Андрей вошел. Было темно. Тусклая лампочка над дверью давала слабый свет. Он осмотрелся. В камере народу было немного, человек шестнадцать. В основном все сидели за столом. «Может быть, кого-то из знакомых встречу», – подумал Андрей. Неожиданно он увидел черное лицо. «Да это же негр! – подумал Андрей. – Погоди. Негры в милиции не работают. Значит, они перепутали!»
Теперь у Андрея не было времени разглядывать других обитателей камеры. Он подбежал к двери и стал стучать изо всей силы, пока конвоир не ушел далеко. Послышался стук засова, дверь открылась, появился конвоир.
– Ты что же делаешь, парень? – обратился к нему Андрей. – Ты в какую хату меня завел? Какие негры в милиции работают? Это же не милицейская хата!
– Извини, командир, ошиблись, – сказал конвоир. – Пойдем!
Он вывел Андрея из камеры, и они пошли к тому же начальнику, который только что обыскивал Андрея и оформлял его документы.
– Неувязка вышла, – сказал конвоир, подходя к начальнику. – Мы его в общую камеру кинули, а ему в нашу, ментовскую, надо.
– Действительно, – сказал старший по корпусу, – ошиблись. А ты быстро сориентировался, руоповец! Реакция хорошая! Да, если бы задержался, все бы боком могло выйти. Ну ничего, сейчас к ментам пойдешь. – Корпусной исправил в журнале номер камеры.
…Через несколько минут Андрей входил в другую камеру. Первым делом он также огляделся. В камере было человек шестнадцать. Кто-то уже спал, некоторые сидели за столом. Андрей медленно подошел и спросил у крайнего:
– Слушай, землячок, это ментовская хата?
– Ментовская, ментовская, – кивнул тот.
Андрей выдохнул и сел на краешек скамьи.
– А где койка свободная? – спросил он.
– Да вон там в конце выбирай, – сказал сокамерник.
Андрей выбрал нижнюю, ближе к выходу. Он сел на железную койку и задумался. Интересно, а где же сейчас Александр? Сколько у них тут ментовских камер? И что дальше будет? И что станет делать «папа»? Сдержит ли свое слово, освободит его или просто забудет?
А может, ситуация изменилась? Может, кто-то из влиятельных покровителей этих чеченцев наседает? Ничего, скоро все прояснится.
Неожиданно чья-то сильная рука легла Андрею на плечо. Он привстал. Тотчас же с верхних нар спрыгнул здоровый мужчина, ростом около двух метров, с красным лицом. Лицо показалось Андрею знакомым. Мужчина сказал:
– Здорово, землячок! – и стал протягивать руку Андрею. Андрей автоматически протянул руку. Но тут неожиданно здоровый мужчина вместо правой руки, которую подают при приветствии, подал Андрею левую, а правой изо всей силы ударил Андрея в челюсть. Андрей отлетел в сторону.
– Ты чего, мужик? – с трудом произнес он.
– Что, блядь ментовская, не узнал меня? – продолжал мужик. – Ребята, это же тот руоповец, который меня арестовывал! – Толстяк наступал на Андрея и наносил ему удары ногами. Андрей с ужасом вспомнил.
Конечно, это же был гаишник! Полгода назад они, проводя операцию под общим названием «Чистые руки», задержали его при получении взяток. Он оказал сопротивление, они его отмутузили в РУОПе. «Ну и везет мне сегодня!» – думал Андрей, загораживая лицо руками и стараясь увернуться от ударов. Но гаишник матерился и продолжал наносить удары.
– Мент! Гад! Сука! – повторял он. Андрей выставлял вперед руки, боясь, что гаишник попадет по сломанной челюсти.
– А сам-то ты кто? Не мент, что ли? – говорил он.
Наконец Андрей вывернулся и сильным движением головой ударил гаишника в живот. Тот остановился. Теперь уже Андрей пошел в атаку. Началась драка. Затем они оба упали на пол. Присутствующие смотрели на происходящее с удивлением. Кто-то улыбался, не понимая, в чем дело. Андрей же с гаишником катались по каменному полу камеры.
– Убью, задушу суку! – кричал гаишник.
Дверь камеры открылась, влетели несколько конвоиров с дубинками. Они стали колотить и гаишника, и Андрея. Теперь Андрей прикрывался руками от ударов дубинки. Наконец чьи-то руки подхватили Андрея и вытащили из камеры. Гаишник же остался в камере. Он продолжал орать вслед Андрею.
– Ну вы, полегче, вертухаи! – сказал Андрей конвоирам.
– Мы вертухаи? – сказали грозно конвоиры и, схватив Андрея за плечи, изо всей силы ударили его о железную дверь, отделяющую корпусной отсек камер от другого. Андрей почувствовал, как кровь потекла из разбитой головы. Но конвоиры схватили его за руки и за ноги и потащили. На поворотах они специально изо всей силы ударяли его о железные края решеток.
Наконец они приволокли его в какую-то полутемную камеру, в которой стояли только четыре шконки. Никого больше в камере не было. Конвоиры стали бить его ногами, дубинками.
– Ребята, я же свой, – пытался сказать Андрей.
– Какой ты свой!
– Не бейте меня! Забьете заживо!
Но конвоиры ничего не говорили, только продолжали наносить удары. От одного из ударов Андрей упал на пол ничком. Тогда конвоиры подняли его, пристегнули к рукам наручники, подтянули и повесили на специальный металлический крюк, вбитый в стену.
– Повиси тут до утра, опер, отдохни, умерь свой гонор. Кончилась твоя власть! – сказал на прощание один из конвоиров. – Теперь ты в нашей власти!
Всю ночь Андрей висел на крюке. За это время руки затекли, стальные браслеты впились в запястья. Он несколько раз терял сознание. Утром, когда Андрей очнулся, он лежал на полу. Над ним склонились конвоиры. Они обливали его из ведра холодной водой.
– Ну что, пришел в себя, опер? – сказал один. – Ты-то, небось, пожестче раньше допрашивал?
– Пусть воды попьет, – сказал второй, улыбаясь, и придвинул ногой кружку, наполненную водой. Андрею действительно хотелось пить, но встать он не мог. Тогда он на четвереньках стал ползти, опираясь при этом не руками, а локтями. Добравшись до кружки, трясясь и плача, он опустил голову в кружку и стал пить, как собака. Конвоиры улыбались.
– Ладно, пойдем, Савелий, пусть немного отдохнет, – сказал один из них. Они вышли.
Напившись воды, Андрей поднес руки к лицу. Они были красного цвета. От браслетов остались синие полосы. Руки тряслись. Андрей заплакал и закрыл лицо руками. «Меня здесь убьют, я не выживу!» – думал он. У него уже возник конфликт с сокамерниками и с администрацией. А при таких конфликтах человек из СИЗО живым не выходит.
Андрей просидел на мокром холодном полу около двух часов. Наконец он стал кричать:
– Конвоиры! Конвоиры!
Кормушка открылась.
– Чего тебе?
– Позови старшего. Мне старший нужен.
– Зачем тебе старший нужен?
– Пусть следователя вызовет. Мне нужно важное сообщение сделать.
Вскоре в камеру заглянул оперативник из следственного изолятора.
– Что вы хотели? – обратился он к Андрею.
– Вызовите следователя Волкова из Генпрокуратуры, мне нужно сделать ему сообщение.
– Хорошо, я позвоню ему, – сказал оперативник, – но не гарантирую, что он приедет. Он мне не подчиняется.
– Я прошу тебя, капитан, позвони ему!
– Позвоню, обязательно позвоню, – сказал капитан, выходя из камеры.
На следующий день Андрея привели в следственный кабинет. Там его ждал Волков.
– Что вы мне хотели сказать? – спросил он сухо, не глядя на Андрея.
– Понимаете, гражданин следователь, – начал Андрей, – меня тут могут убить. Моя жизнь подвергается опасности. Здесь есть люди…
– Какая еще опасность? – перебил его следователь. – Насколько мне известно, вы находитесь в милицейской камере.
– Вот именно. Там сидят сотрудники милиции, которых я раньше задерживал.
– Тут я не виноват, – развел руками следователь.
– Это же заговор! – закричал Андрей. – Вы специально мне подсунули адвоката, которого я тоже задерживал!
– Задерживали адвоката? Это интересно.
Андрей понял, что следователь был не в курсе дела.
– Так это, значит, вы задерживали нашего бывшего коллегу?
– Да, я, – сказал Андрей. – Что, теперь мне конец?
– Хорошо, – сказал следователь, вставая, – я пойду и переговорю с начальством, попробуем вам помочь.
В этот же вечер Андрея перевезли в следственный изолятор Лефортово, поместив в отдельную камеру. Это была одиночка, хотя в камере стояла еще одна шконка. Она была пуста. На следующий день Андрей немного успокоился.
В Лефортово условия были, конечно, лучше, по сравнению с «Матросской Тишиной».
Андрей был в шоке от того, что произошло с ним накануне.
На второй день пребывания в Лефортово его вывели на прогулку. Он медленно шел по узкому коридору, устеленному красными ковровыми дорожками, и смотрел вниз. Внизу располагались еще три этажа. Неожиданно он заметил, как по одному из нижних этажей ведут какого-то старика, еле передвигающегося на костылях. Андрей всмотрелся.
Мужчина на костылях поднял голову, уловив чей-то взгляд. Их взгляды встретились.
Это же Паша, Паша Цируль! Конечно!
Цируль тоже узнал его. Андрей кивнул ему. Цируль слегка улыбнулся. Он даже плечами пожал от неожиданности. Конвоир слегка тронул Андрея за плечо:
– Давай, не задерживайся, проходи вперед!
В Лефортово Андрей пробыл около двух месяцев. За это время он делал несколько попыток выйти на связь с Пашей Цирулем, но ответов на его записки, которые он передавал через конвоиров, от Цируля он не получал.
Лефортовская тюрьма сохраняла свой статус полной изоляции.
Своего адвоката Андрей также больше не видел. К тому же он написал следователю заявление – отказ от адвоката.
Прошло еще два месяца. За это время Андрей поменял двоих сокамерников. Сначала это был террорист, на котором висело несколько трупов. Но он был очень тихим, постоянно молчал. Иногда по вечерам пел какие-то песни.
Затем – бывший полковник Российской армии, который наворовал какие-то деньги, служа в строительных войсках. Он был очень разговорчивым. Целыми днями они с Андреем трепались на различные темы.
Потом Андрей снова остался один.
К тому времени следствие по делу Андрея заканчивалось, следователю необходимо было подписывать последнее обвинительное заключение. По процессуальным законам, обвинительное заключение, так называемая 201-я статья УПК должна была выполняться только совместно с адвокатом.