ения, переметнувшимся на сторону Симмаха, пришлось со всей определенностью проклясть своего бывшего патрона, равно как и епископа Петра из Альтинума, бывшего в 501 г. куратором римской церкви, а к этому времени уже преданного анафеме Симмахом. Лаврентий, тяготевший к грекам антипапа, пал жертвой антивизантийского крена в политике короля, а отчасти, и сената, который по воле Теодориха выступил единым фронтом с готами против Византии. В то время как Симмах в ознаменование своей победы украшал церкви, и в особенности собор Св. Петра, а также закладывал новые церкви, антипапа закончил свои дни в имении своего покровителя Феста, как утверждалось, в строгой аскезе. Сама же схизма прекратилась лишь со смертью Симмаха89.
Поскольку выдвинутое в ходе процесса над Симмахом утверждение, что папа не может быть судим ни одним человеком, которое подписали 76 епископов, не имело прецедентов в истории (что признавалось самим синодом), приблизительно в 501 г. один из сторонников Симмаха не постеснялся наладить изготовление фальшивок. Его основной целью было подтвердить при помощи высасанных из пальца примеров из прошлого, что римский епископ всегда был неподсуден, будь то светскому или духовному суду90.
Симмахианская партия сочиняла письма, предписания, соборные акты и примеры из истории. В помощь папе Симмаху в его противостоянии с Лаврентием фабриковались прецеденты — вымышленные протоколы процессов над папами прежних времен: «Gesta Liberii рарае», «Gesta de Xysti purga-tine et Polychronii Jerosolymitani episcopi accusatione», «Sinues-sanae synodi gesta de Marcellino» якобы от 303 г. Единственное, что во всем этом не вызывает сомнений, так это чудовищно примитивный стиль — латынь, характерная разве что для варваров, но никак не для римлян, что свидетельствует об уцадке культуры и образования. В этих вымышленных судебных делах проводились параллели со скандалом вокруг Симмаха, которые насыщались похожими, вплоть до мелких подробностей, обстоятельствами. Все эти дела получали такой исход, который был желателен в деле Симмаха, а именно: «Никто никогда не выносил приговора папе, ибо первый престол не подсуден никому», «Не дозволяется выносить приговор папе», «Никому не позволено обвинять своего епископа, ибо судью не судят», В заключении от начала до конца сфальсифицированной грамоты «Constitutio Silvestri» говорится: «Никто не должен судить первый престол, от которого все ждут справедливого приговора. Ни императором, ни клиром, ни королями, ни народом высший судия не может быть судим»91.
Почти точную копию процесса над Симмахом представляет собой «Gesta purgationis Xysti», абсолютно никак не подтверждаемая фактами прошлого. Здесь папу тоже обвиняют римские аристократы, подобно тому, как Симмах был обвинен Фестом и римской знатью. По аналогии с Симмахом, его обвиняют в прелюбодеянии, на сей раз, с монахиней. И так же как в случае с Симмахом, против которого должны были давать показания его рабы, здесь также свидетелем выступает раб папы. Но некий экс-консул — прототип сторонника Симмаха Фауста — эффектно прекращает процесс, заявляя: «Не дозволено выносить приговор папе»92.
Эти великие фальшивки, которые, по мнению фон Шуберта/ von Schubert «лежат на совести симмахианскойпартии или самого Симмаха», а по мнению иезуита Гризара/ Grisar имеют лишь «совершенно частный характер», представляют интерес не только как факты истории. Якобы лишь частные, они позднее сыграют важную роль в церковном праве. В измененном виде они частично вошли в «Liber Pontificalis» и, благодаря этому, получили широкое распространение. Формула фальсификатора: «Prima sedes a nemine iudicatur» («первый престол никому не подсуден») по циничной иронии истории стала формулой примата папской юрисдикции! На нее ссылались в 800 г. на процессе по делу папы Льва III. А Григорий VII в 1076 г, дословно использовал фальшивки в качестве аргументов93.
Весьма примечательна публицистическая полемика вокруг этих дел.
Именно тогда, когда против Симмаха были выдвинуты тяжкие обвинения, когда он, что совершенно очевидно, не смог в достаточной мере оправдаться, когда было установлено, что он действительно разбазаривал церковное имущество, а его противники в листовке издевались над «старыми и дряхлыми епископами, окруженными толпами девок» именно тогда вдруг выясняется: римский епископ не подсуден никому! Как человек он понесет наказание на том свете, на этом же — рн неприкосновенен и не подлежит судебному наказанию. Когда появилась листовка «Против нелепого отпущения грехов синодом», сторонник Симмаха епископ Эн-нодий в послании в его поддержку требует признать за римскими епископами безгрешие и святость, унаследованные от апостола Петра. Согласно этой чреватой последствиями теории Эннодия, Петр «завещал преемникам вечное сокровище своих заслуг — залог их безгрешия. То, что вручено Петру ради его светлых деяний, принадлежит и им, чей жизненный путь озарен тем же сиянием. Ибо кто же усомнится в святости того, кто обрел столь высокий сан? Пусть кому-то из них недостает собственных добрых деяний — достаточно тех, что совершены их предшественником на троне.. », т. е. апостолом Петром. Итак, если какой-то папа не совершил добрых дел (по всей видимости, мы вправе добавить: если на его счету дела дурные), совершенного Петром достаточно, чтобы оправдать его! Разве жульничество религиозной идеологии не выходит здесь за все границы дозволенного? Так выходит или нет?! В 1075 г. папа Григорий VII в своем пресловутом «Dictatus рарае» («Папском диктате») дошел до утверждения, что законно посвященный в свой сан папа, благодаря заслугам Петра, автоматически причисляется к лику блаженных! Подоплеку спекуляций Эннодия одной фразой отразил сторонник Симмаха епископ Вьенны Авит: «Когда обвинения сотрясают престол верховного пастыря (papa urbis), мы все сознаем шаткость нашего положения»94.
Борьбе между сторонниками Лаврентия и Симмаха, а также фальсификациям последних, обязана своим возникновением официальная папская книга, «Liber Pontificalis », весьма популярная в средневековье.
Обе стороны, хотя и с противоположных позиций, начали сбор сведений для папских жизнеописаний и продолжали делать это соответственно до 530 и 555 гг. Литературная форма «прославленной истории папства» (Сеппельт/ Sep-pelt), как и у симмахианских фальшивок, на редкость примитивна; на фоне высокого образовательного уровня того времени она поражает «незнанием основ грамматики и риторики, даже в рамках школьной программы» (Каспар/ Caspar). Хартман/ Hartmann пишет, что эти римские клирики были «воодушевлены верой в свою церковь, но простодушны». Ойй работали pro domo*, не испытывая угрызений совести, и назвали в непрерывающейся последовательности всех «пап», начиная с Петра, что для ранних периодов — чистый вымысел. Ничтоже сумняшеся, они одной стереотипной фразой: «Hic martyrio coronatur» («причислен к мученикам») превратили в мучеников всех пап первых трех столетий — в отношении почти всех это также вымысел. Вымышлены не только все первые папы, не только почти все мученики; за автора папской книги ложно выдается папа Дамас, правление которого к тому же ошибочно отодвигается в прошлое, но в средневековье все это принималось за чистую монету. «Liber Pontificalis» открывется перепиской между Дамасом и Иеронимом (по одному письму от каждого), которая представляет собой полную подделку; следовательно, широкоизвестная папская книга начинается с подлога — впрочем, и мнимое папское верховенство основывается на чистейшей воды махинациях95.
* Pro domo (лат.) — здесь: на свою церковь. (Примеч. ред.)
Между тем Теодорих не собирался ограничиваться Италией и Далмацией. Он стремился к федерации германских государств и объединял все антивизантийские силы. Он расширил свои границы за пределы Адриатики. В 504 г. он захватил Сирмию. А спустя год напряженная внешнеполитическая обстановка привела к серьзному столкновению между войсками Теодориха и императора. Гот заключил союз с князем гепидов Мундо. И когда против него выступил magister militurn Иллирии Сабиниан с сильным войском из десяти тысяч болгар-федератов, из только что захваченной приграничной области Паннонии на помощь ему поспешил готский отряд из 2000 пеших и 500 конных воинов под командованием Питиция. На Моравской равнине императорское войско было разбито наголову; кто из болгар не пал от меча, того поглотила река. Завоеванная область вошла в государство Теодориха под названием Сирмийской Паннонии96.
Запад все более открыто выступал против императора, который, обеспокоенный еще и персидской угрозой с востока, винил в происходящем прежде всего папу. Симмах из-за острого внутрицерковного конфликта в Риме почти на целое десятилетие был лишен возможности уделять внимание теологии и схизме. Лишь в 506 г., добившись окончательной победы, он ответил на враждебное послание императора, все более склонявшегося на сторону монофизитов, еще более грубо и заносчиво. Игнорируя официальные формулировки этикета, он оскорбительно-холодно называет престарелого властителя просто «im-perator», упрекает его за веру в ополовиненного Христа, кичится тем, что его «достоинство, разумеется, такое же, если не выше», долго и нудно угрожает ему Божьим судом и заканчивает столь же резко, сколь надменно и лицемерно: «Кто дружен со злом, тот преследует лишь того, кто злом не запятнан»97.
Таким образом, противостояние между Римом и Византией усугубилось, когда папа принял сторону Теодориха. А римский сенат вновь сотрудничал с римским духовенством, что возмущало Константинополь. Император, называвший Симмаха «манихеем», писал ему в резком послании об антиимперском заговоре римского сената и церкви. Но реакция уверенного в поддержке готского короля папы, который теперь беззаветно боролся с византийским духовенством, была дерзкой и даже грубой. Он не только утверждал, что император пытается «ни с того, ни с сего записать его в еретики», но, в свою очередь, окрестил его «покровителем манихеев» и, не моргнув глазом, солгал, будто на Востоке только католики притеснены, а почти всем «ересям» дается добро. «Ты думаешь, — писал Анастасию папа Симмах, — что если ты император, то тебе не страшен суд Божий? Ты думаешь, что как император ты — вне власти князя апостолов Петра?.. Сравни же достоинство императора с достоинством предстоятеля Церкви. На одном забота лишь о мирских делах, а н# другом — о божественных»