— Вы на самом деле хотели жениться на Татьяне Николаевне Варничевой? — спросила Дагурова.
— Возможно, и женился бы, — помедлив, ответил обвиняемый. — Сначала хотел поближе узнать. Ведь она даже не представляла, что за мной тянется.
— Андрей Романович, — спросила Ольга Арчиловна, — неужели вы никогда не задумывались, что станет с вашей женой и детьми? Каково им теперь?
— Ольга Арчиловна, умоляю, не надо об этом, — чуть не плача, произнес обвиняемый. — Как немного забудусь, так передо мной встают Ромка и Коляшка… Почему-то всегда держатся за руки… Такая тоска берет — жуть! Хочется разбежаться и головой о стенку!.. Чтобы дурацкие мои мозги повылетели!..
Рубцов-Банипартов уставился в пол безумными глазами.
Чикуров решил на сегодня закончить. Допрос измотал обвиняемого, следователей, прокурора.
Когда Рубцова-Банипартова увели, все расслабились. Игорь Андреевич опустил пониже узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, закурил. Но мысли все еще вертелись вокруг того, что удалось установить в ходе следствия.
— Игорь Андреевич, — прервала молчание Дагурова, — вы посмотрите, куда гнет Рубцов! Хочет убедить нас, что убил Ростовцева в состоянии аффекта?
— Точно, — подтвердил Харитонов. — Хитер. А я убежден, что он это сделал для того, чтобы трупом Ростовцева прикрыть свою безопасность. С мертвого взятки гладки. И следствие не станет копаться в хозяйственных махинациях «Интеграла»…
— Да-а, — протянул Чикуров, — работенки, чувствую, не на один месяц… Наворотили дел Ростовцев и компания… Никита Емельянович, к вам будет просьба: подключите ко мне, пожалуйста, Макеева, когда он вернется из отпуска. Хорошо?
— А это уж вы будете решать с новым прокурором, — ответил Харитонов.
— Как с новым? — удивился Игорь Андреевич. — А вы?
— Ухожу. Подал заявление…
— Вот те на! — вырвалось у Дагуровой. — Почему так вдруг?
— Пора… И не имею теперь морального права оставаться… Такое творилось под боком!..
Сознавая справедливость слов Харитонова, Ольга Арчиловна, однако же, постаралась смягчить его переживания.
— Ведь были еще народный контроль, ОБХСС…
— Проморгали, как и я! — в сердцах произнес Харитонов. — Кстати, о никудышной работе ОБХСС я уже сделал представление. Потребовал освободить начальника, а других наказать… Стыдно! Всем нам в районе должно быть стыдно!.. Для чего здесь существует милиция, прокуратура, если не смогли разоблачить безобразия в клинике и «Интеграле»! Москва за нас должна работать, да? Мы были обязаны сделать то, что сделали вы! Так, Игорь Андреевич?
— В принципе — да, — кивнул Чикуров.
— Как прокурор, я уйду на пенсию. Но коммунистом ведь остаюсь! И готов отвечать. Вы знаете, что намечено на бюро обкома обсудить вопрос о том, что творилось в Березках?
— Нет, не знаю. Но это правильно.
— Уверен, спросят с каждого. Накажут кого надо.
— Наказание — не главное, — заметил Игорь Андреевич. — Выводы надо сделать. Оздоровить обстановку…
— Совершенно верно. Усилить службу ОБХСС, увеличить число народных контролеров, дружинников…
— Так ведь дело не в числе, Никита Емельянович, — покачал головой Чикуров.
— Разумеется. В «Интеграле» не мешало бы ввести должность заместителя директора по контролю за качеством. Тогда наверняка не пройдет халтура вроде той, что продавали в Попове.
— Здесь я с вами не согласна, — сказала Дагурова.
— Почему? — недоуменно посмотрел на нее райпрокурор.
— Еще Гоголь хорошо сказал: «Человека нельзя ограничить другим человеком: на следующий год окажется, надо ограничить и того, который приставлен для ограничения, и тогда ограничениям не будет конца…» Понимаете, в нашем обществе каждый должен быть контролером! Чувствовать и знать, что он хозяин на своей земле! Все наше достояние — это достояние каждого, его надо беречь! Вот тогда…
Никита Емельянович поднял голову, внимательно посмотрел на Дагурову, хмыкнул и проговорил:
— А что каждый — верно… Я вот думаю, думаю и никак не пойму, как удалось Банипартову и присным заморочить всем голову? Наваждение какое-то…
— Помню, в детстве мы играли зеркальцами, — усмехнувшись, сказал Чикуров. — Наведешь солнечный лучик на чьи-нибудь глаза, и человек ничего не видит… Так и эти деятели ослепили всех. Речами, рекламой, славой, книгами, статьями, передачами… — Он посмотрел на часы. — Обед давно пропустили, ужинать вроде рано… Что же будем делать?
— На улицу, на улицу, — решительно заявила Ольга Арчиловна, складывая бумаги в портфель. — А перекусить надо обязательно, ведь с утра постимся…
Все двинулись к выходу.
— Обидно, — все еще не мог успокоиться Харитонов. — Четыре человека паразитировали на труде честных людей, целого коллектива!
— Вроде рыбы-флейты, — сказала Дагурова.
— Как-как? — переспросил прокурор.
— Рыба-флейта… Водится в Карибском море. Эта паразитка поджидает в засаде какую-нибудь мирную рыбу. Завидев ее, молниеносно бросается и устраивается у нее на спине. Как наездник. Избавиться от нее невозможно. А когда мирная рыба начинает кормиться, к ней устремляется всякая мелюзга в надежде поживиться остатками… Вот тут флейта и хватает рыбешек…
Они вышли на улицу. Вокруг было необыкновенно спокойно, тихо, чисто.
Харитонов показал на дожидавшуюся его служебную машину.
— Спасибо, Никита Емельянович, если не возражаете, пройдемся, — сказала Ольга Арчиловна. — А то засиделись, надо размяться. Воздух здесь просто удивительный! Наверное, потому, что вокруг поселка лес…
— Не только, — сказал Харитонов. — Вы заметили, во многих дворах растет подсолнух?
— Действительно, — удивилась Дагурова. — Ну и что?
— Он очень здорово очищает воздух.
Он взялся было за ручку «газика», но вспомнил предложение Дагуровой и спросил у следователей:
— В гостиницу?
— Да, — кивнул Игорь Андреевич. — Вместе пообедаем.
— Отметим мой уход на пенсию, что ли? — усмехнулся Харитонов.
— Ну, если вы решили твердо… — сказал Игорь Андреевич.
— Твердо, — ответил райпрокурор. — А вам я пожелаю успешно и поскорее завершить следствие.
Анатолий БезугловФакел сатаны
Если нет Бога, то все дозволено.
ГЛАВА I
В заказнике «Ущелье туров» ждали высокое начальство. И, пожалуй, впервые за долгие годы – с нетерпением и надеждой. Новый председатель облисполкома Иван Иванович Забалуев поддерживал идеи «Зеленых» и главный лесничий заказника – Генрих Петрович Струмилин – надеялся на толковый и дельный разговор без традиционной пьянки и отстрела зверья.
Забалуев приехал вовремя, оставил служебную машину возле скромного домика струмилинской конторы и с удовольствием согласился пройтись по лесу. Стоял дивный октябрьский денек, тихий, прозрачный, с пением птиц и запахом прели. Дойдя до небольшой поляны, мужчины замерли перед огромным дубом.
– Триста лет стоит,– с гордостью заметил Струмилин и погладил растрескавшуюся кору великана.
– Ветеран,– с почтением кивнул Забалуев.
Они помолчали несколько мгновений и тут увидели человека, появившегося из зарослей можжевельника на краю поляны. Он был худ, долговяз, в джинсах с прорехами на коленях и рваной рубахе.
– Что это за леший? – спросил Иван Иваныч, хотя облик незнакомца совершенно не соответствовал образу лохматого сказочного персонажа – у мужчины была голая, как бильярдный шар, голова и никакой растительности на словно специально отбеленном лице.
– Бомж,– пояснил Струмилин.– Кличут, кажется. Баобабом…
Бомж тащил что-то за собой, и, когда выдрал ношу из пустых зарослей, она оказалась огромным чемоданом. Баобаб волок его по земле. Видать, поклажа была непомерно тяжела. Бродяга, сделав несколько шагов, останавливался, отдыхал и снова продолжал путь. Наблюдавших за ним он не замечал. И, добравшись до бывшей траншеи, столкнул в нее чемодан и тут же прыгнул туда сам. Когда голова бомжа исчезла за краем рва, Струмилин озабоченно произнес:
– Что-то подозрительно…
Они подошли к траншее… Баобаб, сидя на корточках, порывисто дышал, сопел, забрасывая свою поклажу сучьями, листьями и вырванной из земли травой.
– Привет,– сказал главный лесничий.
Бомж от неожиданности отпрянул и привалился спиной к пологой стенке рва.
– Здравствуйте,– заикаясь, пролепетал он.
– Что прячем? – строго спросил Струмилин.
Бродяга словно потерял дар речи. Он попытался встать, однако сполз на дно траншеи. Потом, цепляясь за траву, все-таки выпрямился. У него были белесые брови и розовые, как у кролика, глаза. Типичный альбинос.
– Что, язык проглотил? – повысил голос Струмилин.
– Вот… Ну, это… Чемодан,– пробормотал бомж и быстро разгреб листья и траву.
Чемодан был новый, скорее всего заграничный. На светло-желтой коже виднелись свежие царапины и зеленые полосы, оставленные ветками кустов и травой. С такими огромными чемоданами на колесиках обычно прибывали в Южноморск иностранные туристы…
– Твой? – спросил главный лесничий.
– Нет… Нашел,– ответил Баобаб, отводя глаза в сторону и вытирая ладони о джинсы.
– А может, спер?
– Честное слово, нашел… Не верите?
– Что в чемодане?
– Человек,– тихо сказал бродяга.
– Какой человек?– опешил Струмилин.
– Мужик… В галстуке.
Забалуев и Струмилин переглянулись: наверное, у обоих возникли сомнения насчет умственных способностей бомжа.
– Ты что, уже поддал? – спросил Генрих Петрович.
– Немного принял,– с детской непосредственностью признался Баобаб.
– То-то и видно! – грозно сдвинул брови главный лесничий.– И не темни!
– Я говорю, мужик… Только…
– А ну, тащи наверх чемодан! – приказал Струмилин, чуя что-то недоброе.
Бомж сумел лишь немного приподнять чемодан. Струмилину пришлось спуститься в ров и вместе с бродягой вытащить груз наверх.
Баобаб трясущимися то ли с перепоя, то ли с испуга руками отстегнул ремни, щелкнул замками и откинул крышку.