— Значит, Федор Михайлович принимает в этом участие? — уточнил Авдеев.
— Деньги ведь в семье общие. — Она, подавив вздох, добавила: — Были.
— А ваш первый муж?
— Он умер, когда ей не было и годика.
— Ясно, — кивнул Авдеев. — А с Измайловым вы давно знакомы?
Белоус словно сжалась от этого вопроса.
— Марина Антоновна, — мягко сказал Владимир Харитонович. — Поймите, если бы не известные вам обстоятельства…
— Понимаю… Захара я знаю давно.
— Ну, сколько?
— У нас с ним была хорошая, чистая дружба… Расстались мы двадцать пять лет тому назад. Давно…
— А когда встретились после этого?
— Ну… Тогда, в поезде. — Она почему-то опустила глаза.
«Пока подтверждается то, что говорил Измайлов», — отметил про себя помощник облпрокурора. А вслух произнес:
— Расскажите, пожалуйста, подробнее о ваших отношениях.
Белоус сначала робко, потом все спокойнее поведала Авдееву, как она, медсестра в больнице, а Измайлов — студент лесного техникума, познакомились в Дубровске. Ходили, как все, в кино, на танцы. Иногда Захар Петрович даже заглядывал к ним домой. Мать Марины всегда усаживала его за стол, короче — привечала. А потом Измайлова призвали в армию…
— А расстались как?
— Хорошо, — поспешно ответила Белоус.
И за этой поспешностью Владимир Харитонович почувствовал нечто такое, которое Марина Антоновна открывать, возможно, не желала бы.
— Значит, говорите, хорошо… — повторил он. — А жениться не предлагал?
— Да все молодые предлагают…
— Так уж и все.
— Он, во всяком случае, намекал.
— Погодите, Марина Антоновна, — настойчиво добавил Авдеев. — Вы уж постарайтесь точнее вспомнить… Конкретно просил вас Измайлов выйти за него замуж или так, для красного словца? Неужели не понимали, где серьезно, а где нет?
— Да как можно серьезно, когда впереди три года армии?
— Вполне возможно. Разве не женятся до армии?
— Женятся, — вздохнула она. — А сколько таких, кто там других находят.
— Или она.
— Бывает и так… — Белоус с мольбой посмотрела на Авдеева. — Зачем ворошить все это? Жизнь, считай, прожита. У меня своя, у него своя…
— Увы, Марина Антоновна, есть зачем ворошить. Видите, какое дело… Ваш муж обвиняет Измайлова, что он бросил вас, когда вы были в положении, и ребенок этот якобы от Захара Петровича.
Марина Антоновна словно вся сжалась от этих слов.
— Так это или нет? — настойчиво спросил Владимир Харитонович. Знайте, от вашего правильного ответа зависит очень многое.
И вдруг она, всхлипнув, уронила голову на стол, подставив под лоб руку.
— Господи, и зачем это ему надо было? — тихо запричитала она. — Ведь ничего теперь не изменишь… Ничего не вернешь…
Авдеев огляделся, ища графин с водой. Но такового в комнате не оказалось.
— Прошу вас, успокойтесь, — произнес он растерянно. — Возьмите себя в руки…
Он не мог понять, кого и что имела в виду Белоус. И не инсценировка ли все это? Если да, то зачем?
Марина Антоновна достала откуда-то платочек, промакнула слезы. Растрепанная, заплаканная, с красными потухшими глазами, она сейчас выглядела и вовсе старухой.
— Неужели Федор Михайлович так зол на меня? — спросила Белоус, впервые назвав мужа по отчеству. — Неужели он хочет ославить меня на весь мир?
— Прошу ответа на мой вопрос, — настаивал Авдеев.
Она взялась обеими руками за свою седеющую голову и кивнула.
— Первая дочь от Захара. Это правда.
— Та-ак, — выдохнул Владимир Харитонович, не зная, как повести дальше разговор. Он вдруг почувствовал, что почему-то не доверяет этой женщине, не верит. Ему нужны были доказательства.
— Это очень серьезно — то, что вы сейчас сказали. — Он пристально посмотрел на Белоуса. — Слышите, очень…
— Вы не верите… Я вижу… Вы знакомы с семьей Захара? — неожиданно спросила Белоус.
— Да. А что?
Марина Антоновна не ответила, полезла в стол, достала старую дамскую сумочку, долго рылась в ней и, наконец, протянула Авдееву немного пожелтевшую от времени фотографию.
— Пожалуйста, — тихо произнесла она.
Владимир Харитонович взял фото, с которого смотрел на него ребенок лет восьми. С чуть вьющимися темными волосами, ярко очерченным рисунком бровей и родинкой у правой мочки уха. Приглядевшись хорошенько, Авдеев вдруг вспомнил, как впервые попал в дом Измайловых. Они с Галиной и Захаром Петровичем пили чай, а Володя пыхтел над трудной задачей по арифметике, которая ему явно не давалась. Авдеев так и запомнил сына Измайловых — сосредоточенного, серьезного, с испачканными чернилами пальцами.
На фотографии был Володя тех лет.
— Откуда это у вас? — спросил Владимир Харитонович, не понимая, зачем Белоус дала ему снимок.
— Храню, как любая мать…
— А при чем тут вы? — Авдеев был совсем сбит с толку. — Это же Володя Измайлов.
— Это моя старшая дочь. Альбина, — тихо ответила Марина Антоновна. Когда ей было семь с половиной.
— Как? — вырвалось у Авдеева. Ему на мгновение даже показалось, что Белоус его разыгрывает. Но он тут же отбросил эту мысль — уж больно неподходящий случай.
Марина Антоновна пожала плечами, мол, видите сами.
Авдеев снова взглянул на фотографию. Сходство было поразительное.
— Измайлов знает, что у него есть дочь? — спросил напрямик Авдеев.
— Если честно, я поняла, что беременна, только через месяц после ухода Захара в армию.
— Ну и что?
— Написала ему письмо. — Она полезла в сумочку и вынула старый истрепанный конверт. — Но оно вернулось назад…
— Почему?
— Не знаю… Захар, уезжая, просил писать сначала до востребования, пока не будет точного адреса.
— Так, письмо вернулось. А потом?
— Потом… — Белоус вздохнула. — Потом надо было что-то решать… Узнав, что я в положении, мать схватилась за голову. Надо, говорит, принимать срочные меры. Я хотела поехать к Захару, но она была категорически против. А вдруг не признает, что ребенок от него? Иди докажи… Мы даже в юридическую консультацию ходили. Адвокат сказал, что никакой суд не признает его отцом. Мол, совместного хозяйства ведь мы с Захаром не вели… Я все-таки чуть было не уехала к нему. Мать отговорила. Если, мол, Захар и не будет отнекиваться, все равно — какой из него муж? Во-первых, на четыре года младше, во-вторых — солдатик, трешка в месяц на папиросы, вот и весь доход. И еще не известно, кем станет после армии, а у лесничего какой оклад? Ушел служить, а у самого даже приличных штанов нет… А надо было спешить, пока никто не узнал. Аборт? Опасно. Потом захочу ребеночка, а не смогу. Я ведь медик и знаю, так часто случается. Будешь потом всю жизнь локти кусать…
Марина Антоновна замолчала. Авдеев не торопил ее.
— Надо сказать, мать у меня была находчивая, — продолжила Белоус. Как-то сообщила, что подыскала одного человека, который будет мне хорошим мужем. Я говорю, как же он меня, беременную, возьмет? Мать махнула рукой: молчи, мол, об этом, а он не разберется. Только бы поскорей дело сладить. Он, правда, уже не молодой, но и не старый. Зато ученый человек и живет в Москве. Кандидат наук…
— Из Москвы? Кандидат? — невольно переспросил Авдеев, в котором снова вспыхнуло недоверие.
— Если бы я знала, чем все кончится, — вздохнула Марина Антоновна. А то, что москвич и кандидат — точно. Мать моя работала дежурной в гостинице. Он там уже около двух недель жил. Приехал лекции читать по линии общества «Знание».
— Какие?
— А бог его знает. Он был специалист по рекламе. Плакаты всякие у него. Как, например, рекламировать мороженое, детское питание, заем. В общем, все… Мать выяснила, что он разведенный и не прочь бы снова обзавестись семьей. Главное для матери — он не пил. Ни в Дубровске, ни когда мы сошлись и в Москву поехали. Ну ни грамма! Это потом я узнала, что раньше он закладывал — ужас. Лечился. Ему даже эту штуку вшили, «торпеду», как он называл. Против алкоголизма… Держался он, держался, у нас уже Альбина родилась… И помер в одночасье. Не хватило-таки воли, выпил. А при «торпеде» этой нельзя ни в коем случае…
В комнату вошла женщина в темном халате со шваброй в руке.
— Марина Антоновна, — сердито начала она, — нешто мне своей юбкой полы мыть?
— Поди, поди, Шура, — отмахнулась Белоус. — Не видишь, я занята… Освобожусь, решим этот вопрос.
Уборщица, продолжая ворчать, вышла.
— На чем я остановилась? — спросила комендант.
— Умер муж…
— Ох, сколько я горя хлебнула в этой самой Москве — вспомнить страшно!
И она рассказала, что ее первый муж не был разведен, хотя со своей женой фактически не жил давно. Квартира у них была однокомнатная. Развод, правда, оформили быстро. Марина Антоновна с тем кандидатом тут же пошли в загс. Но пришлось им ютиться на кухне. Вопрос уперся в прописку. Прописать-то прописали, но временно. Бывшая супруга категорически противилась, чтобы прописали постоянно. Бегала по всяким инстанциям, писала жалобы.
А тут кандидат наук умер. И Марина Антоновна с грудным ребенком на руках была вынуждена уехать из столицы. Подалась на север. Завербовалась.
О первом муже Белоус говорила тепло.
— Он ко мне со всей душой. Добрый был, внимательный. Так и не узнал, что ребенок не его. Я до сих пор виноватой себя чувствую, что скрыла, обманула… — Она долгим взглядом посмотрела в окно, словно там за серым выжженным пустырем хотела разглядеть и оценить свое прошлое. — Жаль, не уберегла… А с другой стороны, как уберечь-то, если больной? Алкоголизм это неизлечимо, — твердо заключила она.
Владимир Харитонович хотел выяснить, где теперь живет ее старшая дочь. Но она попросила не трогать Альбину и адреса не дала. Детскую же ее фотографию, после некоторых колебаний, взять разрешила.
Ушел Авдеев от Марины Антоновны в больших раздумьях. Отношение к тому, что он сейчас услышал, было двойственным. Рассказ показался ему, с одной стороны, правдивым — все совпадало с уже слышанным от Измайлова. О его нелегкой студенческой жизни, о романтической любви к стройной медсестре. Даже детали совпадали. Короче, все, кроме последнего и самого важного — что они были физически близки.