Доставив гостей на место, синьор Паруйр наотрез отказался от платы и, бросив на прощание «аривидерчи», уехал.
Новые ворота тоже оказались совсем уж не новыми. Напротив них был не то сквер, не то рощица. Машин и прохожих — совсем немного. Не успели Савельева и Киреев толком осмотреться, как возле них остановился золотистого цвета новенький «рено».
— Бон джорно, — вышел из машины улыбающийся мужчина в шикарном белом костюме, голубой рубашке и темных очках
Это был тот самый господин, что навестил Савельеву в ее салоне мужской красоты в августе прошлого года.
— О, Пьетро! Здравствуй! — вспыхнула радостью Капочка, бросаясь ему на шею.
С трудом освободившись от нежных объятий, итальянец протянул руку Кирееву.
— Синьор Донат? — вопросительно посмотрел он на него и, получив утвердительный ответ, сказал: — Рад видеть в солнечная Италия! Много слышал. — Пьетро вопрошающе оглядел Киреева и Савельеву. — А где?..
— С нами, с нами, — успокоила его Савельева, обворожительной, улыбкой.
— О'кей, — довольно произнес итальянец. — Едем в «Гранд отель». Люкс! А скоро, очень скоро будете проживать своя вилла. Прошу…
Он взялся за ручку задней дверцы, но тут к нему обратились двое прохожих мужчин, один из которых держал на поводке немецкую овчарку. Пьетро ответил им и со смехом перевел Савельевой:
— У этой бедный пес есть блохи. Ищут собачий магазин.
Но не успел он закончить фразу, как «бедный пес» с рычанием ткнулся носом в Капочкины танкетки, а затем с лаем набросился на Киреева и стал хватать зубами видеокамеру. В одно мгновение Савельева выхватила из сумочки небольшой револьвер, вдруг раздался выстрел, и овчарка с визгом повалилась на землю.
В это время из-за кустов сквера выскочило несколько человек в штатском с оружием в руках и кинулось к «рено». Среди них был комиссар полиции капитан Франческо Фальконе.
Быстро оценив ситуацию, Пьетро рванул дверцу и буквально зашвырнул в машину Савельеву и Киреева, а сам плюхнулся на переднее сиденье. Взревев двигателем, машина рванула с места. Почти одновременно улицу распорола автоматная очередь, прошившая бензобак «рено». Прогремел взрыв, и золотистое авточудо врезалось в огромное дерево. А с той и с другой стороны дороги уже подлетали к горящему авто полицейские автомобили, оглашая окрестность сиренами.
Обо всем этом мне стало известно значительно позднее. А в то время я жил делами своей автобазы. Она бурлила — готовилась к собранию по выдвижению кандидата в народные депутаты СССР на место внезапно и быстро отозванного избирателями Геннадия Трофимовича Печерского. Незадолго до этого тесть Киреева бесславно покинул кресло председателя горисполкома. В областной газете коротко сообщили: в связи с уходом на пенсию. Южноморцы возмущались — такого прохвоста надо бы судить, а не провожать на «заслуженный отдых». Однако все это так и осталось дворовыми и кухонными разговорами.
Еще несколько лет назад на предвыборные собрания загоняли силком. Естественно, кому была охота играть роль статистов в заранее подготовленном начальством бездарном и скучном спектакле. Теперь же в зале набилось народу — яблоку негде упасть. Возбуждали, пьянили свобода, демократия. И хотя «роде бы никто не назначал кандидатуру, все знали, что партком и профком будут «толкать» Крутикова. На подмогу приехали областные и городские чины.
С ходу взял слово механик Губкин, а затем главный инженер Шагалин, всегда смотревшие в рот своему руководителю и не пыльно существующие под его крылышком. Они-то и предложили кандидатом Крутикова, всячески расхваливая его человеческие и организаторские достоинства.
— Пусть растолкует свою платформу! — крикнул кто-то из зала. — Экономическую и политическую!
— Да, Константин Фомич, поделись с народом, — поддержал другой.
Мол, знаем, что такое демократия и с чем ее едят…
Крутиков только этого и ждал. Поднялся на трибуну и стал шпарить по бумажке, суля в случае избрания его народным депутатом кисельные берега и молочные реки, И жилье всем, кто в нем нуждался, и изобилие товаров в магазинах, и места в яслях, и повышение зарплаты. Что же касается непосредственно нашего таксопарка, тут Константин Фомич не пожалел грядущих благ. Полное обеспечение запчастями, чуть ли не всем новые машины, а уж о быте и говорить нечего: будет столовая не хуже интуристовского ресторана, профилакторий, сауна…
— Для начала хоть бы умывальник отремонтировали в сортире! — выкрикнул кто-то.
Крутиков, проигнорировав реплику, продолжал Кормить обещаниями, гарантируя водителям путевки в самые лучшие санатории и турпоездки, «вплоть до капиталистических стран»…
— А почему до сих пор всего этого нет? — раздался голос из задних рядов.
Директор пропустил мимо ушей и эти слова. Когда он закончил, председатель собрания, партийный секретарь, предложил проголосовать за Крутикова.
— Даешь альтернативную кандидатуру! — потребовал кто-то.
— Сначала обсудим эту, — возразил другой. Посоветовавшись с президиумом, председатель собрания согласился на обсуждение.
Рвались выступать многие, но опередил всех мой напарник Гриша Исаичев, первым добежавший до трибуны.
— Я понимаю так, — начал Гриша, — народный депутат должен двигать перестройку. Во всей стране. А как Константин Фомич будет ее двигать, коли на своем предприятии ничего не изменил?
— Давай конкретные факты, — крикнул кто-то из присутствующих.
— Пожалуйста. Два года пробиваем арендный подряд, а все предложения инициативной группы Крутиков прячет под сукно. А вон посмотрите, что стало с одним таксопарком в Москве, перешедшим на аренду. План выполняется без понуканий, заработки выросли, никаких жалоб от клиентов. А почему? Да потому, что ты хозяин машины и своего времени. Факт, товарищи, самолично видел по телевизору.
— Вот именно, только на одном таксопарке, — подал реплику из президиума замначальника нашего автотреста. — На других подряд не пошел…
— Задавили! — зло оглянулся на него Гриша. — Такие, как вы! — И снова повернулся к залу: — Конечно, при подряде многим из начальников делать будет нечего.
— Боятся, захребетники, — поддержали Исаичева.
— Кормушки не хотят лишиться-Видя, что обстановка накаляется, партийный секретарь обратился к Грише:
— Ваши предложения по кандидатуре товарища Крутикова?
— Против! — рубанул рукой воздух мой напарник. — Категорически!
И сошел с трибуны.
После него слово взял ветеран нашей автоколонны Пономаренко. Он давно был на пенсии, но, состоя у нас на партучете, не пропускал ни одного собрания.
— Товарищи, — начал он, — тридцать лет крутил я баранку такси. Не скрою, были и у нас рвачи, были и хамло. Но то, что творится нынче, — просто ни в какие ворота не лезет.
Зал притих, а ветеран продолжал:
— Давеча ко мне сестра прилетела погостить. Старушка совсем, ноги не ходят. Три часа, — он потряс пятерней, — простояла в очереди на такси в аэропорту. Цельных три часа! Брали только со стороны. Уж когда расплакалась, диспетчер сжалился, посадил. Стыдно, братцы!
— А не фанатазирует ваша сестрица? — выкрикнули из зала.
— Кабы так, — вздохнул Пономаренко. — Сам позавчера так и не дождался у Центрального рынка вашего брата. Одних деловых сажаете. А что ночью делается?! Самогон, водка из-под полы — пожалуйста. Проститутку — ради бога!
Зал зашумел, засвистел. Но кое-кто поддержал ветерана. Председательствующий еле успокоил страсти и заметил:
— Товарищ Крутиков не может отвечать за каждого нечестного работника.
— Какой же он тогда руководитель! — развел руками Пономаренко. — А еще навострился в парламент! Я бы такого депутата…
Его сменила Катя Балясная. И, не успев взойти на трибуну, громко проговорила:
— Вот что. Я выдвигаю альтернативную кандидатуру.
— Кого? — спросил удивленно председательствующий.
— Захара Петровича Измайлова! — выпалила Катя. Ее предложение прозвучало как гром среди ясного неба. Меня оно, наверное, поразило больше всех.
— Во дает! — громко сказал кто-то. — Его же разжаловали из прокуроров…
— И из партии исключили, — добавил другой.
— Во-первых, не исключили, а ушел сам, — поправила Балясная. — В знак протеста против несправедливости.
«Господи, откуда ей известно? — мелькнуло у меня в голове. — Ведь ни с кем в таксопарке не делился»,
— А потом, — продолжала Катя, — среди народных депутатов СССР уже есть и разжалованные и исключенные. Я читала, бывший судья, из Куйбышева. Стал грузчиком… Ну а академик Сахаров и вовсе считался недавно врагом общества.
Прежде чем включить мою фамилию в список для голосования, потребовали, чтобы я выступил со своей программой.
Не скрою, здорово колебался: взять самоотвод или…
«Была не была!» — взыграл вдруг во мне боевой дух. Я направился к трибуне и начал так:
— Да, я — бывший прокурор, а теперь водитель такси…
— Как ваша дочь, муж? — были первые слова Вербикова, который зашел в кабинет к Дагуровой.
— Спасибо, Олег Львович, — растрогалась вниманием шефа Ольга Арчиловна. — Самое страшное позади. Муж в больнице. Но врачи говорят, что опасности для жизни нет. А Лаурочку дед увез в Грузию. Там она быстро отойдет.
— Сильно травмирована?
— Ужас! Боюсь, как бы не повлияло на психику в дальнейшем. — Заметив, что Вербиков то и дело поглядывает на ее прическу, следователь спросила: — Что это вас так заинтересовало? Прическа?
— Да что-то раньше не замечал, чтобы вы следили за модой…
Дагурова машинально вынула из стола зеркальце и стала разглядывать себя — утром собиралась впопыхах. И только сейчас она заметила в волосах седые пряди. То выбелило их случившееся за два последних дня.
— Это не краска— вздохнула Ольга Арчиловна. — Это…
— Простите, — пробормотал патрон, поняв, в чем дело. И, чтобы скрыть неловкость, перешел к другому: — Я слышал, Савельеву доставили из Италии?
— Да, вчера самолетом.
— А Киреева?
— Увы, — вздохнула Дагурова, — он получил сильные ожоги. Итальянские врачи сделали все, что смогли, но спасти его не удал