95.
Когда великий святой умер, весь Египет вздохнул с облегчением. В письме, возможно, апокрифическом, но приписываемом отцу церкви Феодориту, отражено всеобщее облегчение: «Наконец, наконец-то он умер, этот скверный человек. Его кончина обрадует переживших его, но мертвецам не позавидуешь»96.
О том, какие люди окружали патриарха, подробнее рассмотрим на одном примере.
Шенуте (на языке жителей Саиса: сын Бога) находился в свите Кирилла на Эфесском Соборе, где ему суждено было «сыграть выдающуюся роль» («Энциклопедия теологии и церкви»/ «Lexikon fur Theologie urad Kirche»). Мальчиком он пас скот в Верхнем Египте - нередкое начало большой христианской карьеры. Он довольно рано попал в Белый монастырь своего дяди Пгола. Там его часто и строго наказывали, и во искупление он так рьяно постился, что, согласно его ученику Визе, стал «кожа да кости». С 383 г. он сам стал настоятелем Белого монастыря под Атрибой, недалеко от Фив. Это был двойной монастырь, и под началом Шенуте порой находилось до 2200 монахов и 1800 монахинь. Но даже Иоганн Лейпольдт/ Johann Leipoldt, современный биограф Шенуте, склонный оправдывать своего героя и подчеркивать, что тот был «больше, чем просто жестокий тиран», описывает как он, «наделенный богатырской силой», неутомимо истязает «язычников и грешников». Лейпольдт говорит о «сильном герое», который «столь же скор на кулак, как и на язык...» Шенуте, «великий аббат», «пророк», «апостол», не чурался ни откровенного обмана, ни убийства собственной рукой. Более того, своих монахов он мог даже за малейшие «проступки»: смех или улыбку — десятилетиями варварски истязать, а то и забить до смерти. Для описания подобных случаев Виза в своей «Жизни Шенуте» регулярно пользуется одной и той же фразой: «...земля разверзлась, и богохульник живым рухнул в ад»97.
Истязания особенно популярны у теократических групп. Избивали не только во имя «улучшения» или укрепления собственного «авторитета», но и для магического очищения и устранения вредных миазмов. Уже в иудейском религиозном праве существует телесное наказание, но не более 40, а затем и 39 ударов палкой. (Египетским правом разрешалось 100, а греческим — 50 и 100 ударов.) В христианские времена порка сохраняется и применяется часто; правда, теперь при определении Меры наказания, что примечательно, учитывается социальный статус наказуемого! Порка применялась и в качестве епитимьи. Так, Шестнадцатый синод в Толедо (693 г.) распорядился за идолопоклонничество или блуд наказывать лиц низкого сословия ста ударами, однако минимум с V по XIX вв. порке подвергали не только простых мирян, но и самих священников. Постоянно и особенно изощренно применялись телесные наказания в монастырях. Еще Жан Поль/ Jean Paul писал: «Католического послушника доколачивали до монашества»98.
Шенуте, впадавший то в экзальтацию, то в глубокую депрессию, каждую мелочь фиксировал на бумаге, любую ерунду возводил в ранг государственного преступления. При этом его интересовало «не исполнение важных монастырских правил, но исполнение ело воли как руководителя»99.
Правда, временами он осознавал всю жестокость своего правления и признавался, что Господь советует ему «прекратить эту большую войну». Он дает обет править мягче и предоставлять грешников суду небесному. Но подобные порывы редки. Как предполагает Лейпольдт, он действует жёстко, возможно, еще с большей беспощадностью, нежели это предписывалось монастырским каноном. В любом проступке надлежало признаться. Доносительство поощрялось и даже вменялось в обязанность. Он собственноручно избивал монахов, так что они часто корчились на полу от боли. Когда один из них скончался от его побоев, Шенуте нашел себе софистическое, вернее, христианское оправдание. Бенедектинец Энгбердинг/ Engberding называет его «натурой, прекрасно сознающей свое положение». Шенуте —святой коптской церкви (поминается 7 абиба, т. е. 1 июля)100.
Отношение Шенуте к тем, кто отрезал себе гениталии «ради очищения», также говорит о его жестокости. Разумеется, сексуальные связи или рукоблудие подрывали строгость затворничества. Монахам запрещалось беседовать друг с другом в темноте, а монахиня даже на смертном одре не могла проститься с родным братом! Лекарю-монаху запрещалось врачевать женщин, а также детородный орган мужчин. В результате, похотливые фантазии цвели пышным цветом. И эти «прегрешения» постоянно фигурируют в реестрах грехов Белого монастыря. Тех же, кто, «желая очиститься», отрезал свой пенис — что церковь, при всем ее безумном стремлении к целомудрию, запрещала ~- святой, ничтоже сумняшеся, выбрасывал за пределы монастыря. «Положи их, истекающих кровью из ран, на ложе и вынеси на дорогу... Пусть они станут (устрашающим) примером для всех прохожих». Совсем уж немилосердным он, правда, не был. Во всяком случае, он позволяет — это всего лишь разрешение, но отнюдь не правило — этим членовредителям во имя исцеления души околевать не прямо под стенами Белого монастыря. Ибо, «если ты хочешь этого во имя Бога, то передай этих их родственникам, дабы они не умирали рядом с нами...»101
Лишь монахинь аббат не избивал лично — видимо, боялся искушения. В этих случаях его замещал постоянный уполномоченный некий «старец». И «мать-аббатиса», настоятельница монастыря, обязана была ему, «отцу», сообщать обо всех нарушениях, после чего он назначал количество ударов. Лишь послушниц можно было пороть в любое время, не испрашивая его согласия. В обоих монастырях, как и во всех остальных, были и дети, хотя об их пребывании там известно не более того, что их телесным наказаниям отводилось «большое значение»; «в Белом монастыре дети всегда пользовались преимущественным правом быть битыми». Их горестное существование в христианских монастырях заслуживает основательного изучения. Равно как и судьба детей в нынешних «христианскрс» приютах!102
О побоях, которые аббат Шенуте назначал монахиням, сообщается в своеобразном письме, сохранившемся в литературе коптского монашества: «Феное, дочери Апа Гермефа, о которой вы нам вначале сообщили, что она совершила дурные преступления и украла — тридцать ударов палкой.
Сестре Апа Псироса, о которой вы нам вначале сообщили, что она тайно унесла нечто — двадцать ударов палкой.
Софии, сестре младшего старшины, о которой вы нам сообщили, что она упрямо и беспричинно спорила с теми, кто ее наставлял, и многими (другими), и дала пощечину или ударила по голове старшую — двадцать ударов палкой.
Дшенбиктор, сестре младшего Иоанна, о которой вы нам сообщили, что ее помыслы и сознание несовершенны — пятнадцать ударов палкой.
Таесе, сестре младшего Пшаи, о которой вы нам сообщили, что она бегала к Сансно, в дружбе и телесном влечении — пятнадцать ударов палкой.
Такусе, прозванной Ребеккой, чей рот научился лживым и самолюбивым речам — двадцать пять ударов палкой.
Софии, сестре Захарии — десять ударов палкой. Мне ведомо за что.
А ее сестра Аполле тоже заслужила удары палкой. Но, во имя Господа и ради покровительства, которым она пользуется, мы прощаем ей на этот раз как то запрещенное общение, так и наряд, в который она обрядилась в тщеславном желании... Ибо я знаю, что ей этого (ударов палкой) не вынести, поскольку она очень жирна и толста...
Софии, сестре Иосифа — пятнадцать ударов палкой. Мне ведомо за что.
Сансно, сестре Апа Гелло, которая говорит, что наставляет других — сорок ударов палкой. Ибо иногда она, преисполненная дружбой, бегала к своей соседке, иногда же лгала о тщетных, преходящих вещах, тем самым нанося вред своей душе, которой не стоит и весь мир, а еще менее того картинка или чаша для питья или кубок, о которых она лжет.
Все эти (удары) нанесет им старец своими руками (то есть, лично) по их ступням. Они же должны сидеть на земле, а староста и Тахом должны держать их ему, а вместе с ними старшие женщины. А также те старцы... придерживающие их ступни до тех пор, пока он не прекратит их наказывать, как и нам приходилось вначале делать с некоторыми. Тех же, кто как-нибудь будет предатствовать ему, он должен, придя к нам, назвать. Мы наставим вас, как с ними следует поступить. Если же он захочет нанести им больше ударов — хорошо, пусть будет так. Но если он захочет нанести меньше - то ему решать. Если он хочет кого-то отвергнуть — хорошо. Если же его сердце довольно некоторыми из вас, и он захочет на этот раз простить... — хорошо»103.
Часто применявшемуся наказанию изгнанием, иногда предшествовали заключение и порка. Но эти и другие чудовищные вещи теолог Лейдольдт оправдывает результатом: «Успех налицо: Шенуте практически спас свой монастырь от опасности слишком стремительного роста. Впоследствии к правилам и к их жестокости привыкли...»104
Деятельность Шенуте не исчерпывалась интенсивным и широко применяемым битьем. Его террор, главным образом, ассоциируется с искоренением язычества в Египте. В тех краях, где уже Климент Александрийский считал, что люди, поклоняющиеся идолам, «хуже обезьян» (ср. кн. 1, стр. 169), оно проводилось с конца IV в. в самых насильственных формах105.
Истребительные походы всегда проходили под водительством епископов и аббатов, для которых даже самые прекрасные Храмы были очагами заразы и оплотами дьявола. Самыми ярыми разрушителями выступали «черноризые свиньи» — так греки называли монахов, которые выглядели, как люди, но жили, как свиньи. Эти аскеты были прирожденными разрушителями, а подавленные инстинкты лишь усиливали их агрессивность, к тому же ряды их пополнялись всевозможными сумасбродами и несуразными личностями. Даже происхождение наиболее выдающихся из них говорит о многом: Шенуте — пастух, Макарий — контрабандист, Моисей — грабитель с большой дороги. Антоний — двоечник Их ученики и единомышленники предпочли «антикультуру» и снискали уважение христианского мира, не в последнюю очередь, благодаря тому, «что вышли на бой с дьяволом почти как «профессиональные боксеры» (Браун/ Brown),