— Возможно. — Савелий не любил заочной диагностики, особенно на основании сведений, переданных через пятые руки.
— Проконсультируешь? Невестку, не свекровь. Она тебе расскажет подробности, а ты посоветуешь, что делать дальше.
— Дай ей мои телефоны, — разрешил Савелий. — Пусть звонит, пообщаемся. Правда, конкретные советы я смогу давать лишь после того, как увижу больную. Пусть твоя знакомая имеет это в виду. Но не исключено, что речь идет о…
— Маниакально-депрессивном психозе?
— Нынче принято говорить «биполярное аффективное расстройство», — поправил Савелий. — Но депрессия наблюдается не только при этом заболевании…
В кармане у Виталия зажужжал телефон.
— Слушаю! — взглянув на экран, ответил брат. — Да, был… Нет… Хорошо… Записываю…
Он бесцеремонно выдрал листок из настольного ежедневника (а что — покойному директору ежедневник уже не понадобится, так что можно не стесняться), выхватил из чужого органайзера карандаш и под диктовку собеседника записал несколько слов.
Пока Виталик писал, Савелий смотрел на вырванный листок, точнее, не на сам листок, а на неровный край отрыва. Что-то очень важное было связано с этим краем, какая-то недодуманная мысль.
Он успел додумать за то время, пока Виталик убирал листок в свою папку.
— Что с тобой? — удивился брат, переведя взгляд на Савелия. — Морда лица такая, будто чемодан с деньгами нашел…
— Кулинар — не маньяк, — сказал в ответ Савелий. — Совсем не маньяк. А вся эта затея с рецептами — самая обыкновенная маскировка, попытка направить следствие не в ту сторону. И спроси меня, как я до этого додумался?
— Как?
— Книга! — Савелий указал пальцем на ежедневник, из которого Виталий вырвал листок. — Она имеет для него какое-то значение, во всяком случае, он дает это понять. Книга — это фетиш, талисман, реликвия… Книга, упрощенно говоря, часть его навязчивой идеи. Книга — это способ отправки посланий. И со всем этим совершенно не увязываются небрежно вырванные листы и эти размашисто-небрежные красные круги… Следишь за ходом моего мышления? От человека, одержимого навязчивой кулинарной идеей, я бы ожидал аккуратно вырванных, даже, скорее вырезанных листов и красных рамочек, вычерченных по линейке. Можно не уважать себя, но свою манию следует уважать непременно. Иначе это не мания, а черт знает что. Если не уважаешь, то не прислушиваешься, не руководствуешься, не уделяешь должного внимания.
— Логично, — после небольшой паузы признал Виталик. — Стало быть, выпускников кулинарных техникумов и тех, кто состоит у вас на учете можно не брать в расчет? Это с одной стороны упрощает задачу, но усложняет ее с другой…
— Это все упрощает, Виталь, — возразил Савелий. — Если нет одержимости навязчивой идеей, то, значит, у убийцы есть мотив. А вычислить мотив гораздо легче, чем искать маньяка среди сотен людей. И пока что самый явный мотив у Хотина.
— Ну, это тебе так кажется.
— Возможно.
— В этом деле так много неясного, — вздохнул Виталик. — Клубок загадок. Ты вот говоришь «мотив», а убитых-то пять человек. А что, если убийца хотел избавиться от Кирилла Высоцкого или, к примеру, от Шарабчиева, а все остальные убийства были совершены только для запутывания следов? Я недавно читал детективный рассказ из старой жизни, так там чайком отравили двоих — богатого предпринимателя и его секретаря или помощника, не помню уже. Все, конечно, пытались вычислить, кому мешал буржуй, а в итоге оказалось, что один офисный хомячок отравил из ревности другого, а шефа «приобщил» для маскировки. Вот так-то. Одну только Делюшкевич можно сбрасывать со счетов, потому что она приехала в Москву совсем недавно и никаких врагов еще явно нажить не успела.
— Как знать, — улыбнулся Савелий. — Д'Артаньян умудрился нажить троих врагов в первое же утро по приезде в Париж…
После ухода Виталия Савелий провел несколько минут в размышлениях, а затем встал, вышел в приемную и спросил у Марии Андреевны, не знает ли она, где сейчас находится Олег Михайлович. Мария Андреевна ответила, что Олег Михайлович только что довел до слез главного бухгалтера, а теперь пьет чай и работает с документами.
— Я вам не советую сейчас с ним общаться, — добавила она, томно глядя на Савелия снизу вверх из-под стекол очков.
Стекла были с зеленоватым отливом, отчего взгляд показался Савелию каким-то ведьминским. «Только мистики мне сейчас не хватает», — подумал он и, несмотря на предупреждение, пошел к Высоцкому, чтобы сообщить о прекращении своей недолгой деятельности. Сидеть на складе уже не было никакого смысла. Савелий на все сто процентов был уверен, что убийца — Хотин, и не сомневался, что Виталик согласится с его доводами. А дальше уже все просто — как веревочке ни виться, а концу все равно быть.
18
Разговор с Высоцким получился коротким.
— Да-да, конечно, — ответил Олег Михайлович, выслушав Савелия. — Вы правы.
Про Хотина Савелий, разумеется, не сказал ни слова. Тайны следствия он уважал и берег не меньше врачебных тайн. Он сослался на то, что сотрудники комплекса не слишком расположены общаться с психологом, что он пробовал кого-то приглашать выборочно, но это не дело, потому что к психологу человек должен приходить не по вызову, а по зову души и т. п.
Подписав акт сдачи-приемки выполненных работ (Высоцкий тоном не допускающим возражений сказал, что все часы, проведенные Савелием на складском комплексе, он оплатит, уговор есть уговор), Савелий вернулся к себе, то есть в директорский кабинет, собрал вещи, попрощался с Марией Андреевной, вышел в коридор и, вместо того чтобы идти к лестнице, пошел в противоположную сторону, к двери с табличкой «Бухгалтерия».
В бухгалтерии пахло валерианой и чесночной колбасой. «Будь я котом — умер бы прямо на пороге», — подумал Савелий.
Столы в длинной комнате были расставлены, как в школе. Три в ряд, друг за другом, четвертый, «преподавательский», — лицом к ним. За четвертым сидела круглолицая дама лет пятидесяти с красными, заплаканными глазами и пролистывала какие-то документы. Главный бухгалтер, недавно доведенная до слез Высоцким, угадывалась в даме безошибочно. Стол прямо перед ней был пуст, за следующим сидела Ирина, а позади нее зарылась в папки худая женщина с небрежным, съехавшим набок узлом на затылке.
— Здравствуйте, — сказал Савелий, останавливая взгляд на Ирине. — Я попрощаться пришел, больше не буду у вас консультировать.
— И правильно сделаете! — сказала главбух. — Здесь никакой благодарности не дождетесь, не то место.
— Всего доброго, — сказал Савелий, оставляя комментарий без внимания.
Подмигнув Ирине, он закрыл дверь, но отходить далеко не стал.
Ирина вышла почти сразу, спустя какие-то секунды.
— Как это все неожиданно, — сказала она, прижимая пальцы к вискам. — Голова кругом идет! Еще позавчера мы не были знакомы… Я думала, что так бывает только в кино…
— «Так» — это как? — спросил, улыбаясь, Савелий.
— Так быстро, если не сказать — скоропалительно.
Ирина выглядела удивленной, а в глазах плясали веселые искорки.
— Нам давно надо было познакомиться, но мы этого не сделали, вот и приходится наверстывать упущенное время, — пошутил Савелий. — Ты скоро освободишься?
— Я в принципе уже свободна. Рабочий день закончился, Галина Даниловна успокоилась, можно уходить.
— Это ее Высоцкий довел?
— Он, — нахмурилась Ирина. — У них взаимное непонимание. Даниловна начинала работать при Вергуне и как бы считается, что она — его кадр. Высоцкий ей не доверяет, явно хочет от нее избавиться, но на прямой конфликт не идет, предпочитает изводить придирками. Это не по-мужски и вообще некрасиво. Не нравится тебе сотрудник — скажи прямо об этом.
— Да, так лучше, — сказал Савелий. — Собирайся, поедем.
— Куда?
— Сначала ко мне, бросим машину и пойдем поужинаем где-нибудь. Хочется баранины и красного вина. Ты любишь баранину?
— Я не люблю только манную кашу, — улыбнулась Ирина. — Все остальное ем с удовольствием. Только поедем мы не к тебе, а ко мне. Я не могу не появляться дома еще сутки.
— Кошка? — попробовал догадаться Савелий.
Ирина покачала головой.
— Собака или птичка?
Снова не угадал.
— Неужели рыбки?
— У меня нет никакой живности, потому что я безответственная и одинокая. — В голосе Ирины отчетливо проступили меланхолические нотки. — Просто хотелось бы переодеться, привести себя в порядок, голову помыть, наконец…
— Голову помыть могла бы и у меня, — сказал Савелий. — Какие проблемы?
— Я еще не успела спросить, но теперь уже знаю. — Ирина улыбнулась краешками губ. — Ты никогда не был женат, и у тебя не было долгих серьезных отношений, верно?
— Верно, — признался Савелий. — А можно узнать, как ты догадалась об этом?
— Если бы ты прожил хоть недолго с любой женщиной, то знал бы, что если под рукой нет фена, то лучше вообще не мыть голову.
— Но у меня есть фен! — возразил Савелий.
Фен был нужен зимой. Вымыл голову, наскоро просушил и можно выходить на мороз.
— Эта немощная жужжалка с единственной насадкой? — скривилась Ирина. — Знаешь, наверное, придется пригласить тебя в гости. Хотя бы для того, чтобы продемонстрировать настоящий фен.
— Только продемонстрировать? — разочарованно спросил Савелий. — А поиграть?
— Согласно законам гостеприимства, — сверкнула глазами Ирина. — Ты машину где оставил? На стоянке?
— Да, на обычной.
— Еще бы не хватало рядом с фурами припарковаться, — усмехнулась Ирина, — раздавили бы в лепешку. Жди меня, и я приду, только очень жди.
«Ты никогда не был женат, и у тебя не было долгих серьезных отношений, верно?» Стало обидно, что их не было, ущербность какая-то — дожить до тридцати лет и не иметь серьезных отношений. Совсем незаметно, за какие-то считанные минуты, настроение Савелия скатилось к черной меланхолии. Таким его и увидела Ирина — с мрачноватым выражением лица и мобильником в руках. Надо сказать, что меч или хотя бы топор к подобной гримасе подходили бы куда больше, нежели телефон. Савелий н