Задержанный был заспанный. По словам надзирателей, Баобаб дрых без просыпа. Очухивался лишь тогда, когда приносили еду.
Инга Казимировна начала допрос с того, что показала Молоткову фотографии картин, привезенные из Москвы.
– Ваши, Юрий Антонович?
Тот, смачно зевнув, взял снимки в руки.
– Господи, как искажены краски! – заметил он растерянно.– Сразу видно, пленка и бумага отечественные… Вы бы посмотрели оригиналы – как небо и земля!
– Видела.
– А где же картины?
– Летят во Франкфурт.
– А их автор сидит здесь,– печально произнес Молотков, оглядывая безрадостные стены и решетку на окне.
– Когда вы писали эти работы? – спросила Гранская.
– В течение последнего месяца.
– Конкретно, вот эту? – показала на «Парящую голову» следователь.
– В тот день, когда мы обнаружили чемодан со жмуриком.
– Позвольте, но ведь вы говорили, что сразу потащили чемодан прятать.
– Не сразу,– мотнул головой Баобаб.– Сначала мы выпили. Морж закемарил. Ну а на меня накатило вдохновение. Знаете, другие могут писать одну работу неделю, месяц, а то и больше. У меня же прямо истерика какая-то. Хватаю бумагу или холст, кисть или фломастер и не успокоюсь, пока не закончу.
– Хотите сказать, нарисовали «Парящую голову» за несколько минут?
– Почему же, около часа трудился. Обычно это бывает после сильного впечатления, потрясения, так сказать.
– И какое же у вас было потрясение?
– Вы что думаете, я часто видел дохляков без головы?– осклабился Молотков.
– Понятно,– кивнула следователь.– Нарисовали, а дальше?
– Оставил картину в нашей берлоге, потащил чемодан вниз. Там на поляне меня и застукали.
– Но как картина в тот же день оказалась в «Люкс-панораме»?
– Не знаю,– пожал плечами Молотков.– Может, Морж отнес. Или Бабухин сам приезжал и забрал.
– А что вы можете сказать насчет этого? – Гранская ткнула пальцем в угол снимка, где была изображена голова.– Она принадлежит убитому?
– Откуда, я ж его видел только без головы.
– Так чья же эта? – допытывалась Инга Казимировна, показывая на голову, что изображена на картине.
Баобаб провел ладонью по своей лысой макушке, по-детски улыбнулся.
– Сам не знаю, почему взбрело присобачить сюда калган этого гада. Наверное, мечтал, чтобы он сдох…
– Какого гада?– насторожилась Гранская.
– Есть один живодер. Голенищев фамилия…
– Откуда вы его знаете? – спросила следователь, удивленная тем, что в таком обычно флегматичном человеке проявилась неприкрытая злоба.
– Попил нашей кровушки,– ответил задержанный, явно взволнованный неприятными воспоминаниями.– Были у него с Моржом в рабах.
– В каком смысле – в рабах?
– Если вас держат ночью на цепи, травят собаками, как это назвать?
Молотков встал со стула, расстегнул брюки и без всякого стеснения спустил до пола. Под самой ягодицей левой ноги зиял безобразный шрам. Такой же, но поменьше был на икре. Видимо, следы собачьих укусов.
– Для чего же вас держали на цепи? – поразилась услышанному Гранская.
– Для чего? Для того, чтоб не сбежали. Голенищев за каждого дает купцу штуку…
– Тысячу рублей? – уточнила следователь.
– Ну да. А выжимает десять, а то и больше.– Догадываясь, что следователь все еще не понимает о чем речь, Молотков пояснил: – Видите ли, он взял овцеводческую ферму в аренду. Ну, якобы на семейный подряд. На самом же деле овечек у Голенищева пасут пять-шесть таких вот рабов, каким был я.
– Неужели?
– Факт,– кивнул Баобаб, подтягивая и застегивая брюки.
– Но как же вы согласились, чтобы вас продали?– все еще не могла поверить ему Инга Казимировна.
– Господи, да мы были рады! Ведь жили как бездомные псы на свалке. Пробавлялись отбросами. А тут предложили постоянную работу, харч пообещали клевый. Свежий воздух, на сто километров вокруг ни одного милиционера. Для нашего брата это самое главное. Вот Голенищев и пользуется. Знает, сука, что за все зверства ему ничего не будет. Какой бомж пойдет жаловаться к ментам? Да и не сбежишь.– Он похлопал себя по изуродованной ноге.– Я еще легко отделался. Ребята рассказывали, что этот фашист забил одного мужика насмерть, а мясом убитого кормил собак.
– А как же вам удалось избавиться от Голенищева?
– Бабухин выручил. Вернее, выкупил. Меня и Моржа…
– Вы давно знаете Руслана Яковлевича?
– С ним Морж давно был знаком…
– Ну, за здорово живешь Бабухин не стал бы раскошеливаться, так я понимаю?
– Надо думать,– усмехнулся Баобаб.
– В чем же была его выгода?
– Это уж вы сами спросите у Моржа,– хмыкнул Молотков.– Что же касается… Думаю, что мои картинки Бабухину нужны были. Товар, так сказать. А мне жрать надо. Куда беспаспортному ткнуться со своими работами? Л Руслана не интересовало, имею ли я прописку.
– Много он дает вам за картины?
– У нас, так сказать, безденежный обмен. Я ему свой талант, а он – харч и выпивку.
– Бабухин часто заказывает вам картины?
– Заказывать? Мне, художнику! – искренне удивился Баобаб.– Нет! Я пишу только по вдохновению. Ну скажите, можно ли, например, заказать вот эту работу?– Молотков взял со стола фото картины под названием «Встреча».
Главным в ней было – невыразимо грустные женские глаза. Вокруг них непонятные фрагменты. Но если внимательно приглядеться, то выходило, что эти фрагменты как бы составляли абрис лица. Ветви деревьев, неясные фигуры, вроде бы изображали волосы. В сплетенных цветах угадывались губы, а два полумесяца очень напоминали шею и подбородок. На втором плане были изображены фигурки людей. Взрослых и младенцев. Среди них угадывались сам Молотков и Морж.
– Портрет женщины?– высказала осторожное предположение следователь.
– Воспоминания о женщине,– поправил Молотков.– И то, что с ней связано: любовь, молодость, мечты… Представьте себе, мужчина встречает через много-много лет свое прошлое…
Он замолчал, грустно глядя в окно.
– Личное? – спросила Гранская.
– Нет,– медленно покачал головой Молотков.– Но и очень близкое мне. Свидетелем встречи я оказался случайно. И меня просто поразили глаза этой женщины… Такие же, наверное, были бы у моей жены, увидь она меня сейчас… После этого он ходил как чокнутый…
– Кто?– не поняла Инга Казимировна.
– Морж.
– А он-то при чем?
Гранскую каждый раз сбивала с толку манера задержанного перескакивать с одного на другое.
– Так ведь я изобразил встречу женщины с ним. Понимаете?
– Погодите, погодите. Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее. Когда это было, где, что за женщина?
– Когда? – переспросил Баобаб, почесывая голый череп.– Недели две-три назад. А насчет где: в сквере было дело, «У Дуни». Пришли мы туда калымить. На пузырь. Вернее, я сидел в сторонке, а Морж предсказывал судьбу клиентам. По руке. Набрали уже на две полбанки, хотели пойти в винный, вдруг подходит дамочка. Уже не первой молодости, но, скажу я вам, вполне еще весьма… И просит она Моржа рассказать, что ее ждет. Тот берет ее лапку, смотрит на линии, говорит о том, что видит, а потом вдруг…
Молотков неожиданно замолчал.
– Что – вдруг? – нетерпеливо спросила Гранская.
– Понимаете, Инга Казимировна, даже не могу передать, что и как между ними произошло… Словно ток прошел через их руки.
– Разволновались?– подсказала следователь.
– Да нет, словами это не выразишь.– Он ткнул пальцем в фотографию картины.– Не знаю, удалось ли, но я попытался выразить своими средствами: через глаза женщины.
Баобаб снова умолк.
– И что же дальше?
– Она как бы очнулась, вырвала руку, достала из сумки первую попавшуюся купюру, сунула Моржу и цок-цок каблучками… А он стоит как завороженный. Я подбежал, смотрю, держит в руке пятидесятирублевку. Толкнул Моржа, говорю, что это за краля? Он, ничего не ответив, сорвался, побежал за ней. Но так и не нашел, как сквозь землю провалилась… Надрались мы с ним в тот день по-черному. Морж и выложил по пьянке, что когда-то был по уши влюблен в эту дамочку, тогда она еще была совсем молоденькая. И, главное, познакомились они сумасшедшим образом. Она его с того света вернула.
– Каким образом?
– Самым натуральным… Морж полез купаться в пруд где-то на окраине Москвы. Ну и свело мышцы. Девчонка эта и вытащила его из воды. Наглотавшегося, без сознания… Откачала, вызвала «скорую». Моржа увезли в больницу в балдежном состоянии. Там он оклемался, спрашивает, кто, мол, спаситель. Врачи не знали… Морж мне рассказывал: помню, мол, как в тумане красивое лицо… Словно во сне привиделось. Ну а потом стал искать. Не нашел… Но вскоре их случай свел… А кино так и назвал «Девушка из моих снов»…
– Какое кино?
– Ну, свою первую картину. Ему, понимаете, после ВГИКа дали снимать полнометражный фильм. В главной роли он и решил снимать свою спасительницу.
– Вы видели этот фильм?– поинтересовалась следователь, так как не смогла его припомнить.
– Нет. Я вообще терпеть не могу кино. Разве это искусство? Театр – другое дело.
– Фамилию этой женщины он называл?
– Нет. Только имя. Лайма. Редкое, правда?
– Редкое,– согласилась Гранская.– И что же, они поженились?
– Я так и не понял. Морж сказал, что после съемок они жили как муж и жена, а потом расстались. Почему, не объяснил. А я в душу не лез… Однако после встречи «У Дуни» я понял, здорово его зацепило. Потом Морж где-то пропадал дня три. Заявился и говорит: знаешь, у меня была дочь. Умерла совсем маленькой, грудной. Я спрашиваю: дочь Лаймы? Да, говорит. И напился, неделю не просыхал.
– Юрий Антонович, Морж не делился с вами, может, у него появились какие-то планы в отношении Лаймы?
– Прямо – нет. Но как-то вырвалась фраза: я готов ей все простить.
– А что конкретно?
– Не говорил.
– Еще вопрос. Она сейчас замужем?
– Чего не знаю, того не знаю.
У Гранской в голове уже возникла новая версия, в центре которой была ревность, та самая ревность, которая так часто толкает людей на тяжкие преступления.