64.
В конце февраля 492 г. в Риме скончался папа Феликс III. Уже 1 марта его место занял Геласий I (492—496 гг.). Работая в папской канцелярии, Геласий был автором посланий Феликса и уже тогда был достаточно влиятелен. И хотя его служение продолжалось всего несколько лет, ему удалось наложить на эти годы свой существенный отпечаток. Он был яростным спорщиком, весьма энергичным и непримиримым диалектиком. Он любил саркастические шутки, но в письмах был многоречив, склонен к словоизвержению и использованию длинных и извилистых, как червяк, фраз. Он часто использовал чисто ораторские стилистические обороты, и в общем и целом производил ловко состряпанную смесь из римской юриспруденции и библейских изречений, редко отказывая себе в удовольствии пригрозить Божьим судом. Короче, этот понтифик дипломатически и юридически был прекрасно подкован, и был как будто создан для своего поста. Он был не только заметной политической фигурой, но и наиболее образованным теологом среди римских еписков за последние два с половиной века, то есть со времен Новациана. Он называл себя «урожденным римлянином» (Romanus natus), хотя, по всей видимости, был родом из Северной Африки. Он где-то хитрил, а где-то откровенно лгал. Чего стоят, например, его утверждения, что именно Рим ради торжества истины приказал провести Собор в Халкидоне, или, что со времени Христа ни один христианский император не носил титул понтифика! Выстраивая патриархов по ранжиру, он наделяет их соответственными их месту судейскими полномочиями и оспаривает уже признанные государством и церковью преимущественные права константинопольского патриарха. В дальнейщем он выступает на стороне более сильного Теодориха против сдавшего свои позиции Одоакра. Затем удачно лавируя между императором, положение которого было непрочно из-за внутриполитических конфликтов и вторжений германцев и гуннов, и поддерживавшим его королем, Геласий поднимает свои претензии на власть до такой высоты, которая вновь будет достигнута лишь через триста лет65.
Разумеется, все папы сознавали, в каком они долгу перед верующими и Библией. Вот и папа Геласий не забывал заверять, что он вовсе не достоин своего места, что он — «незначительнейший из людей» (sum omniun hominum minimus). С другой стороны, он заверял, что именно на него, при всей его недостойности, взвалена «забота» обо всем христианстве. Эта забота, по мнению Геласия, простирается на все, что касается верующих всего мира, на всю их общественную и частную жизнь66.
Геласий часто цитирует из Матфея (16,18) якобы сказанные Иисусом слова. Он часто и упорно настаивает на том, что римский престол восходит к Петру; а на престоле блаженного Петра зиждется все остальные патриаршие престолы. На синоде в марте 495 г., на котором вновь был возвращен в лоно церкви легат Мизений, он, каким бы недостойным он себя ни называл, позволил собранию: 45 епископам, 58 пресвитерам и некоторому числу диаконов и представителей знати — скромно чествовать его. Не менее 11 раз синодалы восклицали: «В тебе мы видим наместника Христа», «В тебе мы видим апостола Петра». Именно тогда в папе впервые разглядели наместника Христа и публично объявили его таковым67.
Геласий, «незначительнейший из людей», без устали трубил на Востоке, и, так сказать, по всему миру о своем верховенстве, о своем ранге и собственной власти. Ибо превыше всего Бог и то, что от Бога, «summus et verus imperator»*. Но что от Бога, а что нет — решает Рим, «первый престол всеблаженнейшего Петра», «ангельский престол». Он — хранитель и проводник истинной веры. Лишь признаваемое им законно. В силу лишь ему принадлежащего авторитета, он утверждает решения любого Собора. Первым из пап Геласий повелел придать своим декреталиям, а также декреталиям своих предшественников статус, равный статусу решений Соборов, тем самым он уравнял их с канонами Соборов, что, правда, никогда не было признано на Востоке. Тем не менее Геласий считал, что он стоит над всеми, и даже заявлял, что его престол вправе любое соборное установление заменить на диаметрально противоположное. Подобные заявления в контексте истории оставались простым сотрясением воздуха, они были ложны. Но в них просматривалась ужасающая тенденция и, если угодно, внутренняя логика папской жажды власти, возникшей задолго до Геласия и нашедшей отражение в понятиях «управление» и «правление» («guberaare» и «gubernatio»), часто встречающихся в куриальных посланиях V в. Эта жажда в Геласий достигла своего апогея и была столь сильна, что он неоднократно квалифицировал неуважение папских притязаний или их отрицание как оскорбление Господа. Сей муж не упускал возможности подчеркнуть превосходство Рима, а тем самым и свое собственное, над всеми и вся. «Мы не можем умолчать о том, что известно всем церквам на земле: трон Петра обладает правом разрешать все, что связано решениями любых епископов и что он (трон) обладает правом судить любую церковь, в то время как права судить его нет ни у кого. Канонами определено, что к этому трону можно апеллировать со всего света, но на его решения нельзя апеллировать никуда». Это место вошло в многие сборники церковного права68.
* Summus et verus imperator (лат.) — высший и истинный повелитель. (Примеч. ред.)
Хотя Геласий, после того как стал папой, лишь однажды писал императору, его амбициозные и даже отчаянные эпистолярные нападки были не в последнюю очередь направлены именно на императора, который был вовлечен Генотико-ном в центр церковного раскола. И если римлянин и не оспаривал, что император в своем достоинстве стоит над людьми, то все же видел в нем не более чем «сына» (filius). В этом просматриваются амбиции, восходящие еще к Амвросию (ср.: кн.1, стр. 345, 378). Будучи «сыном», император не мог судить мужей церкви. Ведь он не был их главой, его правом и долгом было — во имя спасения собственной души — отстаивать интересы церкви; ему надлежит надзирать за всем и наказывать всякого, кто нарушает спокойствие государства и церкви, кто сеет раскол и «ересь». Если у церкви нет власти или ее власти недостаточно, то вместо нее действует государство — вот в чем его предназначение, как правителя! Короче, император должен выполнять приказы трона св. Петра, обладатель которого Божьим соизволением поставлен над всеми епископами. Император — слуга Господа, minister Dei69.
Неслыханно увеличив свою власть, католицизм стал не только соратником, но и конкурентом, и соперником государства, едва оно попыталось урезать его постоянно растущие, все более беспардонные и не чурающиеся никаких фальсификаций претензий, которые даже в XX в. продолжают именоваться «Богом данными правами». Попытки ограничить эти претензии и поныне парируются гладкими фразами, что, мол, Богу следует повиноваться больше, чем людям. Читай; клирикам больше, чем кому бы то ни было.
«Насколько душа возвышается над телом, насколько небо возвышается над землей, настолько и духовная власть возвышается над мирской властью» — так говорил уже учитель церкви Иоанн Златоуст. «Император правит землей и земным, а в нашей власти — души и забота о них. Подобно тому как душа возвышается над всем земным, так и наша власть должна быть выше власти императора». Ведь уже Амвросий в своей полемике с Феодосием ставил понятие «религия» выше понятия «государственный порядок» (кн.1, стр. 377). Он мог уже совершенно открыто утверждать, что «блеск королевской власти» стоит «намного меньше», чем «почетное право епископа», и подкреплял это не совсем скромными ссылками на притчу о свинце и золоте70.
Столь возвышенные пассажи князья церкви любили ввернуть в конфликтных ситуациях.
В прошлом имперским уголовным судом антиохийский патриарх Каландион был низложен за государственную измену (485 г.), а александрийский патриарх Иоанн I Талайя — за клятвопреступничество. Теперь папа Геласий претендовал на privilegium fori* — заветную мечту епископов! Император, мол, не вправе судить клир, так как ученик не может стоять выше мастера. Согласно Геласию, Божьими и человеческими законами предписано, чтобы «приговор епископам выносился собранием епископов», даже если они «по недоразумению совершили мирской проступок»71.
Какие же человеческие законы имеет в виду папа? Установления Констанция II от 355 г. (кн.1, стр. 270)? Но ведь они себя не оправдали и были вскоре отменены. Напротив, Валентиниан III 15 апреля 452 г. вернул уголовные дела в отношении епископов в ведение государственных судов. Претендуя на особую подсудность лиц духовного звания, ставя клерикальный арбитраж выше государственной юстиции, папа Геласий норовит создать новый постулат, предпринимает отчаянно смелую атаку на публичное право, пытается лишить право античности его фундаментальной основы и вырвать у императора уступку для церкви72.
Мало этого. Сей папа, сомнамбулически незамечающий реальности, отрицающий факты истории и переворачивающий ее с ног на голову, называющий императора не главой церкви, но ее сыном, «защитником», «стражем» й «покровителем» католицизма (его предшественник Феликс III формулировал это так: «fidei custos et defensor orthodoxae»**) — сей папа Геласий утверждает в 495 г.: «Всем церквам мира известно, что трон блаженного Петра имеет право (fas) разрешать то, что связано решениями каких бы то ни было епископов». Он выдвигает чудовищный тезис, что в «божественных делах» императору надлежит подчиняться епископам, учиться у них, а не поучать их, не повелевать, но повиноваться, что Богу угодно, чтобы тот склонил свою главу. Дословно: «Существуют две вещи, о, великий император, которыми прежде всего управляется мир: священный авторитет епископов (aucto-ritas sacrata pontificum) и царская власть (regalis potestas). Из этих двух священники весомей, ибо они и за царей людских будут отчитываться перед Божьим судом. Ты знаешь, всеми* лостивейший сын, что ты выше людей своим достоинством (dignitas), но все же кротко склоняешь голову перед высшими (praesulibus), если речь идет о делах Бога, и ожидаешь от них средства для достижения твоего блага»