Ольге Арчиловне стало немного обидно: к тому, о чем говорил Новожилов, она уже подбиралась сама. Целую неделю, день за днем, ночь за ночью, ибо и во сне ее не оставляли мысли о деле. Но обижаться на Аркадия Степановича она не имела права. У него колоссальный опыт, знания. И интуиция, а в ней тоже опыт, только спрессованный. И в конце концов, Новожилов приехал помочь ей. В его доброжелательности она не сомневалась.
Они просидели до вечера. Потом пришел Меженцев, весь день проведший в седле: объезжал заповедник. Несмотря на усталость, Алексей Варфоломеевич пригласил Ольгу Арчиловну и Новожилова на чашку своего фирменного чая. Профессор был расстроен: на дальнем обходе обнаружил два заряженных капкана. К счастью, пустых… И с десяток изуродованных, очищенных от шишек кедровых деревьев.
– Наглеет браконьер! – возмущался Меженцев.– Даже присутствие здесь прокуратуры его не пугает. Рвут, топчут, калечат. Неужели люди не могут понять, что с природой не надо бороться… Ее надо понимать и любить… И любить не только соболя или горностая, но и каждого зайца… Не только дуб или березу, но и каждый кустик, каждую травинку. Ведь все они дают нам кислород… И красоту! Без живой зелени человек задохнется, а без красоты умрет еще раньше… Неужели люди не могут понять этой простой истины? Могут! Должны!
– Что вы предлагаете? – спросил Новожилов, видимо желая продолжить начатый разговор.
– По-моему, предлагать должны вы, законники,– с вызовом ответил профессор.– Дальше терпеть нельзя. Потому что наказание смехотворно, штрафы мизерные, не соответствуют убытку. Это очень серьезно!
– Я понимаю, вы болеете за свое дело…– попытался смягчить натиск Аркадий Степанович.
– При чем здесь мое личное отношение? – вспыхнул Меженцев.– Сколько получит вор, забравшийся в ювелирный магазин и укравший золотое кольцо?
– Примерно до пяти лет лишения свободы.
– Видите! Пять лет лишения свободы! А за убийство оленя – штраф. Всего-навсего! Но ведь кольцо можно сделать другое, а оленя не сделаешь!
– Плодятся,– примирительно улыбнулся Новожилов.
– А зубры? Вы, наверное, читали, что устроили браконьеры на Кавказе в заповеднике? Шесть зубров убили! А их всего-то на земле несколько тысяч…
– Государство тратит немалые деньги на егерей, инспекторов охраны… Вы считаете, что их число надо увеличить?
– Да. И расширить права охранникам природы!
– Насчет охранников, как вы выразились, природы…– поднялся Новожилов. Он, видимо, был задет за живое.– Простите, я на минуточку.
Он вышел и вскоре вернулся с раскрытым журналом «Советское государство и право».
– Послушайте,– обратился Новожилов к Меженцеву,– цитирую: «Поучительный эксперимент провели студенты – члены дружины МГУ по охране природы. Два студента-дружинника приехали на практику в Новосибирскую область в зверопромхоз и там за два месяца задержали столько нарушителей, сколько задерживали 150 местных штатных и общественных инспекторов за год. Эффективность работы студентов оказалась выше работы местных блюстителей в… 450 раз!»
– Ну что ж,– не сдавался профессор,– значит, там егеря не на высоте. (Сказав «там», Меженцев вспомнил, что и здесь Кудряшов не лучше.) Но интересно было бы знать, а сколько нарушителей, которых задержали студенты, было привлечено к ответственности? В статье не написано?
– Нет,– снова улыбнулся Аркадий Степанович.
– Вот именно! Бывало, задержат у нас браконьера, составят акт. Все как положено. А потом? Концов не найдем.
– Увы,– подтвердил Новожилов,– случается.
– Сплошь и рядом… Простите, что это за статья, которую вы цитировали?
Аркадий Степанович протянул профессору журнал.
– А я, к сожалению, не только об этой статье, но и о таком журнале не слышал,– сказал Меженцев.
– Обсуждение по письму писателя Рябинина из Свердловска. Это письмо было направлено в Прокуратуру СССР,– уточнил Новожилов.
Алексей Варфоломеевич полистал журнал.
– С вашего разрешения, я ознакомлюсь повнимательней,– попросил он Новожилова.– Любопытно.
– Пожалуйста. Буду рад обменяться мнением,– кивнул тот.
– Характерно, что вопрос поднял писатель,– сказал профессор, откладывая журнал.– Это у нас исстари. Чехов писал. В наше время Леонов. А на последнем съезде писателей говорил Бондарев. Но что получается? В защиту природы выступают ученые, художники, писатели, архитекторы, юристы… Все говорят…
– А надо? – улыбнулся Новожилов.
– Надо действовать,– серьезно продолжал Меженцев.
– Кому? – не унимался прокурор.
– Всем! Но прежде всего вам – юристам, прокурорам, милиции!… У вас сила, власть! Или я ошибаюсь, уважаемый Аркадий Степанович?
Меженцев пристально посмотрел на Новожилова, который, желая как-то смягчить свой ответ, сказал:
– Я не могу полностью разделить вашу точку зрения, ибо убежден, что у хорошего писателя или художника сил не меньше, чем у прокурора. А может быть, даже побольше.
Ольга Арчиловна молча пила чай, наблюдая за ними, чем-то очень похожими. Наверное, возраст сближает вкусы и манеры.
– А знаете ли вы, Алексей Варфоломеевич, что у русской творческой интеллигенции,– продолжил свою мысль Новожилов,– есть одна особенность – как ни странно, многие из них имели дело с юриспруденцией. Возьмите Пушкина, Гоголя, Льва Толстого. Видимо, тяга к справедливости?
– В общем, вы хотите сказать, что вся русская культура покоится на бывших юристах? – засмеялся Меженцев.
– Вся не вся,– спокойно ответил Аркадий Степанович,– но я могу еще назвать поэтов Майкова и Полонского, писателя Леонида Андреева, критика Стасова, драматурга Островского, художников Поленова и Рериха… Достаточно?
– Сдаюсь,– поднял руки профессор.– Впечатляюще… Но у меня невольно возникает вопрос: почему они щит и меч правосудия поменяли на искусство?
– Я же вам говорил, что у художника больше возможностей бороться. Следователь, прокурор, судья воюют с конкретными людьми – хапугами и другой мерзостью, с конкретными фактами, а писатель, художник борются с обобщенными типами людей, с типичными явлениями в обществе. И в нашем тоже. Вот почему я им завидую. Белой завистью.
Новожилов умолк. Молчал и Меженцев. Сколько так продолжалось, Ольга Арчиловна не заметила. Она думала об услышанном. Ей было интересно. Многое ново, неожиданно. Вспомнились арчиловские пятницы. Ленинград. Дом. И Виталий тоже. Она решила, что и у них с Виталием обязательно будут такие пятницы или субботы. И они обязательно пригласят на них и Меженцева, и Новожилова, и… кого еще? В самом деле, кого? И вот тогда, не найдя ответа, она решила нарушить тишину…
– Аркадий Степанович, скажите, а почему сейчас среди юристов нет таких ярких, интересных личностей?
– Пушкиных? – улыбнулся Новожилов.– Пушкины, брат, не на конвейере. Такие раз в тысячу лет рождаются. Ну а если говорить о талантах, то их и сейчас можно найти среди юристов.
– Например?
– Возьмите Льва Шейнина. Был следователем, даже начальником следственного отдела Прокуратуры СССР. Я видел его в генеральской папахе, лампасах… Но как следователя его уже забыли. А вот как писателя, драматурга, сценариста помнят. Переиздают как классика.
– Был. Значит, тоже в прошлом. А сейчас, в наши дни? – решила не отступать Ольга Арчиловна.
– И в наши дни многие юристы пишут музыку, сочиняют стихи, рисуют. А кто из них станет великим – скажет будущее. Ведь большое видится на расстоянии. Так? Пройдет время, может, и нашего Батю будут вспоминать не как прокурора области, а как великого живописца или архитектора.
Меженцев поднял голову, насторожился. Сказанное было неожиданным и для Дагуровой.
Почувствовав интерес к своему рассказу, Новожилов продолжал:
– Да, да, рисует. Одной рукой. Вы бы видели, как рисует! Никому не подражает, никого не копирует. У него свое видение, своя манера письма. Кто знает, минут годы, увидят потомки и оценят. А сейчас он никому не показывает, нигде не выставляется. И даже ни с кем не говорит на эту тему. Не хочет. Считает, что будут оценивать его работу необъективно, мол, инвалид, одной рукой…
– А как вам удалось увидеть? – заинтересовался профессор.
– Дело случая,– уклонился от ответа Новожилов.– А вот домик, что смастерил Василий Васильевич вместе с женой на своем садово-огородном участке, можете посмотреть. Рядом с моим финским стоит. Приезжайте, посмотрите и не поверите, что Батя из дерева сам сделал. Кажется, из кружева…
Оставшийся вечер Меженцев и Новожилов проговорили о Рерихе. Тот и другой очень ценили этого художника, влюбленного в Индию, Тибет, где Алексею Варфоломеевичу так и не удалось побывать, но куда он все-таки надеялся когда-нибудь отправиться; посетить загадочную Лхасу – столицу ламаизма, прикоснуться к древним рукописям, осмотреть знаменитые храмы.
«Счастливый,– подумала о нем Ольга Арчиловна.– Мечтает, как будто ему нет еще и двадцати… А сколько вокруг совсем молодых, которым уже ничего не хочется. И если хочется, то такого примитивного и ничтожного: заграничную дубленку, югославский мебельный гарнитур и как предел мечтаний – собственный автомобиль… Интересно, сохраним ли мы с Виталием в эти годы такую бодрость и оптимизм духа?»
…Утром, когда Аделина принесла в «академгородок» молоко, Дагурова попросила ее зайти. Когда следователь достала бланк допроса, ей показалось, что Кучумова на мгновение растерялась.
– Хочу выяснить насчет карабина,– сказала Ольга Арчиловна, заполняя бланк.
– Какого? – хмуро посмотрела на нее Аделина.
– Того самого, что вы получили в дирекции заповедника.– Дагурова назвала дату выдачи.– Когда и кому непосредственно вы его сдали?
– Лукичу… Давно сдала, три года назад.
– Гай утверждает, что вы не сдавали карабин.
Аделина удивленно посмотрела на следователя.
Впервые Ольга Арчиловна видела на ее лице смятение.
– Утверждает! – воскликнула Аделина.– Отдала ему лично в руки! Забыл он, что ли? Еще в угол поставил, между окном и сейфом. А патроны – в стол… Сердитый был, видать, ругался с кем-то,– частила Аделина.