Здесь ему агент любезно предложил сесть с ним на извозчика, и тип был доставлен в полицию.
В среду с утра я был занят срочным делом. Около двух часов мне доложили о привозе арестованного.
— Хорошо, посадите его в камеру, мне сейчас некогда, я допрошу его позднее.
Часа в четыре явилась за результатом дама.
— Ну что? — спросила она с любопытством и тревогой. — Вам удалось его задержать?
— Как же-с!
— Кто же он такой?
— Я все утро был занят, сударыня, а потому не успел его ни допросить, ни видеть. Но я сейчас его вызову и допрошу при вас.
— Ах, нет. Я лучше уйду, а то как-то неловко.
— Напротив, сударыня, останьтесь, так будет лучше.
— Вы думаете?!
— Конечно!
— Ну что же, хорошо! — сказала она нерешительно.
Я велел привести арестованного. Минут через десять в кабинет вошел молодой человек лет двадцати пяти, отлично одетый, бритый, красивой внешности. Но здесь произошло нечто совершенно для меня неожиданное. С его появлением раздался вдруг задушенный крик моей посетительницы:
— Саша?!!
И в этом слове мне послышалось и изумление, и отчаяние, и ужас, и горе. Арестованный яростно взглянул на нее и, передразнивая, также протянул к ней руки, состроил страстно умильную рожу и с тремолем в голосе, с пафосом простонал:
— Офелия?! — после чего злобно отвернулся и плюнул.
— Господи, Саша, да как это ты мог?! Зачем было хитрить? За что?
— За что-о-о? И вы еще спрашиваете?! Да неужели же вы настолько глупы и нечутки? Неужели же вы воображали до сих пор, что ваши ласки мне нужны? Ведь посмотрите на себя хорошенько: вы поблекшая, старая женщина, почти старуха! Я с дрожью вспоминаю об этих отвратительных минутах, эти дряблые щеки, эта измятая кожа на шее! брр…! Да знаете ли вы, что в минуты ваших страстных ласк я плотно закрывал глаза, чтобы не видеть всего вашего убожества!
Я несколько раз намекал вам о том, что крайне нуждаюсь в деньгах, что имею срочные долги и т. д. Вы же, не то по глупости, не то по скупости, пропускали это мимо ушей и в результате заставили меня прибегнуть к хитрости. Вы же, вы мне противны, понимаете ли, — противны, старая Мессалина!
Несчастная женщина, закрыв лицо руками, безудержно рыдала.
На меня накатила злоба, и, полузадыхаясь, я проговорил:
— Ну и негодяй же вы, милостивый государь! Много мошенников и негодяев видали эти стены, но вы побили рекорд!
— Ах, нет, не надо! — взмолилась дама. — Бог с ним, я ему прощаю, отпустите его, исполните мою просьбу! — И встав, шатающейся походкой направилась к выходу.
— Как ваше имя, где вы живете и кто был фотографом? — спросил я сурово арестованного.
Он назвал себя, указал адрес и выдал приятеля. Я записал и, позвонив, вызвал агента:
— Отправляйтесь по этому адресу, произведите тщательный обыск и непременно отберите фотографии, подобные этой (я протянул агенту записанный адрес и фотографию, переданную мне дамой); разыщите и соответствующий негатив, конечно.
— Излишние предосторожности, — иронически сказал арестованный.
— Поверьте, что если отпустите меня, то я и думать забуду об этой дурище!
— Да разве можно верить таким типам, как вы? Ведь этакая гнусность! Пытались неудачно альфонсировать несчастную женщину, затем не более удачно прошантажировали ее и, наконец, влипнув, подло озлобились и принялись наносить ей удары по самым больным местам. Какая гадость! Конечно, я должен исполнить ее просьбу, хотя бы для того, чтобы не предавать огласке всю эту историю. Но помните, что если вы только вздумаете дать о себе знать, то не только немедленно я вас арестую, но и, отбыв тюрьму, вы будете высланы административным порядком и лишены права въезда в столицы. Не забывайте, что двести рублей, отобранные у вас, были заранее переписаны и засвидетельствованный список их мне представлен, вот он. Ну а теперь убирайтесь вон, вы мне органически противны.
Он не заставил себя долго просить и исчез немедленно.
Таким образом несчастной женщине удалось спасти свой семейный покой, но… но какою ценою!
Юридический казус
Как-то на утренний служебный прием является ко мне тамбовский начальник сыскного отделения и заявляет, что, получив отпуск, приехал по личным делам в Москву и зашел ко мне представиться и просить совета. По его словам, у них в губернии произошел случай попытки поджога при довольно странных обстоятельствах, разъяснить которые до сих пор не удается.
— С неделю тому назад, — рассказывал он, — обратился ко мне некий моршанский купец Коновалов и в большой тревоге сообщил, что им только что получено письмо, написанное на машинке и без подписи. В нем его предупреждали, что в ночь на двадцать второе августа, то есть как раз в момент истечения срока страхового полиса, предполагается поджог его многочисленных амбаров, а посему доброжелатели его предлагают ему принять соответствующие меры охраны. Об этом Коновалов сообщал мне за сутки до назначенной ночи.
— Что же, — сказал я ему, — вы, конечно, перестраховали ваше имущество?
— В том-то и дело, что нет. Мы уже более десяти лет страхуемся в Московском Н-ом Обществе. Так было и нонче. Недели за две до срока я перевел деньги в Москву, прося продлить страховку опять на год, как вдруг дня три тому назад мне деньги возвращают по почте с извещением, что страховое общество, сокращая свои дела, не желает возобновлять страховки. Я бросился туда-сюда, да в нашем городишке подходящих надежных учреждений нету, ведь имущество свое я страхую в двести пятьдесят тысяч рублей, опять то да се, да и дела задержали — ну словом, помогите.
— Что же я могу для вас сделать? — спрашиваю.
— Будьте милостивы, — говорит, — дайте мне верную охрану, пущай ваши люди ночки три подежурят у моих амбаров, может, они изверга и изловят. Я же в это время смахаю в Москву и застрахуюсь в каком-нибудь другом Обществе.
Он мне показал и анонимное письмо, и извещение страхового общества с отказом. У меня как раз имелись свободные люди, и, дав Коновалову пятерых человек, я отправил их с ним в Моршанск.
Мои люди пополнили свои ряды тремя стражниками, отпущенными им местным исправником, и эти восемь человек вместе с коноваловскими молодцами принялись дежурить у амбаров.
Письмо с предупреждением оказалось не праздной выдумкой.
В 3 часа ночи с 21 на 22 августа один из моих дежуривших людей заметил какой-то огонек, дал сигнал, и сбежавшиеся агенты, приметив удирающего человека, пустились за ним и не замедлили задержать его. Они быстро потушили вспыхнувший у стены одного из амбаров огонь и обнаружили при этом несомненные признаки поджога. Стена была облита керосином, тут же валялись жгуты соломы и т. д.
Схваченный поджигатель от неожиданности и гнева проронил неосторожную фразу: «Это меня, я знаю, директора московские, подлецы, предали» Он оказался бывшим моршанским акцизным чиновником, опустившимся и уволенным со службы, по фамилии Кротов. Наведенные мною о нем справки в Моршанске установили какую-то связь между ним и купцом Коноваловым. Люди говорили, впрочем, довольно глухо, что Коновалов пустил по миру Кротова и вообще причинил ему немало обиды и зла. Таким образом, было очевидно, что Кротов пытался мстить, что он подтвердил на первом же допросе. Он был, видимо, поглощен единственной мыслью — это неудавшимся поджогом. Сжимая кулаки, он свирепо говорил:
— Ладно, не уйдешь, отбуду наказание, а тогда уж сожгу как следует…
— Бросьте эту дурь, — пробовал я говорить ему. — Теперь Коновалов, наверно, уж поспешит застраховаться. Раз прозевал, и будет.
— Ничего, — отвечает, — вы не знаете этого жмота. Если и застрахует свое имущество, так опять, поди, тысяч за двести-триста, не больше, а его у него на миллионы!
Когда дня через два на третьем допросе я сообщил ему, что Коновалов вернулся и благополучно застраховал в Москве свой хлеб и амбары в 800 тысяч рублей, то Кротов вздрогнул, сразу как-то осунулся и не пожелал больше сказать ни слова. Он был отведен в камеру, а наутро его нашли повесившимся. Как-то умудрился выдавить стекло в высоко расположенном окне и, привязав за железную решетку конец штанов, обмотал вокруг шеи и, поджав ноги, повесился.
Конечно, это самоубийство было мне во всех отношениях неприятно, однако ни недосмотра, ни вины с моей стороны не имелось. Со смертью Кротова дело можно было бы и прекратить, я так и хотел сделать, но купец Коновалов, что называется, на дыбы.
— Как?! — говорит. — Может, у этого кровопийцы сообщники были?… Они теперь еще пуще обозлятся и не то что спалят, а и меня самого живота лишат.
Словом, поднял целую бучу, пожелал поехать со мною в Москву, просить, хлопотать и все начистоту выяснить. Вот я к вам и обращаюся за советом и помощью. Быть может, вы возьмете это дело в свои руки…
Случай мне показался незаурядным, заинтересовал меня, и я принялся за него. Прежде всего я навел справки о том, принимало ли Н-ское страховое общество за это время страховки, и тотчас же выяснилось, что, помимо многочисленных сделок, Общество заключило с неделю тому назад и две крупные, в общей сложности на полмиллиона рублей.
Поведение Н-ского страхового общества становилось решительно подозрительным. Я позвонил по телефону директору-распорядителю, прося его немедленно пожаловать для деловых объяснений, и вскоре в мой кабинет вошел полный господин в золотом пенсне и с осанкой, не лишенной гордости.
— Вы желали меня видеть? — сказал он мне. — Я к вашим услугам. Должен вас, однако, предупредить, что я чрезвычайно дорожу своим временем. Итак, чем я могу служить.
— Надеюсь, вы даром у меня не потеряете времени, — ответил я сухо, — быть может, вы не откажете мне сообщить, из каких соображений Общество отказало моршанскому купцу Коновалову, вашему давнишнему клиенту, в перестраховании его имущества?
— Простите, но мне этот вопрос кажется несколько неуместным, — с подчеркнутым достоинством заявил директор. — Дела нашего Общества составляют, так сказать, нашу коммерческую тайну…