, и что параллельно с разработкой космических скафандров вдумчивые ученые сконструировали реалистичные изображения половых органов из суперматериалов будущего. Подарю ему тогда на свадьбу фаллоимитатор и приложу шуточную справку, что это реалистик его начальника. Впрочем, нет, в склонности к мазохизму я Синцова никогда не замечала.
Пока я предавалась сладким мечтам о возможном сватовстве Синцова, он времени даром не терял и выспрашивал Олесю о том, почему, с ее точки зрения, визитер в пятницу пришел не один.
Олеся отметила, что блондин был слегка нервен, но не потому, что боялся задержания. И не потому, что стеснялся находиться среди интимных товаров, совсем наоборот, Олесе показалось, что ему экспозиция как раз понравилась. Нет, он то и дело посматривал в сторону двери, словно ожидая чьей-то реакции или волнуясь, ждут ли его еще. Мы долго обсуждали, не опасался ли он, что его застукает в магазине кто-нибудь из знакомых, или, паче того, супруга. Однако Олеся настаивала на том, что у дверей магазина его ждал кто-то, с кем вместе он пришел.
— Видите, у нас двери со стеклянной вставкой, но она из рельефного стекла, и сквозь нее не видно, кто стоит с той стороны. Зато заметно, если там кто-то ждет, силуэт виден, — объясняла она.
Но вот сказать, кто все-таки сопровождал посетителя к магазину — мужчина или женщина, Олеся не смогла. И слава богу, что не стала фантазировать. Вообще, она являлась очень ценным свидетелем. И это был самый верный путь к сердцу опера. По крайней мере, Синцова. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…
Но неужели наш Скромник приходил в такое специфическое место в компании жены? В принципе, ничего удивительного не было в том, что маньяк, раз в неделю нападающий на девочек с целью удовлетворения своих низменных инстинктов, в обычной своей жизни благополучно женат и, более того, согласовывает походы за интимными игрушками с родной супругой. И у нас даже родилась версия о том, что жена узнала о преступной деятельности мужа и доступными ей средствами — заставив искать в секс-шопе приспособления, которые могут удовлетворить низменные инстинкты в рамках закона, — попыталась предотвратить совершение им новых преступлений. (Причем не суть, жена это законная или просто половая партнерша.) А потом, поняв, что это ей не удалось, прирезала благоверного и вытащила его останки на воздух в коробке от аппаратуры. И башку отрезала — то ли на память, как возлюбленная Ла Моля у Дюма, то ли все-таки чтобы не опознали его? И, соответственно, не вышли на нее, на убийцу. Между прочим, с точки зрения этой версии — вполне возможно, что этот секс-шоп, без охраны и видеоконтроля, выбрала женщина. Это она раньше тут бывала. Она, а не он. Теперь бы личность трупа установить, и дело в шляпе…
Вот сейчас у меня появились формальные основания для официального допроса Олеси. И все же? Почему он ничего не купил в секс-шопе? В пику своей подруге, если это она привела его сюда? Мол, даже не старайся, все равно буду ходить на промысел и никакие резиновые красотки не смогут мне дать такого выплеска адреналина в кровь, который я ловлю на охоте за девочками? Да, после такого можно и ножом в сердце ударить. Значит, скорее всего, жена.
Я позвонила в морг Юре Щеглову, чтобы он подождал пока отчленять кисти у неопознанного трупа — для опознаний он нам нужен целехонький. А с прочтением татуировки придется немного подождать. Вот бы там оказалась какая-нибудь необычная фамилия, которую носит один-единственный человек в нашем городе… И тогда осталось бы поехать к нему домой, найти следы крови, натекшие после отчленения головы, и задержать его убийцу. А еще доказать его причастность к нападениям на девочек — и прекратить эти дела за смертью лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности. И объяснить потерпевшим девочкам, что маньяк больше никогда не придет.
Глава 7
Опытный Синцов провернул передачу мне дел из других районов в шесть секунд, с помощью простого, но действенного метода. Он поехал к одному из следователей — самому занудному, у которого в производстве был эпизод с девочкой из художественной школы, и стал домогаться, чтобы тот все бросил и срочно ехал в морг вместе с потерпевшей. Он стоял у следователя над душой и нудил, нудил, объясняя, что опознание надо проводить срочно, пока труп не начали вскрывать, чтобы не показывать и без того напуганному ребенку руки, отчлененные от трупа, и кроме того, следовало спешить, чтобы запах разлагающегося трупа не стал совсем уж невыносимым — на последнее обстоятельство Синцов особенно напирал.
Следователю же не хотелось никуда ехать, он тихо сидел себе в своем кабинетике, считая минуты до окончания рабочего дня и меньше всего желал сейчас развивать активность, вытаскивая потерпевшую вместе с родителями и добираясь до морга сквозь пробки. Более того, он вообще нисколько не желал, чтобы дело раскрылось, потому что это означало неминуемые следственные действия в большом количестве — всякие допросы, задержания, не дай бог, поездки в следственный изолятор и на экспертизу. А он уже мечтал выждать положенные два месяца, накропать отдельное поручение розыску — «прошу принять меры к установлению», и со спокойной душой забросить корочку с бумагами в дальний угол сейфа. Ему плевать было на то, что маньяк ходит по городу, выискивая новую жертву. Меня всегда поражало, зачем такие люди, испытывающие отвращение к следственной работе, получают юридическое образование и приходят в прокуратуру или милицию. Правда, как-то один такой чинуша в синем мундире — несмотря на свой юный возраст, в поведении много более солидный, чем я, снисходительно разъяснил мне, зачем он стал следователем: форма, пайковые, бесплатный проезд и пенсия приличная. Не понимаю, как можно в двадцать с небольшим устраиваться на работу, мечтая о пенсии, но в тех, кто пришел нам на смену, вообще много загадочного.
Синцов же, общаясь с обладателем вожделенного мною дела, мобилизовал все свои актерские способности и был таким занудным, что у него самого скулы сводило, на самом деле добиваясь одного: чтобы следователь озверел и стал искать любые способы отделаться от этого мероприятия. И когда почувствовал, что клиент созрел, он, словно проговорившись, подбросил ему идею, смысл которой заключался в следующем: дело надо скинуть тому, кто расследует убийство предполагаемого маньяка. То есть мне. Пусть тот следователь (то есть я) вытаскивает потерпевшую, едет в морг и проводит опознание, а вместе с тем и прочей следственной бодягой занимается. Скинуть надо срочно! А то заставят все делать самому, прежде чем отдавать дело на соединение с убийством.
Юный бюрократ, не поднаторевший пока в аппаратных играх, оживился — как это ему раньше в голову не пришло? А дальше Синцов сел в коридоре нога на ногу и терпеливо ждал, пока следователь бегал к прокурору и обратно, тряся делом, которое ему уже западло было держать в руках, в перспективе близкой передачи в другой район. Спустя всего полчаса суеты и напряженных телефонных переговоров с городской прокуратурой следователь торжественно вынес к Синцову дело с сопроводительной, уже подписанной районным прокурором, и попросил доставить его вместе с делом в городскую, для передачи в другую прокуратуру, другому следователю. То есть мне.
Остальное было делом техники. На следующее утро у меня на столе лежала стопка дел под бумажкой из городской прокуратуры, на которой нацарапана была резолюция моего непосредственного начальника: «Ст. следователю Швецовой М.С. Примите к производству, для объединения с уголовным делом по факту обнаружения трупа неизвестного…» и т. д. Начальник, видимо, так расстроен был, что вышло по-моему, что, расписываясь, в сердцах порвал ручкой бланк. Но никаких устных комментариев от него на эту тему не последовало. В конце концов, в бюрократии есть и хорошие стороны. Этот наш прокурор никогда не спорит с вышестоящими. Прислали пять «глухарей», навесили на наш и без того загруженный район лишние дела — значит, так надо. Старший приказал…