— Прости, если лезу не в свое дело, — сказал Борис Матвеевич. — Не будем об этом…
— Нет будем, — сказал Захар Петрович и, посмотрев на жену, повысил голос: — Черт возьми, объясните же, наконец!
— Ну, помнишь, я тебе говорила… Как-то к нам зашла соседка… Да и во дворе все говорят… Таких квартир, как у нас, в доме всего три. Еще у Петрова и Бабаянца… Паркет, моющиеся обои… И вообще, качество…
Петров был заместителем начальника горотдела внутренних дел, а Бабаянц — зять председателя горисполкома, и к тому же директор автобазы.
— Но ты ведь знаешь, я не обращался к Самсонову по поводу отделки квартиры. И не видел ее, пока нам не выдали ордер! — сказал Захар Петрович, обращаясь к жене. А потом — к Межерицкому: — Честное слово, Боря!
— Я тебе верю, — похлопал его по руке приятель.
Но Измайлову показалось, что Межерицкий не верит. И от этого было почему-то неловко, стыдно.
Потом уже, дома, Захар Петрович думал о том, что стыдно ему стало вот почему: сто двадцать одна семья, проживающая в их доме, обижена, оскорблена и обременена чьим-то заведомо нерадивым трудом, а он и еще двое счастливчиков освобождены от забот и хлопот.
За какие такие заслуги? Ведь они, эти остальные, такие же трудяги, как и он. У каждого свое дело, свой участок работы. Даже посложнее, может быть. И, например, как у Бори Межерицкого, не менее ответственный. Ведь он, прокурор, и рабочий у станка на заводе Самсонова равны по существу и по закону. Они имеют равное право на жилье…
— Почему ты мне не сказала об этом раньше? — спросил Измайлов жену, когда они пришли к себе.
— Господи, да я сама узнала об этом недавно…
Настроение было испорчено. Захар Петрович хотел было опять засесть за свои деревянные скульптуры, но не смог — боли в пояснице усилились.
Он лег с книжкой, но не читалось.
Измайлов почему-то вспомнил слова, оброненные как-то Зарубиным, что прокурору вредно долго засиживаться на одном месте. Тогда Захару Петровичу показалось, что прокурор области не совсем прав: чем дольше работаешь в районе или в городе, тем лучше знаешь людей, их проблемы и нужды и, разумеется, местные «болячки». Теперь же он понял, что имел в виду Степан Герасимович.
Взять хотя бы сегодняшний случай. Он, прокурор города Измайлов, получил квартиру в доме, построенном заводом. Одна деталь: его квартиру отделали лучше других. И пусть он этого не знал, но ведь Самсонов же знает!
Захар Петрович пожалел, что говорил с Самсоновым не так, как надо было говорить на самом деле, — строго и требовательно. То, что огрехов у директора хватает, видно очень хорошо.
Значит, миндальничал? Боялся испортить отношения?
Так вот, наверное, почему Самсонов уверен, что и на этот раз его «волевые» действия сойдут ему с рук. Как и в прошлом году.
«Вот что для него означают паркет и моющиеся обои!» — с горечью размышлял Захар Петрович.
И подумал: в сущности сколько в нашей жизни мелочей — еда, одежда, квартира. Каждодневные заботы, от которых вас незаметно могут избавить вот такие «доброхоты», чтобы потом потребовать за них соответствующую плату на что-то закрыть глаза, что-то посчитать «отдельными недочетами»…
Мелочи… А если посерьезнее? Например, устройство сына или дочери в «престижный» институт, потом — на «теплое местечко». Тогда и услужить надо будет соответственно — не заметить хищение, простить взятку, а то и еще похуже…
«Да, — вздохнул Захар Петрович, — Степан Герасимович все-таки прав. Семь лет я в Зорянске. Оброс друзьями, знакомыми. С кем-то ездил на пикник, у кого-то был на дне рождения, у кого-то на свадьбе. И, наверное, кто-то мне уже сделал услуги. Всего ведь не упомнишь. Хожу в магазин, бываю у врачей. Да и Галина с Володей тоже вращаются среди людей. Конечно, нельзя всех считать корыстными, расчетливыми, но ведь и таковых хватает…»
Размышления Захара Петровича прервал звонок Гранской. Инга Казимировна справлялась о здоровье. Она не была в прокуратуре, когда Измайлов беседовал с Самсоновым.
— На поправку, — неопределенно ответил Захар Петрович. — У вас ко мне дело?
— Элементарная забота подчиненного, — сказала Гранская, и он почувствовал, что она улыбается. — Выздоравливайте. И поменьше думайте о работе…
— Марчука задержали? — все-таки спросил Захар Петрович.
— Упустили… Малый оказался не промах… И еще, Захар Петрович, отпечатки пальцев Марчука не обнаружены на баранке машины, в которой погиб Зубцов.
— Значит, это не он сидел за рулем «Жигуленка»?
— Не знаю, — откровенно призналась следователь. — Кроме отпечатков пальцев самого Зубцова, на баранке иных отпечатков нет. Но ведь был другой человек, который вел машину… Короче, картинка не складывается…
Как удалось Марчуку скрыться, выяснилось несколько позже — когда в прокуратуру приехал Коршунов.
— Марчук провел не только вас, — сказал старший лейтенант. — Мы тоже прохлопали ушами…
— Как же так, — усмехнулась Инга Казимировна. — Я одна. И женщина. А у вас столько прекрасно натренированных мужчин… — И уже серьезно спросила: — Рассказывайте, что за штуку он еще выкинул?
— Понимаете, сегодня поступило заявление. Из пионерского лагеря «Огонек». Пропала лодка с мотором… Вы знаете, где находится этот лагерь?
— Знаю, — кивнула Гранская. — Километрах в четырех от железнодорожного моста, у речки.
— Вот именно… Ну, начальник думал, что кто-нибудь из ребят. Срочный сбор, конечно… Короче, ЧП. Главное, цепь вырвана из причала с мясом. Если бы кто свой — отомкнул бы ключом. А то увели прямо с замком и цепью… Дали знать в милицию. Когда доложили Никулину, он тут же подумал: а не наш ли это беглец?
— А что, предположение правильное, — кивнула Инга Казимировна.
— Точное! — подтвердил Коршунов. — У моста поезд замедляет ход. Спрыгнуть не так уж трудно. А вокруг берегов речки — заросли камыша. С головой укроет. Марчук, наверное, знал: на первой же станции его ждут. Шоссе тоже перекрыты… Я думаю, он спрыгнул с поезда, до темноты отсиделся в кустах. Может быть, заприметил, что недалеко пионерлагерь и пристань с лодками… Вот и выбрал с мотором. Только одна такая, другие все с веслами… Умыкнул лодку, проплыл километра два без мотора, по течению, а потом завел его… И поминай как звали…
— Лодку обнаружили?
— Нашли, конечно, — вздохнул инспектор. — В шестидесятипяти километрах вниз по Зоре. Как раз недалеко от автострады…
— Это он, выходит, так далеко ушел?
— А что, мотор хороший, «Буран», бензобак полный, да еще запасной был… В том, что это Марчук, сомнений нет. Неподалеку от того места, где он бросил моторку, деревенька небольшая. Женщины утром полоскали белье, видели — мужик на лодке проплыл. В белой кепочке. Короче, по их описанию внешность Марчука… Вот незадача! Казалось бы, мы предусмотрели все…
— Стереотип мышления, Юрий Александрович. Как он может скрыться? Железная или автодорога…
— Но ведь по нашей Зоре пароходы не ходят! А вплавь… — Коршунов махнул рукой. — Одним словом, век живи, век учись… Да, знаете, почему он решил поехать поездом?
— Нет.
— В его машине поломка.
— И серьезная?
— Мы пробовали завести. Двигатель дает вспышки, кажется, вот-вот заведется. Но не берет… Помните, он от Зубцовой отправился домой, то есть к Разуваевым, сел в машину, потом вылез?
— Помню, конечно. Это когда он уже взял у старухи подсвечники…
— Вот-вот… Залезли мы в мотор — так и есть, треснул корпус трамблера. Вы-то знаете, что это такое, — сказал Коршунов.
— Да, да, — машинально ответила Инга Казимировна, хотя совсем не разбиралась в автомобильных двигателях. Трамблер, как она смутно слышала от Кирилла, чем-то связан с зажиганием.
— «Волгу» вы водите отлично, — похвалил следователя старший лейтенант. И зачем-то добавил: — Желтую…
Инге Казимировне показалось, что она покраснела. Она была совершенно уверена, что приезды Кирилла в Зорянск, а их было всего два, остались незамеченными. Они приезжали поздно ночью, а с рассветом ее профессор уже сматывался из города. Ан нет! Их встречи на самом деле скрыть не удалось.
«Ох уж этот Зорянск!» — подумала Гранская. И поспешно сказала:
— Конечно, менять трамблер — история долгая. А Марчук спешил. Но почему и куда, мы так и не знаем… Теперь, Юрий Александрович, выкладывайте, что удалось узнать о нем в Южноморске.
— Он там, на фабрике сувениров, вроде экспедитора…
— И что привозил?
— В том-то и дело, что не привозил, а доставал здесь и отправлял на свою сувенирную фабрику…
Гранская вскинула на инспектора удивленные глаза:
— Интересно, что же?
— Понимаете, их фабрика получает с нашего машиностроительного завода металл…
— Господи! — воскликнула следователь. — Откуда у Самсонова металл? Это же не металлургическим завод…
— Есть, Инга Казимировна, — заверил ее Коршунов. — Я узнавал. Собственно, не металл как таковой, а отходы. Обыкновенные отходы — сталь, медь, бронза… Я пока точно не установил, не было времени, но завод, по-видимому, довольно регулярно поставляет южноморской фабрике эти отходы. Для Самсонова это пустяк, а сколько из них можно сделать сувениров!
— А как это все оформляется?
— По закону. Накладные и так далее. — Видя, что следователь насторожилась, он добавил: — Я думаю, тут мы ничего не извлечем для нас. Во всяком случае, в истории с тем чемоданом и Зубцовым…
— И все-таки проверьте, — сказала Гранская. — Кажется, такие вещи, как отходы бронзы, предприятия должны сдавать.
— Знаю. И справки соответствующие наведу, не беспокойтесь… Так что Марчук здесь бывал именно для того, чтобы переправлять эти отходы в Южноморск. Причем все время торчал на заводе. Говорят, совал нос в каждую дырку. Хотел нержавейку заполучить — отказали. Дефицит…
— Кто это вам сказал?
— Гальперин, главный инженер. Марчук и его донимал.
— Гальперин мог и отказать, а кто-то другой посочувствовать и…
— Возможно. Это мы тоже проверим… Теперь второй вопрос… Когда Марчук отлучался из Южноморска в июне, установить точно не удалось.