– Над нашими головами,– поправил Иван Иванович, с интересом наблюдавший за разговором.
– Из показаний Осетрова следует: Авдонин якобы выстрелил в него, но была осечка,– продолжала уже Ольга Арчиловна.– Допустим, это был выстрел из нижнего ствола. Кто стрелял из второго верхнего? Все тот же Осетров утверждает, что Авдонин стрелял в него после осечки во второй раз… Может, так оно и было?
– Не знаю,– неуверенно произнес Артем Корнеевич.
– Верхние стволы тоже с глушителями?– спросила Дагурова.
– Нет.
– А время, когда стреляли, определить можно? – поинтересовалась Дагурова.
– Увы, до этого наука еще не дошла,– ответил Веселых.– Но, понимаете, если Авдонин выстрелил из двух стволов, то на месте происшествия можно обнаружить хотя бы следы. Мы облазили все вокруг буквально на коленях. Каждый кустик, каждую травинку осмотрели. Конечно, сколько могли… И ничего похожего! Ни одной свежей царапины… Конечно, пуля не пушечное ядро, могла улететь, знаете, куда…
– А скажите, бывают такие пули, ну…– следователь хотела что-то объяснить, но Артем Корнеевич перебил.
– Которые испаряются? Нет, не бывает,– засмеялся эксперт-криминалист.
– Что же получается, а?– развела руками Дагурова.– Если верить Осетрову, то выстрел из нижнего ствола с глушителем был. Он принял его за осечку. Затем, по его словам, Авдонин выстрелил второй раз. Выстрел прозвучал громко. Значит – из верхнего ствола. А пуль нет, и нет их следов.
– И мешка, о котором говорил Осетров, тоже нет,– подсказал Кабашкин.
– Да, прямо головоломка какая-то,– вздохнула Ольга Арчиловна.– Ну ладно, давайте закончим с авдонинским ружьем. Теперь о пуле, которую вы нашли сегодня утром в распадке, неподалеку от места происшествия,– продолжала Дагурова.– Вы считаете, что именно она поразила Авдонина?
– Почти наверняка,– ответил Артем Корнеевич, поглаживая чурбак, в котором застряла пуля.– Но окончательный ответ дадут в лаборатории судебных экспертиз. Я попрошу, чтобы все исследования провели как можно быстрее.
– Очень хорошо, Артем Корнеевич,– кивнула Дагурова. Если что интересное-звоните. А бумаги можно потом…
– А куда звонить?
– Капитану Резвых, домой. Он мне передаст.
Ольга Арчиловна и Веселых проверили, входит ли «зауэр» в чемодан Авдонина. В разобранном виде ружье помещалось там легко, и места оставалось еще предостаточно.
Потом разговор зашел о листке из школьной тетради, который непонятно каким образом оказался рядом с ружьем и бумажником Авдонина.
– Явно блатные стихи,– сказал Кабашкин.– Помню, когда я работал в районе, собирал коллекцию подобного творчества. Потом бросил.
– Что блатные – это верно,– подтвердила Дагурова.– Но кому принадлежит этот листок-вот в чем вопрос.
– А может, Авдонин тоже собирал?– выдвинул предположение Иван Иванович.– Хобби, так сказать…
Веселых от комментариев воздержался. Ольга Арчиловна приложила листок со стихами к делу. Подходило время ехать в аэропорт.
Мужчины закусили на скорую руку консервами и колбасой. А ровно в семнадцать двадцать, как было условлено, подъехал директор заповедника. Как всегда, вежливый и внимательный.
Его дочь Марина сидела в «уазике» немного растерянная и взволнованная. Ольга Арчиловна хотела сказать ей на прощание что-нибудь ободряющее, но, как это бывает впопыхах, только и нашлась, что пожелала ни пуха ни пера…
Федор Лукич, однако, во всей этой суматохе проводов не позабыл позаботиться о Дагуровой. Он, оказывается, попросил Аделину прийти ночевать в «академгородок», чтобы одной Ольге Арчиловне не было боязно.
Машина уехала. Ольге Арчиловне взгрустнулось. Потянуло домой. Она вдруг вспомнила: Виталий в экспедиции. Но ведь был еще Антошка.
На прошлой неделе они вместе с мальчиком ходили в универмаг, покупали ему форму, новый портфель, тетради, карандаши – в общем все, что нужно было к новому учебному году. А в магазине как раз был один из однокашников Антошки. Он, видимо, спросил, кто такая Ольга Арчиловна. Надо было видеть, с какой гордостью и радостью мальчик ответил: «Это моя мама». У Ольги Арчиловны тогда сдавило горло и на глаза выступили слезы…
Именно в этот момент, как ей показалось, Антошка навсегда вошел в ее сердце.
«Неужели Анастасия Родионовна не понимает, что делить нам нечего? – с грустью подумала Ольга Арчиловна.– Ведь действительно она, Анастасия Родионовна, нужна в доме. Всем. И Антошке, и мне, и Виталию. Значит, полновластная хозяйка – бабушка. Чего ей еще надо?»
Но размышлять о взаимоотношениях в новой семье было довольно тягостно. Видимо, нужно было еще какое-то время, чтобы Анастасия Родионовна сама разобралась, что ее обиды и подозрения не имеют никакой почвы…
Ольга Арчиловна достала свои записи, протоколы допросов. И, пробежав их, вдруг поняла, что совершенно не может представить себе личность Авдонина.
В бумажнике, помимо визитных карточек, были две фотографии. Одна – Марины Гай. Дочь директора была снята в цвете, наверное, любителем (может быть, самим Авдониным?). Фотограф схватил счастливое мгновение – словно она бежала и обернулась на бегу, радостно чему-то улыбаясь. Волосы упали на лицо небрежно и очень по-девически. Этакая Наташа Ростова, когда ее впервые увидел Андрей Болконский. На обороте – никакой надписи.
На другом снимке, сделанном явно профессиональным мастером,– неизвестная молодая, яркая женщина с волевым лицом. Прекрасные, чуть вьющиеся волосы, огромные глаза, нос с едва заметной горбинкой. И умеренная, с большим вкусом положенная косметика. Такие женщины не могут не привлекать мужчин.
Надпись, сделанная фломастером, была размашистая и смелая: «У тебя есть шансы, Эдик!»
Ольга Арчиловна прикинула, сколько ей может быть лет? По фотографии судить трудно. Во всяком случае, не старше тридцати.
Она разглядывала снимки, размышляя, кем могла приходиться Авдонину эта женщина. Но тут подъехал капитан Резвых. Арсений Николаевич справился с одышкой, хотя поднялся лишь на крыльцо, и завел разговор о найденном ружье: где обнаружили, как оно лежало.
– Под деревом, в кустах,– ответила следователь.
– Может, спрятали?
– Непохоже…
– Примету не оставили? Зарубку или ветку зало-манную?– настойчиво продолжал капитан.
– Ничего такого не заметила… Мальчики обнаружили рядом с тропой, буквально в трех шагах.
– Да, конечно, если бы кто хотел схоронить от посторонних глаз, нашел бы место поукромней…
– А бумажник, тот чуть ли не на тропе валялся.
– И далеко от места происшествия? – поинтересовался Арсений Николаевич.
– Километров пять, не меньше. Знаете, у меня даже мелькнула мысль: а что, если ружье и бумажник украли из «академгородка»? Замок здесь простенький, английский.– Ольга Арчиловна посмотрела на участкового, как бы проверяя на нем свое предположение.– А с другой стороны – почему тогда вор не взял остальные вещи Авдонина? Например, магнитофон. Ведь дорогой…
– А ружье? Сами говорите, больших денег стоит.– Арсений Николаевич усмехнулся.– Странный вор, тысячами бросается…
– Есть еще мысль,– продолжала следователь.– Не могли Авдонина ограбить в распадке? Отняли ружье, бумажник…
Резвых помолчал, провел рукой по лысине.
– Вспомните, в каком он был состоянии, когда его увидел Осетров,– сказала Ольга Арчиловна.– Почему побежал от Нила?
– Действительно,– задумчиво произнес капитан.– Чего бы Авдонину пугаться? Но опять же, отняли ружье, потом бросили. И часы ведь не сняли. Японские, дорогие…
– А может, решили только деньги из бумажника взять, чтобы не засыпаться с вещами?
– Тоже бывает,– согласился Арсений Николаевич с улыбкой.– Мы с вами сейчас как впотьмах в чужом погребе: кувшин нашли, а что в нем?… Я вот думаю: вдруг Авдонин шел по распадку не один? Ну, началась пальба. Тот, спутник Авдонина, спрятался или сбежал. Потом, когда Нил ушел, он заглянул в комнату Авдонина, захватил его ружье, другие вещи и дал деру… А? Может быть, спутник этот самый и обронил бумажечку со стихами…
– Так,– заинтересовалась следователь и стала развивать эту идею.– Вы хотите сказать, что ни Авдонин, ни его предполагаемый спутник не хотели, чтобы их видели вместе?
– Мало ли какие дела бывают меж людьми,– развел руками капитан.– Но вот одного не пойму: если этот спутник украл ружье, то зачем вскоре выбросил его? Или кого испугался?
– Что вы имеете в виду? – сказала Дагурова.
– Определенного ничего… Смущает меня, что стишки-то… блатные. А вас не смущает?
– Смущает,– призналась Ольга Арчиловна.– Вот вам еще задание: не было ли тут у Авдонина знакомых среди бывших уголовников?
– Понял,– кивнул Резвых.– И вот еще что, Ольга Арчиловна, Юра Сократов очень расстроенный ходит…
– Отчего? – не поняла следователь.
– Деньги уже приготовил. Тысячу двести рублей. Говорит, теперь не докажешь, что Авдонин вез магнитофон именно ему…
– Когда вы узнали об этом?
– Сегодня разговаривал. Он все спрашивал: нельзя ли деньги послать родственникам Авдонина? Уж больно нужен ему этот магнитофон. Птиц записывать…
– Ну вот, прояснилось. Я, честно говоря, думала-гадала: привез кому-нибудь или сам где приобрел?
– А может, Авдонин не только магнитофон решил продать здесь, а еще что-нибудь такое-этакое?– покрутил в воздухе пальцами Арсений Николаевич.– За границей бывает, валюту имеет…
– Спекуляция, значит?
– Скажем по-другому,– улыбнулся участковый.– Дефицит. И чемодан-то у него теперь пустой…
– Мне этот чемодан тоже покоя не дает. Послала отдельное требование в Москву. Чтобы узнали у родственников, что Авдонин брал с собой.
– Э, когда ответ придет,– протянул капитан.
– А я еще и позвонила в московскую прокуратуру. Обещали сообщить по телефону самое главное.
– Это другое дело,– одобрительно кивнул Резвых.
– А Сократов сейчас дома?– спросила Дагурова.
– Был… А что?
– Хочу побеседовать…
Когда выходили, Резвых внимательно осмотрел замок на входной двери.