Криминальная история христианства. Поздняя античность. Книга 2 — страница 57 из 135

Генотикон (Henotikon) — слово, заимствованное из вульгарного жаргона для обозначения некоего «объединения», которое впоследствии никогда не употреблялось рафинированным папством — был сам по себе мастерским изобретением патриарха Акакия и его друга Петра Монга, классическим примером мышления имперской церкви, попыткой компромисса между католиками и монофизитами, которая на практике привела к еще большему расколу. Генотикон ставил задачу, в интересах целостности империи, предпосылкой которой считалось единство веры, примирить монофизитов и дифизитов, но, прежде всего, религиознополитически умиротворить Египет и Сирию, укрепить государство в целом, что было крайне актуально в связи с тем, что на императора давили как остготы, так и мятежные военачальники, типа Иллоса.

Формально Генотикон не был еретическим. В основу его были положены символы веры Никейского (325 г.) и Константинопольского (381 г.) Соборов. Сохранялось единство Иисуса, его равносущность «Отцу», а также ключевой термин «Богородица», Кириллова христология «Двенадцати анафематизмов», анафема как «еретику» Евтихию, так и «еретику» Несторию — в 489 г. Зенон распорядился до основания разрушить Эдесскую школу несториан. В то же время Генотикон обошел молчанием некоторые острые утлы. В нем избегались упоминания о догматически сложных вопросах и некоторых формулировках Халкидона, решения которого в нем игнорировались, особенно щекотливые, более того — опасные, понятия «личность» и «природа». Итак, вынося за скобки собственно спорный момент об одной или двух природах (о Христе в нем говорилось лишь, что он «Один, но не два»), император Зенон, вполне благочестивый христианин, рассчитывал расположить монофизитов к имперской церкви, объединить спорящих клириков на основе компромисса и таким образом создать для империи единый культ и обеспечить религиозный мир в ней. «Кто бы ни думал иначе, тогда, теперь или когда бы то ни было, будь то в Халкидоне или на каком-либо ином Соборе, да будет предан анафеме!» Так же радикально, и даже еще решительней, за сто лет до этого другой император, Феодосии I, 28 февраля 380 г. утверждал ортодоксальную веру (кн. 1, стр. 361)35.

Но попытка мирного компромисса оказалась столь же малоуспешной, как и практика кровавого принуждения. Генотикон не удовлетворял ни правоверных, ни монофизитов. Антиохиец Евагрий Схоластик (кстати, единственный историк церкви, занимавший высшие государственные посты) пишет, что каждый епископ поступал как Бог на душу положит. Соперничающие христиане «потеряли всякую связь друг с другом. Из-за этого на Востоке, на Западе ив Африке возникало множество расколов... Дело дошло до еще большего абсурда, ибо даже между восточными епископами была утрачена всякая связь». Даже на Востоке, где Генотикон подписали монофизйтские патриархи Александрии и Антиохии: Петр Монг, самый известный последователь Тимофея Элура, и Петр Суконщик, а также Мартирий Иерусалимский и другие прелаты, существовало не менее четырех основных, остро соперничающих фракций христиан: первая — за Халкидон без Ге-нотикона; вторая — за Халкидон и Генотикон; третьи — против Халкидона и за Генотикон и четвертая — против и Халкидона, и Генотикона. Сверх того, происходили все новые расколы: севериане или феодосиане, юлианисты или гайанисты (по-иному: фантазиасты), распавшиеся на ксиститов и аксиститов, ниобиты, тетратеиты, тритеиты и так далее. Все они больше, меньше или абсолютно расходились друг с другом в понимании природы Христа и в вопросе его воскресения в человеческой плоти. Генотикон приняли даже не все монофизиты, как например, экстремистское крыло акефалов, или безглавых36.

Тем не менее эдикт Зенона (Edictum Zenonis), как он вначале назывался, смог бы, как полагают, постепенно погасить ожесточенную религиозную борьбу на Востоке, если бы она не подогревалась извне епископом Рима. Генотикон, будучи чисто императорским толкованием веры, проигнорировал мнение папы. К тому же, его главный соперник константинопольский патриарх Акакий, с самого начала стремившийся найти «золотую середину», некий компромисс между халкидонитами и монофизитами, способствовал посредническим усилиям властей и даже сам выступал посредником. Папство, в свою очередь, решительно отвергало любые компромиссные решения догматических вопросов и, как обычно, кичилось своей принципиальностью. Рим столь упорно держался за решения Халкидона еще и потому, что именно на этом Соборе римская церковь впервые участвовала в принятии решений с правом решающего голоса. «Ранее все решения принимались без ее участия, но исключительно епископами и теологами восточной церкви» (Данненбауэр/ Dannenbauеr.

Поэтому папа Симплиций, в отличие от своего предшественника Илария, вновь действовал в традиции Льва I, хотя и не так ловко. Для него было главным не допустить никакого компромисса, особенно если он идет в разрез с папскими претензиями на вселенский епископат.

Он неустанно призывал Восток к борьбе с «еретиками». При этом папа неверно оценивал и императора, и Акакия, выдающегося, намного превосходящего его деятеля; они же, император и патриарх, едва ли воспринимали папу всерьез, а зачастую просто игнорировали. Вновь и вновь папа давил на Акакия, чтобы тот добился от государя ссылки «еретиков» на край света, что исключило бы их из человеческого сообщества, изолировало бы их, как заразных больных, которые не подлежат излечению, что означало почти предание их анафеме, а также розыска ушедшего в подполье Петра Монга, «еретика и предводителя еретиков», и его ссылки как можно дальше. Необходимо предотвратить любую вспышку лжеучения. Примирение исключено. Патриарх должен денно и нощно просить монарха о применении силы государственной власти для защиты католицизма38.

Симплиций считал борьбу императора против «еретиков» недостаточной. Папе не нравилось, что придворный патриарх императора Зенона назначил патриарха в формально независимый от Константинополя антиохийский патриархат, видя в этом недопустимое приращение власти Акакия. В Александрии в феврале 482 г. скончался незадолго до этого назначенный патриархом Тимофей Салофакиал; католики избрали патриархом монаха Иоанна Талайю; император и Акакий вместо этого нарушившего клятву государственного преступника интронизировали старого друга Тимофея Элура схизматического епископа Петра Монга, отлученного от католической церкви «socius haereticorum»*, как писал папа Симплиций Акакию, и которого он же в письме к императору называл распространителем воинственной «ереси»; ни тот ни другой, как с некоторым удивлением констатирует преемник Симплиция Феликс III, не дали никакого ответа («nullum responsum») — вот тут-то и разразился открытый конфликт39.

* S о с i u s haereticorum (лат.) — сообщник еретиков. (Примеч. ред.)

НАЧАЛО АКАКИАНСКОЙ СХИЗМЫ: ЦЕРКОВЬ СОВЕРШАЕТ ГОСУДАРСТВЕННУЮ ИЗМЕНУ

У епископов Востока и епископов Запада, особенно римских, был один главный интерес. Этот интерес — государственнополитический, который всегда прежде всего сводится к личным политическим амбициям — и привел к расколу между ними. Католический «Справочник истории Церкви»/ «Handbuch der Kirchengeschichte» совершенно справедливо отмечает, что невероятную неразбериху в восточной церкви «нельзя было разрешить при помощи формул, поскольку она возникла не из-за формул; надлежало разобраться с личностями» (Бек/ Beck), то есть с государственнополитическими интересами отдельных персон, которые уже долгое время все больше и больше переплетались с интересами «большой» политики, что еще больше углубляло противоречия40.

Некогда, еще проводя ортодоксальную церковную политику, император Зенон сместил Петра Монга, однако, вопреки настоятельным уговорам папы, не отправил его в ссылку. Ныне, когда император нуждался в посредниках для примирения и привлечения на свою сторону своих подданных-монофизитов, ему вновь понадобился Петр, и после кончины Салофакиала в феврале 482 г. он сделал его патриархом. Умеренная формулировка объединения — Генотикон, при помощи которого император пытался уладить религиозный конфликт и достичь единства восточной церкви под своим руководством, был разработан именно патриархом Петром Монгом (482— 490 гг.), деятелем решительным и целеустремленным, совместно с патриархом Акакием41.

Но кандидатом папы был Иоанн I Талайя. Некогда тому пришлось по причине его связи с исаврийцем Иллосом в присутствии патриарха и сената дать клятву императору, что он никогда не будет претендовать на патриаршество. Однако после кончины Тимофея Салофакиала Иоанн Талайя тут же нарушил клятву и был рукоположен в Александрии в качестве его преемника. Возмущенный Зенон сместил его, а патриарший трон занял Петр Монг. Пока монахи Талайи клеймили нового патриарха как «еретика» — Петр, хотя и был монофизитом, но принял Генотикон — сам Талайя обратился к издавна влиятельному при дворе имперскому военачальнику Иллосу, как раз в то время, когда тот вынашивал план восстания против императора. Военный чин уже объединился против Зенона с католическим патриархом Антиохии Каландионом и пытался наладить связи с Одоакром, германским правителем Италии, с которым уже вел переговоры папа Симплиций. Итак, Талайя бежит через Антиохию, где пребывает Иллос, которому он, как управляющий александрийской церковью, «сделал богатые дары» (Вахт/ Bacht), от Иллоса, в 483 г. - и дальше, к папе, к которому он апеллирует по совету Иллоса и патриарха Антиохии. Незадолго до его прибытия в Рим папа Симплиций скончался Ш марта 483 г. после продолжительной болезни, но его преемник Феликс, избранный, по-видимому, под давлением Одоакра, ожесточенно обрушился на императора. Это происходит одновременно с восстанием в Азии Иллоса, на чьей стороне выступает патриарх Антиохии, союз^ ник Иоанна Талайи и папы!42

Папа Феликс III (483—492 гг.) был первым выходцем из кругов высшей римской знати на папском троне. Он считается третьим, хотя Феликс II был антипапой. Он был также первым папой, начавшим свое служение после крушения Западной Римской империи. Быть может, он и был креатурой Одракра. Во всяком случае, он немедленно пошел на сотрудничество с новыми германскими хозяевами, либо сделал вид, что пошел. Св. Феликс вступил в брак до начала своей клерикальной карьеры и имел несколько детей. Он был сыном священника и предположительно прадедом папы Григория I («Великого»)