106.
Взбудораженными ордами, зачастую в звериных шкурах, проносились они по стране, опустошали храмы, сжигали и уничтожали шедевры искусства при малейшем подозрении, что они представляют собой изображения идолов. С Тех пор как государственные чиновники ослабили борьбу с язычеством, монахи взяли это дело в свои руки. Они всегда тут как тут, если уничтожается древняя святыня, сжигается «еретическая» церковь или синагога, а также — если запахнет деньгами. Толпы жаждущих добычи дотла опустошали заподозренные в неверии поселения. «Монахи совершают множество преступлений», — отважился пожаловаться епископу Амвросию император Феодосии I и 2 сентября 390 г. приказал выслать их из городов (впрочем, 17 апреля 392 г. император отменил свое распоряжение). Не исключено, что он вспомнил об одном тексте Либания, высокочтимого, убежденного язычника (от которого сохранилось множество речей и более полутора тысяч писем, которые делают его одной из наиболее понятных нам личностей в античности). Этот текст посвящен монахам, которыми столь пылко восхищались христиане: «Они сжирают больше, чем слоны, и опустощают кубок за кубком», но наловчились скрывать свой образ жизни «искусственной бледностью лица». Цтак, Либаний жалуется в 389 г. в своем послании императору «Pro templis»*, что монахи, подобно диким потокам, проносятся по стране и опустошают ее, разрушая храмы. «Они штурмуют святыни, о, император, хотя еще существует твой закон, таскают за собой поленницы дров, вооруженные булыжниками и мечами, а то и без всего этого, полагаясь лишь на свои руки и ноги. После этого, как если бы это добро было бесхозным, они срывают крыши, валят стены, разбивают изображения богов и разрушают алтари. Священнослужителям остается выбор между молчанием и смертью. Разрушив один храм, они спешат ко второму, к третьему и, в насмешку над законом, хватают трофей за трофеем»107.
* «Рго tempi is» (лат.) — «В защиту храмов». (Примеч. ред.)
На разрушение храмов требовалось государственное разрешение. Закон, дозволяющий это на территории Сирии, был издан в 399 г., а на Западе, где римская аристократия все еще хранила верность старой религии, храмы в том же году пребывали под защитой закона. Однако в 407 r.f согласно основному закону, изданному при Стилихоне, все языческие храмы в окрестностях Рима были конфискованы. На Востоке Феодосии II в 435 г. распорядился об окончательном закрытии храмов, их очищении (от язычества) или разрушении. Однако это надлежало делать без лишней шумихи (sine turba ас tumult и). А поскольку власти, чиновничество и солдаты зачастую относились к язычеству более терпимо, нежели дозволялось принятыми под давлением клира указами, этот клир, совместно с простым людом, без всякого права на то, занимался стихийным разрушением храмов. Для описания этого существует эвфемизм: «христианизация». На самом же деле это были «хрустальные ночи»* античности. Хотя иезуит Гризар/ Grisar и пытается доказать, что «иногда или даже в большинстве случаев это происходило в ответ на организованные язычниками беспорядки», В восточных провинциях, где христианство преобладало, а сопротивление язычников носило «академический» (Джонс/Jones) характер, уже во второй половине IV в. все больше и больше храмов разрушалось, причем фанатичные толпы нередко в кровь избивали староверующих. Известно, что те по возможности отбивались. Но сведения об этом скудны108.
Террор был загодя подготовлен публицистически, в чем принимал участие и Шенуте.
В своих трафаретных пасквилях он осыпает оскорблениями «идолов» и «идолопоклонников», почитателей деревяшек, камней, «птиц, крокодилов, диких животных и домашнего скота». Он высмеивает зажигание огней и курение ладана (что и по сей день практикуется в католицизме), но не для «богов», а — колоссальная разница — для Бога (и его «святых»). При этом Шенуте применяет тактику, и по сей день популярную в религиозных, особенно в католических, кругах: перед народными массами он клеветал грубо и примитивно, разжигая ненависть и фанатизм, а в благородном обществе брал серьезный тон и старался, как бы трудно ему это ни давалось, завоевать собеседников изысканными манерами. «И поскольку Шенуте не испытывает к язычникам и отправлению их культов ничего, кроме презрения, он восторженно приветствует ту кровавую войну, которую ведет в его время христианская чернь против последних эллинистических жрецов» Он восхваляет «справедливых правителей и полководцев», разрушающих храмы и низвергающих идолов. Он радуется, когда статуи... уносят прочь. Ему по душе христианские частушки, высмеивающие язычников и их храмы» (Лейпольдт)109.
* «Krtstallnacht» (йен.) — «хрустальная ночь»: название организованных фашистами еврейских погромов в Германии в ночь с 9 на 10 ноября 1938 г. (Примеч. ред.)
Шенуте, враг науки, яро ненавидевший эллинов, католический зилот*, громогласно восхвалявший всех сильных мира сего, которые уничтожают храмы и статуи богов (последнее, по крайней мере после убийства императора Юлиана, по мнению Функе/ Funke, «стоит на повестке дня») этот «великий аббат» продолжал опустошать страну. Во главе толп по-армейски вымуштрованных, хорошо распаленных и изрядно оголодавших аскетов — мясо, рыба, яйца, сыр и вино были исключены, разрешался лишь хлеб и одна порция горячей похлебки в день — он врывался в храмы, грабил их, громил и сбрасывал в Нил «идолов». Однако все, что представляло ценность, что сулило деньги, уносилось в его монастырь. За год до своей кончины якобы в возрасте 118 лет, он подверг подобному набегу один из фиванских храмов. Но теолог Лейполедт не может не причислить к бесспорным «заслугам» Шенуте то, что «после 450 г. в Верхнем Египте старым богам больше не поклонялись»110.
* Зилот {греч. zelotat — ревнитель) — представитель радикального крыла иудейских повстанцев в Палестине в период Иудейской воины. (Примеч. ред.)
Святой неоднократно собственноручно упразднял храмы своей родины. «Пример его архиепископа Кирилла вдохновил его на то, чтобы добиться больших успехов таким легким и удобным способом», — пишет Лейпольдт и приводит в качестве примеров сожжение языческого святилища в близлежащем Атрибе и храма в деревне Пнеуит (Плеуит). «Язычники, видевшие его деяния, не смели защищаться. Одни бежали, «как лисы от волков». Другие лишь умоляли: «Взгляните на наши святыни», что значило: пощадите святой храм. Лишь немногие находили в себе мужество грозить Шенуте. Мол, если ваши претензии обоснованы, вы можете обратиться в суд и там доказывать их. Действительно, в самый последний момент и среди свиты Шенуте раздались голоса, призывавшие, быть может, из страха перед возможными последствиями, пойти на мировую. Но Шенуте считал, что его долгие позволяет ему прислушиваться к подобному. Сделав ставку на благосклонность своего архиепископа и христианского правительства, он хотел во что бы то ни стало завершить начатое дело. Он вынес из храма все, что только можно: священные светильники, магические книги, жертвенные дары, сосуды для зерна, культовую утварь, освященные дары и даже святые изображения богов. С этой богатой добычей он вернулся в монастырь. Возможно, не без оснований Шенуте впоследствии упрекали в том, что он присвоил храмовые сокровища с тем, чтобы обеспечить монахам приличный доход, если настанут трудные времена. Вскоре дело приняло плохой оборот. Когда один из языческих начальников прибыл в Антиноу, жрецы разграбленного храма пожаловались ему на Шенуте. Если они надеялись, что чиновник-язычник встанет на их сторону, то они заблуждались. Они упустили из вида, сколь сильна ненависть народа к ним и сколь велико почитание Шенуте. Короче, утром в день судебного заседания Шенуте прибыл в Антйноу не один. Из всех окрестных деревень и поместий стекались христиане, мужчины и женщины, столь многочисленными толпами, что все дороги были забиты ими. Час от часу их становилось все больше. Вскоре они заполонили весь город, значительную часть жителей которого еще составляли язычники. И когда должно было начаться разбирательство, все собравшиеся закричали как один: «Иисус! Иисус!» Восклицания толпы заглушали голос судьи. Процесс был сорван. Шенуте же под громкие торжествующие возгласы был сопровожден в так называемую Водную церковь, где он произнес страстную проповедь против язычников»111.
К прочим преступлениям: разбою, разрушениям, подстрекательству и выкачиванию денег прежде всего у богатых землевладельцев-греков — присовокупилось еще и убийство112.
При сожжении большого храма в Панополе был убит богатый предводитель язычников. А поскольку аббат врывался в дома и других знатных лиц, чтобы порушить всевозможных идолов и чертовщину и «очистить» местность, то убивали и там. После тога как Шенуте однажды ночью в Ахмине нагрянул в дом только что уехавшего Гесия, разрушил и сбросил в реку его «идолов», потерпевший пожаловался губернатору. «Жизнь Шенуте» так сообщает об этом случае: «С тех пор как Иисус лишил его (Гесия) его богатств, никто о нем больше не слыхивал». Видимо, это было обычной формулировкой для сообщения об очередном убийстве, совершенном святым. И когда он, по его собственному признанию, вместе со своими монахами разрушил часто посещаемую языческую статую в Ахмине, город разграбил и поджег, а жителей вырезал, их постигла участь Гесия. Вот как говорит об этом Шенуте: «Больше о них ничего не слышали, и после резни их прах развеял ветер...» «Жесткий, суровый, горячий, но и пленительный, завораживающий характер», для которого имела значение «только практика»: «повиноваться Богу и делать свою работу» (Энциклопедия теологии и церкви/ Lexikon fur Theologie und Kirche)113.
В «Патрологии» Альтанера/ Altaner, еще одном стандартном католически-теологическом сочинении (с Imprimatur от 1978 г.), Шенуте фигурирует как «выдающийся организатор египетского монашества», «самый значительный автор коптской церкви». Эрнст Штейн/ Ernst Stein также восхваляет аббата как самого выдающегося религиозного деятеля своего народа, как «культовую личность коптской литературы». Но добавляет к этому, что «своим низким интеллектуальным уровнем и своей жестокостью, не чурающейся собственноручного убийства, он дает нам мерило духовой нищеты своей нации»