— Пойдемте посидим у меня, — предложил следователь.
— Спасибо, Игорь Андреевич, но не могу рассиживаться. Руки чешутся…-
— После драки кулаками не машут, — вздохнул Чикуров.
— Я считаю, что она еще не окончена.
Игорь Андреевич пожал плечами, видать смирился.
Мы попрощались. Я вышел на улицу. На свежем воздухе боль в затылке вроде поутихла.
«В Прокуратуру Союза! Немедленно! — билось в голове. — Прямо к Генеральному!»…
Однако, поразмыслив, я понял: это надо делать на спокойную голову. Посидеть ночь в гостинице, написать аргументированное заявление, привести убедительные факты. А завтра с утра и заявиться в дом на Пушкинской улице.
Приняв решение, я немного успокоился. Но все же подмывало действовать.
«В газету, объясниться Мелковским», — мелькнула идея.
Я зашагал к ближайшему метро и через полчаса был в редакции. Когда я заглянул в комнату, где за пишущей машинкой сидел Рэм Николаевич, он меня сначала не узнал. А скорее — сделал вид…
— Хотелось бы объясниться, — сказал я.
— А-а, — протянул журналист, — Захар Петрович! Проходите, садитесь, — вымученно улыбнулся он.
Я расположился на предложенном стуле, достал газету с его статьей.
— Давайте по пунктам. На каком основании вы пишете, что я требовал от Киреева показаний в отношении южноморского и московского начальства?
— Погодите, — потер лоб Мелковский, — дайте вспомнить…
— Могу зачитать… — развернул я газету.
— Зачем же? — поморщился журналист. — Да, в статье это есть.
— Но в жизни не было! И уж тем более эту чушь вы не могли услышать от меня.
— Сведения получены от Киреева, — закинул ногу на ногу Мелковский. — Вернее, из его письма.
— Выходит, ему верите…
— Верю, — поспешно сказал Рэм Николаевич.
— А мне, прокурору области?..
— Давайте будем более точны, — поднял вверх палец журналист. — Бывшему прокурору… Ведь коллегия только что освободила вас.
«Ну и пройдоха! — удивился я. — Уже успел узнать каким-то образом!»
— Еще раз о точности, — спокойно отпарировал я. — Областного прокурора можно освободить только приказом Генерального прокурора Союза. Такого приказа еще нет…
— Будет… — усмехнулся Мелковский. — Ну а сейчас, простите, не могу уделить вам больше ни минуты. — Он показал на пишущую машинку с вложенным в каретку листом. — Срочно ждут материал в номер. — Видя, что я продолжаю сидеть, Рэм Николаевич посоветовал: — А если есть претензии к автору, вы, юрист, знаете, как поступить. В суд. Да-да, на газету и на меня!
Ничего не оставалось делать, как только встать и уйти.
Покинув редакцию, я почему-то непременно захотел присесть — буквально не держали ноги. Я добрел до ближайшего скверика, опустился на скамейку. Рядом сидела пожилая женщина и кормила голубей, кроша им булку. Голодные птицы жадно клевали хлеб, вырывая куски друг у друга и шелестя крыльями.
Вдруг мне сдавило грудь, резкая боль пронзила левую сторону грудной клетки и отдалась в руку. Я невольно схватился за сердце.
— Гражданин… Товарищ… Что с вами? — испуганно уставилась на меня женщина.
— Ничего, — еле слышно ответил я. — Пройдет…
— На вас лица нет!
Я попытался подняться, но не смог: дрожали колени.
— Батюшки! — запричитала женщина. — «Скорую» нужно!..
Я шевелил губами, но слова не шли изо рта.
Женщина бросилась к телефону-автомату.
Мне показалось, что прошла вечность, пока прибыла машина «скорой помощи». Сверкая мигалкой, она въехала прямо в сквер.
Последнее, что я отчетливо запомнил, — это холод в области груди: мне расстегнули пальто, пиджак и рубашку. Потом было прикосновение стетофонендоскопа и безжалостное слово:
— Инфаркт.
Меня увезли в реанимацию.
Буквально на следующий день, когда врачи самым натуральным образом вытаскивали меня с того света, в Южноморске кое-кто праздновал победу.
К салону мужской красоты «Аполлон» подкатила новенькая «Волга», еще пахнущая не обкатанными шинами. За рулем сидел Донат Максимович Киреев, облаченный в свой самый лучший костюм, — бежевая тройка, сработанная в далекой Голландии. Начальник ОБХСС города осунулся, загар, так молодивший его, заметно потускнел за время пребывания в следственном изоляторе, щеки покрылись щетиной.
— Подождите меня в машине, — сказал он жене и дочке, сидевшим сзади.
— Ни в коем случае! — запротестовала Зося, державшая на руках любимого хина. — Ты без нас теперь — ни шагу…
— Да-да, папочка, — подтвердила Настя, — одного не отпустим.
— Ах вы, мои дорогие защитнички, — растаял от нежности Донат Максимович.
Вся семья вышла из «Волги».
— Закрой на секретку, — напомнила Кирееву жена. Он улыбнулся, ласково потрепал ее по щеке.
— Забыла, чья ты жена?
И, обняв за плечи дочь, двинулся к парикмахерской. Когда они вошли в крохотный холл, Киреев усадил Настю и Зосю перед телевизором и привычным жестом включил видеосистему.
— Сейчас вы увидите, как храбрый Микки-Маус побеждает всех своих врагов, — подмигнул Донат Максимович. — Так же, как и мы с вами.
На экране появился любимый герой детворы. Киреев смело шагнул в зал, над дверью которого горело табло «Мастер приглашает вас!».
— Здесь стригут-бреют? — спросил он, плотно прикрыв за собой дверь.
— Боже мой, Дон!.. — вскочила с диванчика Савельева, отбросив журнал мод.
— Тс-с! — приложил палец к губам Киреев и тихо проговорил, показывая назад: — Там мои…
Капитолина Алексеевна застыла, не сводя с майора сияющих влюбленных глаз. Он медленно подошел к ней. Савельева, еле сдерживая трепет, всем телом потянулась к Донату Максимовичу, однако тот взял ее руку и надолго припал к ней губами.
— Что они с тобой сделали! — с надрывом прошептала Капочка, прикоснувшись к его голове.
— Ерунда! Главное — кости целы, а мясо нарастет. Вот разве что малость поседел…
— А мы — хной…
— Седые мужчины, говорят, больше нравятся.
— Да-а, — отстранилась от Киреева Савельева, любуясь им. — Ты стал настоящим джентльменом.
— Зачем мне быть джентльменом? — улыбнулся майор. — Они знают, как себя вести, а вот донжуаны — как вести к себе…
— Господи, — простонала Капочка, — заждалась!
— А я? — вздохнул Киреев, с тоской глядя на диванчик. — Понимаешь, увязались… — Он снова кивнул на дверь.
— Прошу, — деланно официально показала на кресло Савельева.
Клиент был вмиг укутан хрустящей белоснежной простыней, поверх которой аккуратно легли у шеи такие же салфетки.
— Начнем с бритья, — профессионально произнесла парикмахерша.
— С бритья? — удивился клиент. — Это ведь теперь запрещено. Из-за СПИДа.
— Запрещено, — спокойно подтвердила Капочка. — Но для тебя приготовлена новенькая бритва. Ни разу не использованная. — Она торжественно достала из тумбочки футляр, запечатанный в целлофан. — «Золингер». И впредь не коснется ничьей щеки, кроме твоей.
Намыливая Кирееву подбородок, Савельева не удержалась, запечатлела на его губах страстный поцелуй и, с трудом оторвавшись, прошептала:
— Прямо не верится!
Она вовремя приступила к своему делу: дверь приоткрылась ровно настолько, насколько Зося могла следить за происходящим в зале. Тут же обнаружив слежку, Капитолина Алексеевна спросила у клиента:
— А это верно, что Измайлова хватила кондрашка?
— Факт. Вряд ли выкарабкается, — с мстительным торжеством проговорил Киреев. — Хороший урок для других. Пусть знают, на кого поднимать руку…
Когда после бритья Савельева намыливала ему голову шампунем, он тихо сказал:
— Завтра отметим мое возвращение в строй. В горах есть такая хижина — никакая ищейка не возьмет след.
— А твои?
— Для них я — на оперативном мероприятии. Капитолина Алексеевна зажмурила от счастья глаза.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
На старинный подмосковный городок сыпал медленный снег. Он словно бы заметал оттепельные грехи никак не схватившейся по-настоящему зимы. Крупные снежинки падали на тротуар, растворяясь в серых лужах.
Все вокруг было серым: земля, деревья, домишки, из окон которых сочился жидкий желтый свет. От всего веяло таким захолустьем, будто городок находился от столицы за тысячи верст.
По улице, окутанной ранними сумерками, среди редких прохожих, напоминавших тени, шел пожилой человек в телогрейке, облезлой ушанке и кирзовых сапогах. Верхняя пуговица фуфайки была расстегнута и через оттопыренные борта выглядывала мордочка щенка. Песик был дворнягой — обвислые уши, одна сторона рыжая, другая — пегая.
Старик шлепал по лужам, не разбирая дороги и вертя головой. Изредка он останавливался, силясь разобрать номер дома. Наконец, не выдержав, обратился к встречному долговязому пареньку:
— Сынок, подскажи, где тут прокуратура?
— Да вот же, перед вами, — кивнул тот на почерневшее от времени двухэтажное здание, похожее на барак.
Владелец щенка, забыв поблагодарить парня, недоуменно уставился на строение, которому было бы стыдно быть даже какой-нибудь захудалой конторой, не то что прокуратурой. Убедившись, что это действительно то грозное учреждение, которое он искал, о чем свидетельствовала вывеска у входа, старик несмело вошел внутрь. Здесь было чуть попригляднее, чем снаружи.
Длинный коридор с дверьми по обе стороны был окрашен в казенный оливковый цвет, несколько узеньких скамеек — вот и весь интерьер.
На одной из дверей красовалась табличка «Канцелярия». В нее и заглянул посетитель. За столом в окружении застекленных шкафов, набитых папками, сидела девушка в замшевой безрукавке.
— Здравствуйте, — чуть поклонился ей старик. — Скажите, где принимает прокурор?
— А по какому вопросу? — нахмурилась девушка, заметив щенка.
— Надо, милая, — вздохнул посетитель. — Непременно сейчас…
— Вы бы еще козу привели в прокуратуру, — недовольно произнесла работница правоохранительного учреждения. — Прокурора сейчас нет.
— А кто его замещает? Понимаешь, соседка гонит нас с ним из дома. — Он погладил песика по голове.