ий XI, анонсируя свой спектакль в честь Эфеса, неоднократно упоминал о торжественном провозглашении (solemniter decretum) там Марии Богоматерью. Из этого следует, что кто-то — не иначе как Святой Дух — просветил его, ибо в энциклике «Lux veritatis»* (какая издевка!) от 25 декабря 1931 г. уже не содержится никаких указаний на это провозглашение. Теперь Пий объявляет, что догмат Богоматеринства представляет собой лишь вывод из учения об «ипостасном единстве», каковое учение во время Эфесского Собора также еще не было сформулировано62.
* «Lux veritatis» (лат.) — «Свет истины». (Примеч. пер.}
Для Кирилла же ни то ни другое не имело большого значения. Поэтому в его письме речь весьма подробно идет только о том, как ему и его окружению воскуряли фимиам, а также о расправе над «еретиком», опасным соперником, которого письменно известили: «Священный Синод, собравшийся милостью Божьей и по повелению нашего благочестивейшего и всесвятейшего императора в городе Эфесе, — Несторию, новому Иуде. Да будет тебе известно, что ты, по причине твоих безбожных высказываний и твоего неповиновения канонам, 22 числа сего месяца июня отстранен Священным Синодом и в церкви отныне не имеешь никакого чина»63.
Отец церкви Феодорит, епископ Кирский и участник этого Собора, писал об этом: «Египтянин вновь неистовствует против Бога и борется с Моисеем и его слугами, а большая часть Израиля на стороне противника, ибо лишь немногие достаточно крепки, чтобы безропотно нести тяготы во имя благочестия... Какой комедиограф когда-либо рассказывал подобную басню, какой автор трагедий сочинил что-нибудь столь же слезоточивое?»64
Об этом Вселенском Соборе Несторий говорил, что один Кирилл и был всем собранием, «ибо что бы он ни говорил, все повторяли. Без сомнения, он олицетворял собой весь суд... Он отовсюду созвал лишь тех, кто ему угоден, и сам себя назначил судом... Кто был судьей? Кирилл. Кто был обвинителем? Кирилл. Кто был римским епископом? Кирилл. Кирилл был всем». Со своей стороны, папа Целестин I вытребовал для себя «промыслом святой Троицы большую часть успеха» и похвалялся, что предоставил нож, чтобы «вырезать из тела церкви эту язву — порождение ужасного гниения». (В XX в. католический историк церкви Паланк/ Palanque обнаруживает у «еретика» Нестория дурной характер, а у св. Кирилла — «злонамеренность»65.)
Папа Целестин провозгласил Эфесский Собор «большим собранием святых», которое стало для него свидетельством «присутствия Святого Духа». При этом Кирилл лишь прикрывался папой, просто использовал его в своей борьбе как с константинопольским патриархом, так и с императором. Папские посланники никак не влияли на принятие решений, они даже не были представителями всего Запада: епископат Африки и Иллирии имел собственных представителей. В результате легаты Рима, прибытия которых даже не стали дожидаться, в пространном отчете Целестину были упомянуты лишь вскользь, что полностью соответствовало их роли, хотя ими и было произнесено несколько цветистых фраз: «святейший и блаженнейший Петр, первый из апостолов и глава апостолов, столп веры и опора католической церкви, принял от нашего Господа Иисуса Христа, Спасителя рода человеческого, ключи от царства и власть связывать и разрешать; Он, кто ныне и во веки веков живет и правит в своих преемниках...» и так далее66.
Не только Кирилл разыгрывал в своих интересах римскую карту, но и Целестин, бывший тогда не более чем козырем в руках александрийца, приобрел на Востоке известность, какой не знал прежде. И все же заявление его легата, священника Филиппа, включенное в протоколы Собора, послужило для Первого Ватиканского Собора 1870 г. доказательством папской непогрешимости! Во всяком случае, «трагическая борьба патриарха Нестория с Кириллом и Эфесский Собор позволили папству наглядно продемонстрировать всему миру на огромной сцене восточной имперской церкви новые римские претензии эпохи декреталий. О трагедии можно говорить с полным правом, так как расхождения в воззрениях антиохийской и александрийской школ на проблему инкарнации никак не могли рассматриваться как еретические и не должны были привести к расколу. Отправной точкой катастрофы явилась затаенная ненависть и непримиримая воля к уничтожению, с которой Кирилл разжигал несторианский спор и довел его до апогея. Самые сильные из его боевых отрядов состояли из монахов, малообразованных, лишенных здравого смысла и поэтому легко впадающих в фанатизм...» Таково мнение католического теолога и историка церкви Георга Швайгера/ Georg Schwaiger об одном из величайших святых католицизма67.
Но торжественным извещением Кирилла о победе Собор не окончился.
Через несколько дней, задержанные непогодой и «падежем лошадей», появились на всякий случай выведенные святым за скобки сирийские епископы, называемые тогда ориенталами — жителями Востока, во главе со своим патриархом Иоанном Антиохийским, другом Нестория. Сразу же по прибытии, едва спешившись, они вместе с теми, кто 21 июня противостоял Кириллу, 26 июня в присутствии императорского уполномоченного комита Кандидиана объявили себя без сомнения «правомочным Собором. Иначе его не назовешь» (Зееберг/ Seeberg). Пусть этот Собор состоял из существенно меньшего числа участников — всего около 50 епископов, они сместили Кирилла, а также изобличенного в тяжких проступках местного епископа Мемнона, чьи монашеские орды столь рьяно притесняли Нестория, что к нему пришлось приставить военную охрану. (Вердикт о смещении Кирилла в греческих документах содержит 42 подписи, а в латинском варианте Rusticas — 53.) Остальных же соборных отцов новый синод объявил отлученными от церкви до тех пор, пока они не проклянут «еретические» речи Кирилла, «которые открыто противоречат учению Евангелий и апостолов». Меньшинство направило императору жесткий протест против «варварского собрания» противников и перехватило адресованное Феодосию послание Кирилла, после чего святой вывел на улицы свои боевые отряды монахов, среди которых особенно выделялся коптский святой Шёнуте из Атрибы. Воцарилась полная анархия. Выступившее на стороне Нестория собрание меньшинства едва удалось защитить от разъяренной толпы, хотя и у Нестория имелся свой худо-бедно вооруженный отряд, представлявший угрозу для жизни епископов, сторонников Кирилла68.
Начиная с 10 июля, когда прибыли римские посланники, епископы Аркадий и Проект, а также руководитель делегации священник Филипп, соборное большинство до конца месяца собиралось, еще пять раз. Уже в своей приветственной речи Филипп отметил, что исход дела фактически предрешен, что следует из послания к Кириллу папы Целестина. После этого второе папское послание было зачитано сначала по-латыни, на чем настояли делегаты, а затем и по-гречески. Собравшиеся, явно подготовленные Кириллом, разразились выкриками: «Справедливое решение! Целестину, новому Павлу! Кириллу, новому Павлу! Целестину, защитнику веры, Целестину, единому с синодом! Весь синод благодарит Целестина! Один Целестин, один Кирилл, одна вера синода, одна вера всему миру!» (Каждый немец моего поколения, услышав столь тоталитарные фразы, немедленно вспомнит, правда, более скромный, чем этот, лозунг времен нацизма: «Один народ, один рейх, один фюрер!»)
Одна зера всему миру! Да, им этого все еще хочется — если речь идет об их вере! Их неверии...
Результатом синодальных аккламаций* стало объединение Александрии и Рима, так сказать, на паритетных начала Поэтому папский легат Филипп представил дело —• на тошнотворном поповском жаргоне — именно в римском видении: «Мы благодарны светому и досточтимому синоду за то, что Вы, после оглашения послания нашего святого и всеблажен-нейшего папы, присоединили свои святые члены к святой главе посредством своих святых голосов и святых возгласов. Ибо Вашим Святейшествам хорошо известно, что глава... всей веры и апостолов есть блаженный апостол Петр». (Такой избыток святости не может не быть ложью!) И уже на следующий день Филипп сформулировал воззрение Рима на примат. Но епископ Феодор из Анкиры (Фригия) сделал ловкий выпад против этого замысла. Однако и сам Кирилл не помышлял о том, чтобы превратиться в простого уполномоченного папы, и вновь подчеркнул приоритет прежнего соборного порядка: папы принимают решения синода, а не наоборот! Обе стороны вели себя сдержанно, ибо они были нужны друг другу и взаимно использовали друг друга69.
* Аккламация {лат. acclamatio — крик, восклицание) — принятие или отклонение собранием какого-либо предложения без подсчета голосов, на основе реакции участников собрания, выражаемые возгласами, репликами и т. п. (Примеч. ред.)
11 июля папская делегация утвердила смещение Нестория. 16 июля Собор большинства объявил смещение Кирилла и Мемнона ориенталами противоречащим канону и недействительным. 17 июля он отлучил от церкви патриарха Антиохии Иоанна (после того, как тот трижды отказался прибыть на заседания этого Собора) вместе с его сподвижниками и распорядился об отстранении их от занимаемых должностей, «вплоть до исправления». Таким образом, каждый из Соборов истинно потхристиански проклял другой, каждый, по высочайшему повелению, послал свою делегацию ко двору, а император утвердил решения обоих Соборов. Попытка прийти к согласию сорвалась. На стороне Кирилла был и считавшийся святым аббат Далмации, якобы 48 лет не покидавший своей кельи. Теперь же он возглавил отряди монахов и устраивал демонстрации перед императорским дворцом, под священные песнопения и в окружении огромных толп народа, пока колебавшийся государь не принял его. Теперь он вынужден был принять решение, он просто обязан был это сделать. Но все еще не мог решиться. В начале августа в Эфес прибыл государственный казначей (comes sacrarum largitionum) Иоанн с посланием от своего господина, которым Кирилл, Мемнон и Несторий отстранялись. Когда же в присутствии самого Иоанна на собрании обеих партий разгорелся спор, он, «дабы избежать волнений», приказал взять под стражу всех трех главных действующих лиц: Кирилла, Нестория и местного епископа Мемнона, причем последнего посадили под домашний арест в его собственном дворце.