ьчикам и предлагал кофе. Дама с удовольствием отпивала из тонкой фарфоровой чашечки и сваливалась замертво: впадала в глубокий медикаментозный сон. Откуда ей было знать, что в кофе добавлено сильнодействующее средство?
И вот тут-то Шаталов преображался. Глаза его над телом жертвы загорались ярче глазниц черепа, смотревшего на него с телевизора; пока не кончится это забытье, женщина была целиком в его власти. Он сноровисто раздевал несчастную догола, укладывал на кровать и вытворял с ней все, что только взбредало в его нездоровую сексуально голову. Довольно часто ему везло и на его кровати оказывалось распростертым тело девственницы, еще не знавшей мужчин. Этот факт он скрупулезно отмечал особенным образом: при обыске в его комнате следователи обнаружили наволочку, которая была исписана женскими именами и датами. Спустя некоторое время записи расшифровали: воспользовавшись беспомощным состоянием жертвы, лишив ее девственности, Шаталов обмакивал перо в кровь девушки и записывал на белой поверхности наволочки ее имя и число, когда произошла дефлорация. Эти сведения, заботливо хранимые Шаталовым, вкупе с экспертными заключениями о группе крови жертв, легли в основу обвинения.
Вообще, Шаталов достаточно постарался для того, чтобы сохранить доказательства своих преступлений. Всех своих жертв он фотографировал в раздетом виде, в бессознательном состоянии.
Следствие, а затем суд оказались в весьма сложном положении: естественно, к материалам дела были приобщены эти фотографии, но это не могло не задевать чувства многочисленных потерпевших. Каково им было сознавать, что в уголовном деле содержатся не только описания сексуальных извращений, творимых над ними, пока они были в бессознательном состоянии, но и фотографические свидетельства этих извращений?
А с материалами дела ведь знакомятся не только обвиняемый и потерпевшие; дело читают и прокуроры, надзирающие за расследованием, и адвокаты, и даже канцелярские работники с интересом перелистывают наиболее захватывающие страницы. А если на свидетельской трибуне в зале судебного заседания стоит женщина, фотоснимок которой в стиле «ню» адвокат еще вчера разглядывал, знакомясь с делом, он невольно проявит к ней повышенный интерес, мысленно раздевая и сравнивая с тем, как она выглядит на «вещественном доказательстве». И даже если адвокат на самом деле максимально деликатен, несчастной женщине все равно будет казаться, что это мысленное раздевание происходит. Небольшим утешением для них было то, что следователи старательно заклеили лица на фотоснимках голых жертв Шаталова.
Кто знает, сколько времени еще Шаталов развлекался бы подобным образом. Техника совершения преступлений была отработана им ювелирно. К тому моменту, когда действие наркотика должно было пройти, Шаталов приводил в порядок одежду потерпевшей, придавал ей правдоподобную позу и ждал, пока та придет в себя и решит, что либо она почему-то потеряла сознание, либо слишком опьянела (если на столе было спиртное). В любом случае она почувствует себя неловко и поспешит откланяться, а впоследствии будет избегать Шаталова. А тот обратит внимание уже на новую доверчивую душу…
Однако в дело вмешалась трагическая случайность. То ли потерявший бдительность Шаталов переборщил с дозой наркотика, то ли у женщины оказалась аллергия на это сильнодействующее средство, — но после того, как злодей удовлетворился проделанными над ней гнусностями и стал ожидать, что женщина придет в чувство, она так и не подала признаков жизни.
Миновали все допустимые сроки, и Шаталов забеспокоился. Одно дело — насиловать беспомощных жертв так, чтобы после совершенного насилия они даже не знали точно, было ли это; подавать им пальто, целовать ручку на прощание и хихикать по ночам над глупыми созданиями, у которых нет никаких доказательств его, Шаталова, непристойного поведения. И совсем другое дело — вдруг оказаться наедине с остывающим трупом, в коммунальной квартире, под недремлющим оком соседки, проявляющей жгучий интерес к любому его передвижению.
Что делать? Дождавшись наступления темноты, и решив, что женщине уже ничто не поможет, Шаталов стал избавляться от трупа. Характерно, что вызвать врачей и попытаться спасти ее жизнь ему даже не пришло в голову. Он такого варианта не рассматривал. Надо было спасать свою шкуру.
Голое тело Шаталов закатал в огромный ковер, одежду спрятал в полиэтиленовый пакет и подготовил к выбросу. Но как ему, щуплому и слабосильному, вытащить этот тяжеленный рулон с трупом из дому, и главное — куда девать его?
Обманув бдительность соседки, он все-таки сумел вытащить рулон из квартиры, спустить по лестнице. Везти его куда-то значило привлечь к себе внимание. И таксист, и частник непременно заподозрили бы что-то неблаговидное в мужчине, вывозящем под покровом ночи в безлюдное место свернутый в рулон ковер и выбрасывающем такую ценность на помойку. Поэтому ценой нечеловеческих усилий Шаталов выволок рулон с телом на набережную неподалеку от своего дома и, перевалив его через парапет, сбросил в воду.
Труп нашли очень быстро. И личность женщины, несмотря на то что она была полностью раздета, тоже установили быстро. И даже узнали, что накануне своего исчезновения она собиралась в гости к «милому, интеллигентному мужчине».
Когда оперативник пришли в квартиру Шаталова, пожилая соседка, казалось, ждала их. Они даже не особенно удивились тому, что услышали, поскольку до прихода уже навели некоторые справки про Шаталова. А кроме того, место обнаружения трупа находилось так близко от дома подозреваемого, что поневоле наводило на мысли о физической немощи преступника, который был не в состоянии оттащить труп как можно дальше от места преступления. Ковер, в который труп был завернут, бесспорно, указывал на то, что местом совершения преступления являлась квартира.
А удивились оперативники другому обстоятельству: в коридоре на переговорном устройстве так и стояла сумочка последней жертвы, сыгравшая роковую роль в судьбе Шаталова. Вытащив из дома труп, уничтожив посуду, из которой пила умершая женщина, казалось бы, сметя все следы ее пребывания у него в гостях, он элементарно забыл про сумочку. Все-таки что-то у него с головой было не в порядке…
Поначалу Шаталову, помимо множества сексуальных преступлений — изнасилований с использованием беспомощного состояния жертвы — вменили в вину и совершение убийства его последней гостьи путем дачи ей, обманным путем, сильнодействующего вещества.
Но суд, исследовав все материалы дела, счел, что убийство не доказано, поскольку все действия Шаталова свидетельствовали — летального исхода он не желал, и даже не предвидел.
Он был приговорен к сравнительно небольшому сроку лишения свободы, в общем — легко отделался. Давно уже должен был освободиться. И хоть он и был признан вменяемым, такого рода сексуальные отношения — безусловно, мания, от которой не излечишься. Поэтому советую всем дамам, любящим легкие, ни к чему не обязывающие знакомства, бдительно относиться к приглашениям на чашечку кофе, иначе можно очнуться потерпевшей. Даже если вы в гостях не у Шаталова — осторожность не помешает.
Доказательства вины потерпевшего
В уголовном процессе две стороны: сторона защиты и сторона обвинения. Потерпевший против обвиняемого; Уголовно-процессуальный кодекс, вступивший в действие 1 июля 2002 года, впервые прямо назвал потерпевшего стороной обвинения.
Но жизнь значительно многообразнее писаных законов. Иногда потерпевший становится лучшим адвокатом для преступника, и вовсе не потому, что чем-то ему обязан или состоит с обвиняемым в родственных отношениях. Более того, у меня в практике был случай, когда установить и «расколоть» потерпевшего оказалось сложнее, чем установить преступника и добиться признания от него.
Десять лет назад я расследовала дело о многочисленных преступлениях организованной и очень опасной группы. Помимо квартирных краж и разбоев, которыми они промышляли, каждый из членов группы обвинялся еще и в совершенно бессмысленных кровавых деяниях, совершенных по пьяни, из хулиганства. Один палил из ружья в собственную сожительницу, второй, хвастаясь недавно приобретенным пистолетом, в гостях устроил пальбу, третий зверски изнасиловал случайную знакомую, напоследок выстрелив ей в висок из газового пистолета и навсегда обезобразив женщину…
Я едва успевала обрабатывать навалившуюся информацию о «подвигах» моих подследственных, мотаясь по городу и допрашивая все новых и новых потерпевших, изымая вещественные доказательства и назначая экспертизы. Конца этому видно не было, сроки следствия распухали вместе с папкой, в которой хранились материалы дела, начальство было недовольно и откровенно мне это высказывало, продлевая сроки содержания обвиняемых под стражей.
Сидя в кабинете, я грустно перебирала бумаги в папке, пытаясь как-то систематизировать материалы дела; пришли оперативники, работавшие вместе со мной по делу, и поделились очередной информацией: за полгода до своего ареста главарь преступной группы по кличке Примус во время пьянки ударил ножом в живот знакомого. Те, от кого была получена эта информация, клялись, что Примус этого знакомого убил. Про знакомого было известно только то, что звали его Серый (что могло означать и фамилию Серов, и имя Сергей, и просто прозвище, данное в связи с какими-то обстоятельствами его жизни) и что он был судим то ли шесть, то ли восемь раз. Еще нам сказали, что происходило все это в районе Староневского проспекта.
Мы с оперативниками, конечно, проделали все рутинные мероприятия, направленные на установление личности потерпевшего и расположения места происшествия: изучили сводки происшествий по городу за прошлый год и прочитали от корки до корки книгу учета преступлений и происшествий в РУВД, на территории которого это могло произойти. И ничего не нашли. Единственное, что мне оставалось сделать, — это отправить в информационный центр ГУВД запрос обо всех осужденных, признанных особо опасными рецидивистами. По законодательству того времени лица, несколько раз судимые в определенной последовательности, могли быть признаны судом особо опасными, и наказание отбывали в колониях особого режима. Большой надежды на успех я не питала, если даже получу такой список, как я буду выбирать из него нужного мне Серого?