Криминальная история христианства. Поздняя античность. Книга 2 — страница 37 из 135

Кирилл преследовал и мессалиан (от сирийского: msalyane — молящиеся), которых по-гречески называли евхитами, или энтузиастами. Эти аскеты, в большинстве своем, по-видимому, из простонародья, с длинными волосами и одетые во власяницы, избегали труда и старались служить Христу самоотречением и абсолютной бедностью. При этом они приветствовали, что особенно не нравилось католикам, совместное проживание мужчин и женщин, как выражение «братства». И хотя они были осуждены ранее, Кирилл настоял на том, чтобы в Эфесе еще раз были прокляты их учение и практика и тем самым загнал их в подполье. Разумеется, они подвергались гонениям и со стороны других. Константинопольский патриарх Аттик (406—425 гг.), которого хвалил папа Лев I, а греческая церковь чтит как святого (поминается 8 января и 11 октября), призывал епископов Памфилии изгонять мессалиан, как паразитов и мышей. Антиохийский патриарх Флавиан изгоняет их из Эдессы и всей Сирии. Епископ Амфилохий Иконийский подвергает их гонениям в своей епархии, равно как и епископ Летой из Милитены, сжигавший их монастыри — «разбойничьи логова», по определению отца церкви епископа Феодорита. Тем не менее мессалиане возродились в средние века в богомильстве87.

Всякий раз, когда Кирилл вступает в борьбу, на одной стороне образуется — что характерно для церковной политики двух тысячелетий — бездна заблуждений, безумия, глупости и одержимости. А на другой — он сам, т. е. безупречная правоверность. И его «мудрое и разумное изложение не может быть оспорено ни по одному пункту», как скромно аттестует он самого себя. Он и его сподвижники всегда в числе тех, кто утвердил свою веру на несокрушимой скале и сохранил благочестие до конца... Они смеются над бессилием противников. «С нами Бог...». Здесь всегда сияет «свет истины», а там — все преисполнено «неразумием и заблуждениями», там проповедуют «как бы во сне и под дураманом», там не знают «ни Писания, ни силы Господа! Так одумайтесь же, очнитесь от своего дурмана...»88.

«Самым ярким свидетельством его благородных помыслов, — прославляет Кирилла вышедшее при Гитлере очень большим тиражом и с церковного разрешения к печати «Специальное издание», — служит то, что и в борьбе он стремился соблюдать заповедь о любви к ближнему и, смирив свою врожденную резкость, не потерял самообладания даже перед лицом самой подлой злобы своего противника». Ведь и одному из новейших исследователей этот святой представляется «ученым, человеком интеллектуального склада», а его борьба против «ересей» — «достаточно сдержанной» (Жуассар/ Jou-assard). По крайней мере, на фоне его борьбы с язычниками иди, например, евреями!89

Патриарх Кирилл, сокрушаясь, что евреям не достает «понимания тайны» христанства, и говоря об их «болезни» и «духовной слепоте», называя их «распявшими», «убийцами Бога», обращается с ними в своих трудах «еще хуже, чем с язычниками» (Жуассар). В отличие от большинства старых отцов церкви (кн.1, гл. 2), он наносит им удары не только на литературном поприще. Уже в 414 г. сей «чрезвычайно активный» муж, этот «цельный характер» (католик Даниель-Ропс/ Daniel-Rops) экспроприировал все синагоги Египта и превратил их в христианские церкви. В Палестине, в свою очередь, евреи также подвергались все большему давлению. Их синагоги сжигались фанатичными монахами. Когда же Кирилл вызвал руководителей многочисленной еврейской общины Александрии и разразился угрозами, евреи якобы ответили насилием и ночной резней, что - по состоянию источников — нельзя ни подтвердить, ни аргументированно опровергнуть. Во всяком случае, теперь этот святой, не имея на то полномочий, лично возглавил огромную толпу, штурмующую синагогу. Она была разрушена, имущество евреев было захвачено, едва ли не как военные трофеи, а сами они, вместе с женщинами и детьми, были изгнаны. Не менее 100 тысяч человек, а возможно и двести, ^ без пожитков, без пищи. Изт-нание было тотальным, так что существовавшая уже свыше 700 лет еврейская община Александрии, крупнейшая в диаспоре, прекратила свое существование. Это стало первым «окончательным решением» в истории церкви. «Возможно, этот поступок Кирилла, говорится в «Библиотеке отцов церкви», — не свободен от бестактности и насилия».

Наместник императора Орест немедленно пожаловался в Константинополь, и тогда в Александрию примчалась орда Кирилловых монахов-пустынников, «уже издалека почуяв запах крови и ханжества» (Бьюри/ Вигу), Они поносили Ореста, крещенного в Константинополе, как идолопоклонника и язычника, и учинили насилие: пущенный камень пробил ему голову. И не вступись за него народ — он мог бы погибнуть. Совершивший покушение Аммон умер под пытками, а Кирилл воздал ему почести мученика, каковым его считали далеко не все христиане. В одной из своих проповедей он восславил монаха и 3 февраля 418 г. повелел увеличить численность своего штурмового монашеского отряда до 600 человек, несмотря на то, что императорский указ от 5 октября 416 г. сократил ее до 500 человек90.

Смерть «мученика», соответственно, повлекла за собой убийство Ипатии.

В ходе беспорядков в Александрии в марте 415 г., которые, по Лакарьеру/ Lacarrtere, не только произошли с согласия Кирилла, но и были спровоцированы им, была зверски убита Ипатия, известный всему тогдашнему миру и высокочтимый языческий философ, дочь математика и философа Теона, последнего из известных нам руководителей александрийского университета «мусейон»*. Учеником Ипатии был отец церкви епископ Синесий из Кирены, который в письмах величает ее «матушка, сестрица и учительница», «возлюбленный Богом философ». Среди ее слушателей были и христиане. Например, с ней любил общаться — к вящей досаде Кирилла — и praefectus augustalis** Орест. После того как патриарх распалил народ, в своих проповедях клеймя Ипатию как колдунью и распространяя о ней клеветнические слухи, на нее предательски напали монахи Кирилла под водительством клирика Петра, затащили в церковь Каисарион, сорвали одежду и буквально искромсали осколками стекла, а ее расчлененное тело было публично сожжено — «первая отмеченная в истории охота на ведьм» (Тисе/ Thiess)91.

* «Мусейон» (греч.)— основанная Птолемеями в III в. до н. э. в Александрии научное учреждение. (Примеч. ред.)

** Praefectus augustalis (лат.} —наместник императора. (Примеч. ред.)

Более того, заодно начали преследовать и язычников: А патриарх Кирилл всеми рассматривался как «духовный отец преступлений» (Гюльденпеннинг/ Gulden penning). Даже вышедший в 1970 г. (с Imprimatur) сборник «Реформаторы церкви» пишет о нем, как об одном из величайших католических святых: «Он, по крайней мере (!), морально ответственен за подлое убийство благородной язычницы Ипатии». Ведь и христианский историк: Сократ, который на фоне своих собратьев больше других стремится к «объективности», сообщает, что народ обвиняет в этом преступлении Кирилла и александрийскую церковь. «Итак, можно быть уверенным, что благородная и высокообразованная женщина была самой знаменитой жертвой фанатичного епископа» (Тиннефельд/ Ttnnefeld). У язычества в Египте били гораздо более сильные, чем принято думать, позиции. В так называемом народе были большие языческие группы, в высших слоях, особенно среди интеллигенции, встречались выдающиеся личности, настроенные антихристиански92.

Язычники, с которыми он боролся так же, как его предшественник и дядя Феофил, для Кирилла в принципе ничем не отличались от евреев. Они должны быть «повержены», как поверг их прославляемый Кириллом Осия, «который сжигал идолопоклонников вместе с их рощами и алтарями, искоренял все виды колдовства и гаданий и подавлял все уловки дьявольского обмана». Кирилл не преминул добавить: «Тем самым он обеспечил своему правлению признание и похвалу авторитетов; по сей день им восхищаются все, кто ценит богобоязненность»93.

Однако этот святой преступник, человек, который, с одной стороны, утверждает, что греческие философы все лучшее списали у Моисея, а с другой — сам часть своих собственных излияний, в большинстве своем столь же скучных, сколь и напыщенных (тридцать томов только «Против безбожника Юлиана» — ровно по десять томов на каждый том книги Юлиана «Против галилеян»!), переписал у других; этот Кирилл, неоднократно изобличенный во лжи, клевете на Нестория, огромных взятках, Кирилл, виновный в экспроприациях в пользу церкви и в свою собственную, в ссылках, массовых жестоких изгнаниях, в соучастии в убийстве, этот дьявол, который вновь и вновь доказывал, выражаясь его собственным слогом, сколь «велик риск» «оказаться врагом Бога и, отклонившись с пути долга, как-нибудь его прогневить» — уже вскоре прославляется как «защитник истины», «пламенный поборник точности». Инициатор первого в истории христианской церкви «окончательного решения», за которым последовали еще многие и многие «окончательные решения», становится «благороднейшим святым византийской ортодоксии» (фон Кампенхаузен/ v. Campenhausen), одним из ярчайших святых римско-католической церкви, «doctor ecclesiae» и учителем церкви. Ведь даже после гитлеровского уничтожения евреев он остается для католиков «в полном смысле этого слова, добродетельнейшим мужем» (Пиней/ Pinay)! При этом, еще в XVI в. католик Л. С. Ле Ней де Тиллемон с мягким и столь свойственным этой среде цинизмом иронизирует: «Кирилл — свят, но нельзя сказать того же о его поступках». Кардинал Ньюманн, по всей видимости, сбившись с толку, почему-то противопоставляет «внешние проявления» Кирилла его «внутренней святости»94.

У одного из исследователей, некоего Геффкена/ Geffcken, вопреки его стремлению к непредвзятости и попыткам «искать доброе в обоих лагерях», Кирилл «раз за разом вызывает резкое» неприятие. Он находит у него: «фанатизм без подлинной, не говоря уже яркой, страсти; ученость без глубины; усердие без скрупулезности, неуклюжую задиристость без диалектического навыка и, в конечном счете — отсутствие честности в борьбе...» Таково мнение не только Геффкена, но, пожалуй, почти всех некатолических историков^ и оно не беспричинно