— А чего же он тебе советовал?
— Да… сначала я решил, что лабуда это все, а потом подумал-подумал… и решил, что Серега твой дело говорит. Вот сейчас я не знаю ничего, подозреваю, конечно, но толком не знаю. А может, и нет там ничего. А вдруг все подтвердится? И как я буду с ней потом жить? Урою же! И ее урою, и его! Он говорит, подумай сначала о причинах, если подозрения появились. Может, ты в делах погряз до того, что она тебя видеть перестала. Может, она специально тебя злит, чтобы ты ревновать начал, может, и мужика никакого нет, а она просто себе нашла какое-то развлечение. Может, она с подружками встречается. А что деньги тянуть с тебя стала, так не на любовника, а на другие цели. Подруга детства, например, больная неизлечимо, может, другая беда.
Янкович от избытка чувств хлопнул себя по бедрам руками и даже ткнул Игнатьева в плечо кулаком.
— Ты представляешь, как в воду глядел! Я по его совету изменился круто в отношении Ксюхи, стал ей внимания больше уделять, подарки там всякие делать. Представляешь, в жизни не догадаешься, от чего бабы тащатся больше всего! От цветов, прикинь! Ты ей букетик принеси, и она обалдеет прямо на твоих глазах. Прикинь! Любовь — как в первые месяцы знакомства. А потом я с ней по душам побазарил, и все оказалось так, как Серега и говорил. Подруга у нее, они с ней в школе за одной партой сидели. А у подруги мать больная. Она ей лекарства доставала. Прикинь, я когда все узнал, эту матуху в клинику отвез, оплатил все там. А Ксюха теперь ко мне относится как к принцу какому-то. Типа я такой щедрый, и все дела! Серега твой мастер, волокет в бабах, я тащусь… в смысле… раньше волок.
— Слушай, Артур, а ты не слышал, были у Никольченко какие-то проблемы с криминалом? Может, угрожал ему кто-нибудь, наезжал на него?
— Это, типа, что его убили? — Янкович пожал плечами и на некоторое время замер в такой позе. — Хрен ее знает. Вроде он при делах был, прихваты у него везде имелись. Он же в ментовке раньше работал. Что-то такого я не помню.
Еще минут двадцать Игнатьев потратил на то, чтобы различными наводящими вопросами помочь Янковичу вспомнить что-нибудь подобное. Но все было безрезультатно. Тогда пришлось заходить с другой стороны и расспрашивать о местном криминале и о тех, кого в народе называли «черепановскими».
— Не, ну такой братвы везде хватает, — усмехнулся со знанием дела Янкович. — Ментовка ментовкой, власти властями, а среди населения всегда есть те, кто какую-то территорию держат. Мы им платим, а они другим. Это закон природы, тут бороться, как против ветра…
— Это правда, что они в Романовском истинная власть?
— Я же говорю, что они друг другу не мешают. Власть по верхам стрижет, а эти по низам. Всем хватает.
— А кто у них главарь?
— Череп-то? Этого хрен достанешь, у этого связи, как у министра. Он депутатом был, у него все до Краснодара схвачено. Местная администрация, она так, для формы тут. Только ты смотри, поосторожнее, Череп — мужик серьезный.
Еще двое, кто вроде бы однажды пользовался услугами частного детектива Никольченко, от встречи отказались. Причем без всяких объяснений, просто проигнорировали просьбу Игнатьева побеседовать. Этих понять было можно, потому что люди обращаются к частным детективам в двух случаях: когда не верят, что полиция будет добросовестно заниматься их делом, или когда проблему хотят сохранить в строжайшей тайне. И настаивать тут бесполезно.
Игнатьев не был бы Игнатьевым, если бы не имел в запасе пару нестандартных ходов. Человеку, который не понаслышке знает, что такое уголовный мир, войти в него особого труда не составляет. Оптимальный вариант, если бы удалось выйти на какую-нибудь «хату», где уголовники частенько собираются, где они пьют, режутся в картишки, обсуждают свои дела. А иногда встречаются и с теми, кто только-только «откинулся». Кому нужна была крыша над головой и время оглядеться в городе.
Несколько дней Игнатьев бродил по железнодорожной станции, по территории, прилегающей к автовокзалу. Ничего интересного, кроме бомжей да двух типов, явно находившихся в бегах из колонии-поселения, он там не увидел. Бомжи ничем, кроме еды и выпивки, не интересовались, а два типа при любом раскладе с местными еще не связались. А может, и не свяжутся совсем. Стянуть немного денег или часы, которые можно неподалеку толкнуть за копейки, а потом убраться подальше. Или в сторону дома, или туда, где их ждут дружки-приятели.
Но на городском рынке Игнатьеву повезло больше. Наметанным глазом он быстро вычленил тех, кого нужно, среди обычных людей, движущихся потоками вдоль торговых рядов, входящих в павильоны и выходящих из павильонов. Это щипачи-карманники — ребята ловкие, умелые, хорошие психологи и актеры. Неприметные пареньки терялись в толпе, и следить за ними было трудно. Это одна из особенностей тщательно создаваемого карманниками образа. Никаких особых примет, ничего запоминающегося. Даже в карманах у них не найдется ни бритвы, ни ножа, ни иного оружия. Только монета, но очень остро заточенная с одной стороны.
Двадцать минут внимательного и осторожного наблюдения наконец вывели Игнатьева на жертву. Солидная дама, обилие бижутерии на теле и косметики на лице ясно говорило о том, что она из рыночного бизнеса. Скорее всего, на базаре несколько лотков с китайским барахлом и косметикой ее. И вела она себя тут по-хозяйски, покупая свежие фрукты.
Пареньки по отшлифованной схеме мигом оказались рядом с теткой именно в тот момент, когда она расплачивалась за покупку возле фруктового лотка. Один из них отвлек внимание женщины и продавца, другой вытащил у нее из сумки портмоне. Оба исчезли так же быстро, как и появились.
Игнатьев предполагал пару направлений, в котором двинутся карманники, и не ошибся. Они выбрали короткий маршрут в сторону железнодорожного переезда. Как раз там стояло с десяток мусорных баков для торгашей. Их только утром опустошили, но через два часа они снова стали наполняться подгнившими фруктами и овощами, картоном, бумагой из-под цветов и другими подобными отходами торговли.
Закон номер один — от кошелька нужно срочно избавиться. Оставить себе только деньги. Деньги не улика, улика сам кошелек.
И этой уликой Игнатьев и решил прижать пареньков. Но для этого ему понадобилась вся прыть и ловкость, на которую он был способен. За десять секунд до того, как один из карманников должен был подойти к бакам, Игнатьев был уже тут. Он стоял спиной к прохожим и держал в поле зрения баки, изображая перед этим подвыпившего типа, который ковыряется в собственных карманах в поисках чего-то.
Паренек поравнялся с ним, его рука метнулась в сторону баков и… попала в стальные тиски. Игнатьев схватил карманника за кисть таким образом, чтобы не дать ей разжаться и выпустить кошелек. При определенных обстоятельствах, в виде хотя бы понятых, этого было бы достаточно, чтобы паренька арестовать и навесить на него данную кражу. Но Игнатьеву было нужно другое.
— Иди сюда! — хрипло шепнул он в ухо карманнику, держа его за руку с зажатым в ней портмоне, а второй обхватывая его горло. В таком положении он приподнял свою жертву над землей и быстро переместился за мусорные баки — туда, где их не будет видно посторонним взглядам.
— Пусти, ментяра… не выйдет… — задергался парень в руках Игнатьева. — Не подпишусь, не докажешь.
Игнатьев оглянулся, убедившись, что их никто не видит, и развернул карманника лицом к себе. При этом он не выпустил его кисть с зажатым кошельком, а горло прижал к стене локтем. Парень с удивлением увидел перед собой мужика, который что-то странно себя вел. Как-то не по-ментовски.
— Затихни, — тихо, но убедительно рыкнул Игнатьев и многозначительно надавил локтем на горло. — Кадык сломаю в момент!
— Чего тебе надо? — выдавил парень, сверля Игнатьева глазами и наконец затихая.
Зосима Иванович много за свою жизнь взял всяких урок собственными руками. Этот ход ему тоже был хорошо знаком. Задержанный перестает сопротивляться, даже как-то обмякает в твоих руках. Ты невольно расслабляешься, хватка становится не такой крепкой. А из-за того, что ты начинаешь сам говорить, вопросы задавать, твое внимание непроизвольно переключается с рук на голову. Секунд тридцать — а потом задержанный делает мощный рывок, ныряет тебе под руки, буквально выкручивается ужом, и твоя кисть уже не сможет удержать ни его руку, ни край его одежды. Самый опасный момент. Ты весь сосредотачиваешься на том, чтобы удержать его руками, а он может тебе наподдать в промежность, а то и своим инструментом, сделанным из монеты, по глазам полоснуть.
— Для начала поговорить нужно, — сказал Игнатьев. — Я тебя сдавать не буду, если дурить не начнешь. Ответишь на мои вопросы и гуляй. Я хоть и бывший, но все же мент. Оприходую тебя в два счета. Будем говорить?
— Больной, что ли? Чего надо-то?
— Во-от, уже лучше, — удовлетворенно заметил Игнатьев. — Значит, так. Я человек в вашем городе новый, никого не знаю. А хотелось бы мне познакомиться с местными крадунами, особенно теми, кто авторитет имеет. Сведешь?
— Мужик, ничего не знаю, ни с кем не знаком…
Давление локтя Игнатьева на горло мгновенно усилилось, и парень поперхнулся.
— Фуфло своим дружкам толкать будешь, — грозно сказал Игнатьев. — Я тебя не спрашиваю, с кем ты там знаком, а с кем нет. Ты должен меня свести со своими для базара, и баста! Я тебя отпущу, но только не надейся, что можешь меня обмануть. Я тебя вычислил, я знаю, где тебя искать, я тебя как сынка взял с поличным. Могу повторить в другой раз. Сомневаешься?
Игнатьев блефовал. Он, разумеется, случайно вышел на этого карманника с его напарником. Такой удачи ему, возможно, не представится еще с месяц или с полгода. Однако паренек этого знать не мог. И он обязательно в своем кругу об этом расскажет, а там уж примут решение. И припугнуть немного его следовало.
— И еще, я приехал к вам с парой дружков по одному важному делу, — продолжил Игнатьев напрягать карманника. — Погоны я больше не ношу, поэтому обязательств не нарушать закон у меня нет. Учти это, приятель. При случае дырок наделаю, как в дуршлаге. Усвоил? Ну?