— Хозяйничаете? — спросила Инга Казимировна, усаживаясь на табурет, явно сделанный хозяином дома.
— Дел хватает, — улыбнулась хозяйка. — С ними не соскучишься, кивнула она на сынишку.
«Лучше не тянуть», — решила Гранская.
— Садитесь, Броня, что вы стоите…
— Привыкла. А как же иначе — все на ногах да на ногах, — ответила она, но все-таки села.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, прошу вас. Понимаете, Май… в больнице…
Броня приложила руки к щекам и тихо выдохнула:
— Ой, господи! Как в больнице?
Инга Казимировна машинально полезла в карман за сигаретами, забыв, что бросила курить.
— Я только оттуда. Беседовала с хирургом… Врач очень хороший. И уход будет самый лучший…
Гранская понимала, что надо говорить, все время говорить, чтобы стушевать, ослабить первый удар.
— Авария! — словно не слыша или не понимая слов Гранской, в страхе воскликнула Броня.
— Нет-нет, что вы! — ответила Инга Казимировна. — Вы же знаете, как отлично ездит Май…
— В какой он больнице? — вскочила Броня. — Я сейчас же к нему.
— Прошу вас, сядьте… Ехать туда не надо… Увидите его завтра…
— Они не могут не пустить… Не имеют права… Я жена…
— Да-да, Броня, вы жена, но мы пойдем к Маю завтра вместе, и вы убедитесь, что все будет хорошо…
У Соколовой вдруг непроизвольно скривились губы, она как-то по-детски поднесла кулачки к глазам и разрыдалась.
Малыш, безмятежно копошившийся в манеже, замер и с испугом смотрел на мать.
Гранская подошла к плачущей женщине, положила ей руку на голову и стала говорить какие-то ласковые, успокоительные слова.
Потом Инга Казимировна осторожно, пропуская страшные подробности, объяснила Броне, как и почему Май попал в больницу.
Затем она принесла воды из кухоньки. Плачущая женщина сделала несколько глотков, после чего они долго разговаривали, как будто знали друг друга давным-давно и были задушевными подругами. Броня говорила о том, какой хороший у нее муж. Они познакомились до его ухода в армию, и Броня дождаться не могла, когда же он вернется, все боялась, что найдет там себе другую. И свадьба была сыграна через месяц после прихода Мая со службы.
— Инга Казимировна, миленькая, я действительно завтра его увижу? — спросила Броня.
— Я за вами заеду, и мы отправимся в больницу вместе…
Когда Гранская вышла на улицу, то почувствовала, каким тяжелым был сегодняшний день. Но еще предстоял допрос родственников Марчука.
Обычно в такое время (а было уже около девяти вечера) она не решилась бы беспокоить людей. Но закон разрешает в исключительных случаях проводить допрос даже среди ночи. А это и был тот самый неотложный случай.
По улочке носилась детвора, на скамеечках у заборов сидели старухи типичная картина, которую можно было увидеть на любой окраине Зорянска.
Уже подходя к дому номер четыре, Гранская услышала сзади шум автомобиля. Возле следователя остановилась темно-зеленая «Волга», и из нее вышел Коршунов. Он попросил шофера ждать за углом.
— Что с Марчуком? — спросила Инга Казимировна.
— Ищем, всех поставили на ноги, — ответил старший лейтенант. — А вы? Сообщили?
Гранская молча кивнула.
— Ну и как? — с тревогой посмотрел на нее инспектор.
— Да как, Юрий Александрович, — вздохнула Инга Казимировна. — Я сама чуть не разревелась. Броня молодец, держится. — И, прежде чем постучать в калитку, сказала: — Значит, как договорились?
— Да.
Еще в горотделе милиции следователь и инспектор набросали план допроса родственников Марчука. Условились — она говорит с Разуваевой, он с ее мужем. Параллельно.
Открыл хозяин. Высокий пожилой мужчина в меховой безрукавке, хотя и стояло лето. Руки у Разуваева были перепачканы машинным маслом.
Гранская и Коршунов представились, предъявили удостоверения.
Разуваев пригласил их во двор и, заперев калитку, настороженно спросил:
— А по какому случаю?
— По поводу вашего родственника Григория Марчука, — ответила следователь, осматриваясь.
Под навесом стояли красные «Жигули» с иногородним номером. Рядом мотоцикл с коляской. Заднее колесо мотоцикла было снято и лежало рядом на подстилке из мешковины. Видимо, хозяин занимался ремонтом.
— Григория? — удивился Разуваев. — А что он натворил? — По его лицу пробежала тень тревоги.
— Где мы можем побеседовать? — не ответив на его вопрос, спросила Гранская.
— Где хотите… Вот только… — Разуваев показал замасленные руки. В доме, наверное, лучше.
— А супруга ваша дома? — продолжала Инга Казимировна, шагая вместе с Коршуновым за хозяином.
— Тут, тут, — поспешно ответил Разуваев, подходя к водопроводному крану возле крыльца.
Услышав, видимо, разговор, вышла хозяйка. Худая, она выглядела старше мужа.
— Здравствуйте, — посмотрела она вопросительно на пришедших.
— Вот, товарищи из органов, — представил их Разуваев. — По Гришкиному делу…
— Так его же нет.
В отличие от мужа жена явно перепугалась.
Коршунов остался с хозяином на веранде, а Гранская прошла с Разуваевой в комнату.
— Так что же с Григорием? — не выдержав, спросила та, когда они расположились за столом.
— Это потом, — ответила Инга Казимировна. — Скажите, пожалуйста, когда вы его видели последний раз?
— Утром уезжали на работу, Григорий еще спал… А чего ему спозаранку вставать? Мы ведь с мужем в совхозе трудимся, начинаем с семи, а то и раньше. Ехать, считайте, полчаса. Хорошо, свои колеса, а на автобусе более часа уходит…
— А что он делает в Зорянске? Я имею в виду, по какому случаю приехал?
— Не знаю. Дела у него тут какие-то на заводе.
— Давно приехал?
— С неделю.
— А какие именно дела?
— По его службе.
— В командировку, что ли?
— Вроде бы. Знаете, интересоваться неудобно. Зачем да на сколько. Чтобы не подумал — стесняет нас…
— И часто он приезжает в Зорянск?
— Когда как. То подолгу нет, а то вдруг зачастит.
— В прошлом месяце, то есть в июне, он был?
— Был, был, — закивала Разуваева. — Аж два раза.
— Припомните, пожалуйста, когда именно? — попросила следователь.
Хозяйка приложила палец к губам, задумалась.
— Значит, первый раз в воскресенье…
— Число?
— Дайте вспомнить… В середине месяца. Под вечер самый, мы только легли с мужем спать. Не то пятнадцатого, не то шестнадцатого…
— Воскресенье было шестнадцатого, — подсказала Гранская.
— Во-во, — подхватила Разуваева. — Значит, пробыл он денька четыре и махнул к себе. В Южноморск.
— В четверг, выходит?
— Ага.
— Двадцатого июня, — подсчитала Инга Казимировна.
— Стало быть, двадцатого… А на следующую неделю — опять здесь.
— Какого числа?
— Во вторник, как сейчас помню.
— Хорошо, во вторник, — повторила следователь. — Значит, двадцать пятого июня… И долго пробыл?
— До пятницы. Стало быть, до двадцать восьмого, — сама подсчитала хозяйка. — И вот снова приехал три дня назад…
— Как он обычно приезжает — поездом?
— Зачем. На своей машине. Во дворе видели?
Гранская кивнула. И подумала: почему Марчук приехал на «Жигулях», а обратно в этот раз решил ехать поездом?
— Когда он теперь собирался домой? — продолжила она допрос.
— Я же говорила, не спрашивали мы Григория…
— А дома у него как, все спокойно?
Разуваева вскинула на следователя встревоженные глаза:
— А что?
— В Южноморске у Григория как? Все здоровы? Никаких неприятностей?
— Вроде нет…
— И теща здорова?
— Капитолина? — удивилась хозяйка. — Так она в Ростове живет. Вчера письмо получили…
— Можно посмотреть?
Разуваева суетливо встала, открыла сервант, нашла письмо.
Гранская прочла небольшое послание, в котором теща Григория Марчука сообщала, что живет, слава богу, хорошо, вот только артрит мучает, ходить трудно. Но собирается поехать лечиться куда-нибудь на грязи…
— А с сердцем у нее как? — спросила Инга Казимировна, возвращая письмо.
— Никогда не жаловалась.
Потом Гранская поинтересовалась, с кем в Зорянске общается Григорий, приходят ли к Разуваевым его друзья.
— Какие у него тут могут быть приятели? — ответила хозяйка. — Бывает наездами. Все дни занят по делам… А сюда никто не приходил… Да и я, честно говоря, против…
И снова попросила рассказать, что же все-таки натворил Марчук, если им интересуются милиция и прокуратура.
— Он покалечил одного человека, — сказала Инга Казимировна, не вдаваясь в подробности.
После этих слов Разуваева испугалась уже не на шутку и на дальнейшие вопросы следователя твердила: «Ничего не знаю», «Не могу сказать», а между ответами искренне удивлялась: «Никогда бы не подумала, что он способен на такое», «А ведь почти не пьющий», «Да и в родне никто под судом не был».
Напоследок Гранская оставила свой номер телефона, сказав при этом:
— Если Марчук объявится или вам станет известно его местопребывание, незамедлительно позвоните мне… Можете и в милицию…
— Хорошо, хорошо, а как же… — бормотала Разуваева.
…В машине следователь и старший лейтенант обменялись впечатлениями. Разуваев дал приблизительно такие же показания, как и его жена. Выходило, что и в самом деле супруги мало вникали в то, чем занимался и с кем водил знакомство в Зорянске их южноморский родственник.
— По-моему, хозяин что-то знает, но скрывает, — сказал Коршунов.
— Из чего вы это заключили? — спросила Гранская.
— Закинул я удочку, нет ли здесь у Марчука дамы сердца, — объяснил инспектор. — Разуваев замялся. Иногда, говорит, Григорий вечерами уезжал на своих «Жигулях» и возвращался поздно. А вот к бабенке закатывался или еще куда — не докладывал, мол.
— В женщине ли тут только дело? — задумалась Инга Казимировна. — Ну, Юрий Александрович, каковы же итоги?
— Странно вел себя сегодня Марчук, — сказал Коршунов. — Непонятно. Наврал три короба на вокзале. Про тещу, подсвечники…
— Главное, зачем ему было бежать? Я вот сейчас вспоминаю: только одна задача — поскорее избавиться от нас! Любым способом! Смотрите, даже паспорт оставил! Выпрыгнул из окна отделения милиции, вскочил в товарняк. Затем — эта драка с Маем на крыше вагона. Ведь сам рисковал головой! Да и когда в окно… Стеклом небось порезался?