— А что такое серийные убийства? — переспросила я. — Между прочим, в законе про них ни слова. Есть рецидив преступлений — необязательно убийств, есть неоднократность или повторность. А под серийными убийствами что понимать? Два и более факта лишения кого-то жизни? Тогда все профессиональные киллеры будут серийными убийцами, но ведь это не так?
— Интересно, а на Западе есть такое понятие — серийный убийца? — включился в беседу Синцов.
— В законе — нету, — ответила ему я.
Катушкин согласно кивнул. Он как-то нездорово оживился, перебегал глазами с меня на Андрея, сжимал и разжимал руки, подергивал плечами.
— Так-так. Ну что ж, действительно, лишь довольно узкий круг преступлений против личности можно считать серийными убийствами. Вот если уже по осмотру трупа ясно, что убийство совершено с необъяснимой, по крайней мере на первый взгляд, жестокостью, неоправданной жестокостью, — он возвысил голос, — да еще прослеживается мотив достижения психосексуальной разрядки убийцы, вот тогда можно употреблять слова «маньяк» и «серийное убийство». Эти определения стали применяться в конце семидесятых годов, сначала на Западе, потом, к концу двадцатого века, и до нас дошли. Между прочим, термин «серийный убийца» создан специальным агентом ФБР Робертом Ресслером.
— А я вот слышал, что бывают так называемые массовые убийства, — вдруг проговорил Синцов. — Это то же самое? Или нет?
— Ага! Тогда начнем с азов. — Эксперт потер руки, словно предвкушая что-то приятное. — Есть классические убийства — то, что вы видите почти на каждом месте происшествия. Муж убил жену из ревности, разбойник убил прохожего за кошелек, киллер застрелил кого-то по заказу… Муж может убить не только жену, но и ее любовника, а также тещу и детей, разбойник будет выходить на промысел каждую ночь и каждую ночь оставлять за собой трупы, киллер обеспечит себя заказами на несколько лет вперед, и все они будут всего лишь классическими убийцами.
Протянув руку, он снял с полки папку, раскрыл ее и полистал. И снова по комнате заплясали золотистые пылинки
— А что касается массовых убийств… Вот, пожалуйста, из свеженького: ноябрь 2006 года, Германия, Эмсдеттен, земля Северный Рейн-Вестфалия. Кристиан Брандт, 18 лет, устроил беспорядочную стрельбу в реальном училище. Тридцать шесть человек ранил и после сам застрелился. Так, смотрим дальше. Октябрь 2006 года, Америка, штат Пенсильвания, округ Ланкастер. Чарльз Робертс, разносчик молока. Этот постарше, но тоже пробрался в школу, стал палить из пистолета, ранил пятерых школьниц и себе пустил пулю в висок. Еще смотреть? Есть бойня в 2002 году в немецком Эрфурте, в апреле 1999 года в Техасе… Так, апрель 1999 года, Америка, штат Техас. Два недоросля, 17 и 18 лет, Дилан Клеболд и Эрик Харрис расстреляли в Колумбийской высшей школе учеников. Тринадцать человек, включая преподавателя, погибли, двадцать четыре были ранены. Сами убийцы после этого покончили с собой. Как по шаблону, правда? Все-таки люди очень стандартно мыслят и действуют… — Он задумался на минутку и потряс головой, возвращаясь к действительности. — Так вот это — массовые, не серийные убийства. Равно как и цепные.
— А эти-то с чем едят? — лениво спросил Синцов. Ему, по-моему, было не до цепных убийств, но он понимал, что наш гостеприимный хозяин не успокоится, пока не расскажет всю теорию криминалистики из интересующего его раздела.
— Цепные-то? Пожалуйста, — эксперт снова порылся в бумагах, — вот, март 2005 года, опять же Америка, штат Миннесота, город Ред-Лейк. Шестнадцатилетний мальчик, Джо Вайз, расстрелял любимую девушку, потом собственного дедушку, потом пришел в родную школу, пустил пулю в привратника, который не давал ему пройти в здание, и уже в школе застрелил учительницу и пятерых одноклассников.
Я заглянула в папку. Катушкин, склонив голову, рассматривал вырезку из какого-то журнала — фотография валяющихся на полу в помещении окровавленных трупов, с подписью на английском языке.
— Интересно, почему это они все американцы? — спросил Синцов, тоже глянув на фото.
— Ну, не все, положим, — возразил эксперт, любуясь снимком места происшествия, словно портретом родного дедушки. — Но надо признать, что из двух сотен самых известных серийных убийц три четверти были американцами. Ага, ага, — забормотал он, перебирая снимки, и эффектным жестом, словно козырного туза, выбросил перед нами из папки на инкрустированный столик цветную журнальную фотографию молодого парня с застенчивым взглядом из-под светлой челки. — Или вот еще, смотрите, какой лапочка. Опять же американец, раздобыл автомат, мешок патронов, пошел гулять и палил во всех, кто навстречу попадался. За двадцать минут — тринадцать убитых, трое раненых.
— Так вот, — он тряс перед нами портретом светлоглазого американца — это не массовое убийство, а цепное: он убивал в разных точках пространства, по одному. А массовые убийцы валят кучу народу сразу. В одном месте. Но: общее все же есть.
— А что общего? — спросила я. Мне уже стало интересно, хотя, как и Синцову, не терпелось приблизиться к цели нашего визита — обезглавленному трупу субъекта, подозревавшегося нами, до сегодняшнего дня, в нескольких нападениях на несовершеннолетних девочек.
— Что общего между массовыми убийствами и цепными? А вот что: эмоционального остывания между эпизодами не происходит. Все, о чем мы тут говорили, все эти бойни в школах и прогулки с автоматами, то есть массовые и цепные убийства, все это совершается на одном дыхании. А вот серийный убийца после совершения преступления должен остыть, пережить эмоциональный накал от акта насилия. И только после того, как эмоции сойдут на нет, он начинает готовиться к следующему преступлению. Выбирает следующую жертву, намечает способ, ищет место… — Он поднял голову. — Так, мы про мальчиков или девочек?
— В каком смысле? — удивились мы с Синцовым.
Катушкин довольно усмехнулся. Похоже, он наслаждался тем, как приоткрывает перед нами, убогими, завесу в мир знаний.
— Просто есть убийцы-мужчины, а есть убийцы-женщины.
— Но не серийные же? — спросила я.
Действительно, если маньяки в моей практике были, и в изобилии, то с маньячками я еще не сталкивалась. Хладнокровные убийцы-женщины, да, были, но они убивали из корысти, трезво и расчетливо, не ради того, чтобы убить; просто убийство было способом достижения конкретной цели. Денег, мести, власти.
Катушкин живо повернулся ко мне.
— Почему же? Почему вы отнимаете у женщин это право? Уж от вас, Мария Сергеевна, не ожидал! Их меньше, безусловно, но они есть. И более того, кое-кто считает, что мы не всех серийниц знаем, потому что женщин труднее изобличить, они хитрее и лучше маскируют свои преступления.
— Да ладно, — скептически хмыкнул Синцов. — Ну хоть одну назовите.
— Да и не одну могу, — радостно сказал эксперт. — Из каких желаете? Из наших? Пожалуйста: 2002 год, Москва. «Маньячка из Зюзино», как ее назвали опера, двадцати двух лет от роду, четверых мужчин прирезала в течение трех месяцев. На улице нападала сзади с ножом, перерезала горло, причем выбирала жертв по возрастному признаку, всем было за пятьдесят.
— А мотив? — заинтересовалась я.
— К сожалению, хроника об этом умалчивает. Но сопоставляя возраст убитых и самой маньячки, можно предположить, что в семье имел место инцест, она, вероятно, стала жертвой сексуальных домогательств отца или отчима, или дяди, или другого родственника. И стала мстить мужчинам возраста ее обидчика, возможно, даже внешне похожим на него. Им просто не повезло, что они встретились на ее пути. Таков обычный мотивационный механизм серийного убийцы: в детстве он переживает какую-то обиду, потрясение, унижение, предается фантазиям о мести, а в дальнейшем находит кого-то, напоминающего ему обидчика, и переносит на него свой страх или гнев, или ненависть. И это, кстати, помогает убийце психологически справиться с оценкой своего поведения, избавиться от чувства вины — он ведь просто совершает акт возмездия. И неважно, что это возмездие направлено на невинную жертву.
— Хочется слезу пролить, — заметил Синцов. — Что ж им всем, обиженным деткам, талоны на усиленное питание выдать?
Я только открыла рот, чтобы обозвать Синцова половым шовинистом, как меня опередил наш гостеприимный хозяин:
— Ваш сарказм, Андрюша, носит гендерную окраску. Вы инстинктивно, подсознательно охраняете интересы своего пола, и вам неприятно слышать рассуждения, объясняющие убийства мужчин как возмездие за обиду, нанесенную женщине. Согласитесь, вам психологически проще было бы работать по розыску убийцы-мужчины, убивающего невинных женщин, чтобы удовлетворить свои низменные страстишки, да? Я прав?
— Нету невинных женщин на свете, не бывает, — проворчал Синцов. Но спустя секунду признал, что еще не сталкивался с маньячками и не уверен, что справился бы.
— Но ведь не все же такие бедные, обиженные детки, которые выросли и мстят за свою поруганную судьбу? — настаивал он.
— На первый взгляд — не все, — вздохнул Катушкин. — Есть маньячки с другой мотивацией. Вот хотя бы — вошедшая в историю «Сестра-смерть». Хорошее имечко? 1981 год, Дженен Джонс, медсестра детского отделения интенсивной терапии больницы города Сан-Антонио в Америке. Во время ее дежурств дети-пациенты мерли один за другим, и никто не понимал, отчего. После того как умер десятый ребенок, она уехала в другой город, снова устроилась в педиатрическую клинику, и снова стали умирать дети. Она даже спектакли разыгрывала с героическим спасением больного ребенка: делает ему процедуры, ребенок начинает задыхаться, сестра спасает его, все рукоплещут. Во время следующей процедуры ребенок снова перестает дышать, сестра опять прикладывает нечеловеческие усилия к его реанимации, но ребенок умирает. Ах, ох! Медсестра страдает больше всех! Раскололи ее случайно: нашли упаковку от сильнодействующего препарата, вызывающего расслабление мускулатуры и внезапное нарушение дыхания. Призналась в шестнадцати убийствах.
— Господи, зачем?! — ужаснулся Синцов. — Можно еще понять, когда парень фантазирует сначала о том, как занимается любовью с Мисс «Земной шар», а после того как местная Мисс 9-й «б» ему грубо откажет, вдруг начинает воображать, как он ее привязывает веревками к мусоропроводу, а потом по кусочку от ее пышных форм отрезает…