24
(Любопытно, что многие епископы, например, в Сирии, а еще больше в Армении, высказывание Христа о Петре: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф., 16, 18) относили ко Льву, но не ко Льву-папе, а ко Льву-императору! Для них Христос, конечно же, был «главой» святой католической церкви, но, как писали епископы, «ее силу и фундамент представляете именно Вы, император, подобно неколебимому камню Христа, на котором Творец всего сущего воздвиг Свою Церковь».)25
С другой стороны, Лев без конца повторяет, что правит не столько император, сколько Христос и Бог. Что власть императора — от Всевышнего («regnat per Dei gratiam»). Юлиану Коссокму он поручил в надлежащий момент доводить до императора «должные внушения» (opportunas suggestiones). Ведь он, Лев, «не раз имел возможность» узнать веру достославного Августа и «сознательно служит Его Величеству наилучшим образом тогда, когда император прежде всего печется о единстве церкви». Ибо император получил свою власть, прежде всего, для защиты церкви, что Лев настоятельно подчеркивает, то и дело называя императора: «custos fidei». Он внушает, что благо церкви есть благо государства. «Всей церкви и Вашей империи послужит на пользу, если во всем мире останется один Бог, одна вера, одно таинство спасения людей и один символ веры». Мало того, этот представитель Христа рекламирует, сколь полезна войне религия любви, а благая весть — наступательной силе армии. «Если Божий Дух укрепит единство христианских правителей, — речь идет о Маркиане и Валентиниане, — то весь мир увидит, как вдвое приумножится их доверие: ибо с умножением веры и любви (!) сила оружия станет неодолимой и Бог, умилостивленный единством нашей веры, немедленно уничтожит пагубу ложных учений и враждебность варваров»26.
Яснее ясного! Любовь и оружие! Единство, сила и истребление врагов — с давних пор теория и практика христианства (кн.1, гл 5). Особенно в Риме, где, например, христианин Апоний предположительно в начале V в. усердно вещает не только о главенствующем положении церкви Вечного города, но и о христианской имперской теологии. Согласно ей, во главе народа стоят римские императоры, «но лишь те, которые познали истину и в смирении (!) служат Христу. Из них, как из целительного источника, изливаются благочестивые законы, вожделенный мир и возвышенная покорность (!) культу святой церкви...» Но чтобы все это —- благочестивое законодательство, вожделенный мир и покорность — стало явью, правители должны «исполнять военную службу со Христом, Царем царей.,.»27.
Именно так мыслил и Лев, пропагандировавший для всего мира одного Бога, одну империю, одного императора (один Бог, один рейх, один фюрер!..) и, разумеется, одну церковь.
Это выдавалось им за «священный порядок», за «рах christianа», которому угрожают «только» два врага: «еретики» и «варвары». «Вот императорам и приходится бороться и с теми, и с другими» (Грильмейер/ Griilmeier). Поэтому их долг — «reparatio pacis». Вернее, то, что они под этим понимают или скрывают: война, не считаясь с потерями, пока они не получат то, что хотят. Именно этого, и ничего иного, они хотят и по сей день. Семнадцать веков церковной истории наглядно демонстрируют это. Кроваво и лицемерно...
С «еретиками» такой папа беспощаден. Он постоянно ведет оголтелую враждебную кампанию против «лжеучений лающих еретиков», их «острых стрел», «ядовитой лжи», «безбожных постулатов», их «чудовищности». Все они, учит Лев, соблазнены «коварством дьявола», «испорчены дьявольским злом», «подвержены всем возможным порокам» и склонны к «все более тяжким грехам». Иногда они являются кроткими, льстивыми, «в овечьей шкуре, но, по сути, они — хищные волки», которые лишь прикрывают «именем Христа свою дикую хищническую природу». Их ведет дьявол, и если эти звери, целые «стаи хищников» порой, как уже было сказано, держатся умеренно, хитро, дружески, то в конце концов они все равно «прибегают к убийству»29.
В принципе, это—описание его собственной практики. Классический автопортрет.
С целью пастырско-теологической профилактики папа Лев непрестанно рекомендует пост, со всеми вытекающими последствиями: умерщвлением плоти, презрением к миру, и, разумеется, прежде всего — презрением к похоти. Это стало основой всей их «нравственности» вплоть до XX в. «Похоть», согласно Льву, ведет к смерти. На самом деле, все наоборот. Именно отказ от естественного влечения, от инстинкта вызывает агрессию, а убиение страстей приводит к, страсти убиения. Как же христианство — вспомним Ницше — почти все ставит с ног на голову! Поэтому, согласно Льву «Великому», христианин должен «постоянно бороться со своей плотью», он должен «лишить плотское влечение любой питательной почвы», он обязан «убивать свое вожделение и умерщвлять свои пороки» — «избегать всех земных прелестей». «Любая земная любовь» для Льва исключена. Он учит буквально так: «Вы должны презреть земное, дабы приобщиться к Царствию небесному»30.
* Reparatio pacis (лат.) — установление мира. (Примеч. ред.)
Льву I, папе, святому и учителю церкви, все это ясно как Божий день. Кто думает иначе — тот живет «во грязи». Ведь кому же, как не «дьяволу, служат плотские страсти...»31.
«Великий» Лев на полном серьезе проповедует, что «йет ничего святого и чистого вне пределов католической церкви»! К тому же, он ссылается на Павла (Рим., 14,23). Поэтому папа запрещает «всякое общение» с некатоликами! Он настоятельно призывает презирать их и их учения. Он повелевает бежать от них, «как от смертоносного яда! Чурайтесь их, избегайте общения и даже разговора с ними». «Никакой общности с теми, кто является врагом католической веры и только называет себя христианином!» Пусть все они «убираются восвояси, в свои темные норы»!32
Обмен мнениями по вопросам веры, религиозные дискуссии он в грош не ставил, как всякий папа, а тем более такой, для которого некатолики не что иное, как дьявол» «волки и хищники». Все было решено. А если что и не было решено, то решать ему. Ничтоже сумняшеся, он объявил соборным отцам Халкидона, что они не должны сомневаться в истинности его точки зрения на то, «во что не должно верить..«После Собора он настоятельно увещевал императора не допускать новых дискуссий. Это было бы неблагодарностью по отношению к Богу. «То, что было сформулировано по всей форме (pie et plene), не должно заново обсуждать, иначе мы создадим впечатление, как того хотели бы проклятые, будто сами сомневаемся». Согласно Льву, «спорные вопросы» не следует выносить на обсуждение. Он, Лев, данным ему «высшим авторитетом», сам даст верные решения. «Если предоставить свободу дебатов (disceptare) об убеждениях, то никогда не будет недостатка в людях, которые дерзнут оспаривать истину и доверяться болтовне мирских умников». Напротив: «истинной вере достаточно знать, кто учитель» (scire quis doceat)33.
Против тех, кто учил иначе, чем Лев, он еще активнее, чем предшественники, использует государство. Подобно Несторию, папа Лев обращается к правителю Востока: «Если Вы защитите церковь и обеспечите ее безопасность от всяческих лжеучений, то сильная рука Христа защитит Вашу империю».
На Западе сильной руке Христа пришлось иметь дело с «фанатичной бабой» и «слабоумным императором» (Грегоровий/ Gregorovius). С весьма послушной церкви августой Галлой Плацидой, которая долгое время правила вместо своего сына Валентиниана III, не менее добропорядочного католика, а затем до самой своей кончины 27 ноября 450 г. принимала участие в принятии важных политических решений. (Одним из ее советников в течение многих лет был св. Барбатиан Равеннский, священник, совершивший множество «чудес» сначала в Риме, а потом ив Равенне.)34
Разумеется, правительство, способствуя централистским тенденциям римской церкви, действовало исходя из собственных интересов, хотя бы уже потому, что шатающаяся империя рассчитывала извлечь из этого выгоду в провинциях, которые были уже захвачены германцами или находились под угрозой захвата. Эти соображения и предопределили успехи Льва на Западе. Церковная политика государства на протяжении IV—V вв., с одной стороны, была направлена на обеспечение единства и спокойствия в ней, а с другой — на противодействие единовластию одного-единственного епископского трона. Поэтому в союзе с Римом государство на Соборе в Халкидоне одержало верх над Александрией. Но попытка держать Рим в состоянии угрозы, используя для этого патриарха Константинополя, провалилась. Государство было слабым, и папа использовал его слабость в своих целях, никогда не демонстрируя враждебности, но действуя под маской благожелательности35.
Лев I поддерживал с правителями самые добрые отношения. 144 его письма — большая часть сохранившегося от него эпистолярного наследия — адресованы членам императорского дома. Католик Камело/ Camelot называет это «доверительным и гармоничным сотрудничеством». Иезуит Хуго Ранер/ Hugo Rahner говорит о «преданности Льва империи». Уже в своих первых письмах папа активно агитирует против «еретиков», которые не что иное, как отпавшая, одержимая расколами, бунтующая толпа, преисполненная неправды, порока, лживости и безбожия, коварства и глупости; их учение — сплошное дурное, чумное безумие: error, pravus error, totius erroris pravitas, pestiferus error, haereticus error36.
Инициатива в этой антиеретической кооперации, в этой борьбе «сынов света» против «сынов тьмы» совершенно очевидно исходила от папы. После наказания его противников
он отправлял хвалебные и благодарственные письма Их Величествам, поскольку прекрасно сознавал, что без помощи государственной власти «ересь» одержит верх, в первую очередь на Востоке. Поэтому он настойчиво и непрестанно призывал Валентиниана III, Маркиана, Льва I и императрицу Пульхерию, страстную поборницу папской идеи, к борьбе с «еретиками», к «рго fide agere»*. Он желал изгнания иноверущих с высоких постов, а еще больше — их ссылки, но горячо отстаивал и смертную казнь в отношении их. Он требовал, чтобы оказалось невозможным «продолжать жить с подобными убеждениями». Ересь для папы — заразная болезнь, которую «следует вырезать из тела Церкви» (haereses а согроге eccle-siae resecantur). Император, который обязан разить «еретиков» как «оружием слова», так и «стальным оружием», предстает у Льв