– Никакого оформления сдачи ружья не было?
– Лукич сказал: оставь, потом запишу… Больше ничего не говорил.
– Прошу вас, вспомните, когда точно это было.
– Летом, кажется.– Аделина задумалась, по-детски хлопая глазами.– Июнь. Нет, июль. В самом начале. Прошло месяца два, как меня перевели из лесников в лаборантки… Думаю: зачем висит у меня без цели винтарь? Хоть и старый, а кому-то нужен…
– Значит, дату не помните?– уточнила Ольга Арчиловна.
– Ты помнишь, что делала три года назад?– раздраженно спросила Кучумова.
– Прямо не знаю, кто из вас забыл,– задумчиво проговорила следователь.– Федор Лукич или вы?
– Мне не веришь? – пожала плечами Кучумова.
– Просто того карабина у Гая нет…
– Откуда ты знаешь? – почти выкрикнула Аделина.
– На той неделе была ревизия. Карабина, выданного вам семь лет назад, не оказалось,– спокойно объяснила следователь, отметив про себя реакцию Кучумовой.
– Спроси у Гая, куда он его дел! Спроси! Я видела мой винтарь у него в мастерской!
– Когда? В какой мастерской?
– В воскресенье! Когда Авдонина застрелили… А мастерская у него в Турунгайше… Чучела там свои делает… Домик с решетками видели? Коричневый такой…
Дагурова вспомнила: тот домик стоит несколько в стороне от других домов на центральной усадьбе.
– Почему вы думаете, что это именно то ружье? – спросила Дагурова.
– Сразу отличу. У них ТОЗы, а у меня «Барс» был. Да и по ремню вижу. Сама плела. Из замши… Я два раза в неделю обязательно убираюсь в гаевской мастерской. Полы мою, пыль вытираю… Винтарь в воскресенье висел.
– Вы это точно помните? – спросила Дагурова, глядя прямо в глаза Кучумовой.
Та ничего не ответила. Только усмехнулась.
– Хорошо, пойдемте,– сказала Дагурова, поднимаясь.– К Гаю пойдем.
Кучумова покорно согласилась.
Ольга Арчиловна прихватила свои записи, а также магнитофон. Шли они быстро. Молчали. Следователь изредка бросала взгляд на спутницу. Аделина вдруг остановилась.
– Ты мне не веришь. Лукичу поверишь! – сказала она зло.
– С чего вы это взяли? – не сдержавшись, сердито спросила Дагурова.
– Танцевала с ним! Шепталась…
«Господи»,– вздохнула Ольга Арчиловна, вспомнив вечер, когда они сидели у Гая за праздничным столом, отмечая день рождения Марины.
– О чем вы говорите, Аделина Тимофеевна? У меня муж… Между прочим, ровно неделю назад мы сыграли свадьбу.– Ольга Арчиловна удивилась, зачем она говорит это Кучумовой.– А вы что же, приревновали?– спросила Дагурова.– Глупо. Смешно и глупо… У вас что-нибудь с Федором Лукичом?
– Было,– глухо ответила Аделина.
– Что? – вырвался у Ольги Арчиловны неуместный вопрос.
– То, что бывает между мужчиной и женщиной,– спокойно и серьезно ответила Аделина, продолжая смотреть прямо перед собой.– Только никто не знал. Больше всего Лукич боялся, что Чижик узнает. Ночью приходил. Как филин.
«Как же, не знали,– усмехнулась про себя Дагурова.– Все жители Турунгайша, в том числе и Чижик».
– Почему вы не поженились? – сыграла в наивность Ольга Арчиловна.
Кучумова покачала головой. Плечи у нее скорбно опустились.
– Не предлагал,– тихо ответила она.
– А если бы предложил?
– Теперь я бы не пошла.
– Почему?
Аделина некоторое время шла молча, видимо борясь сама с собой: открыться или нет? И эта борьба не ускользнула от взгляда Дагуровой.
Кучумова на ходу сорвала веточку, перекусила ее сильными белыми зубами и несколько раз мельком посмотрела на Дагурову, словно оценивая, заслуживает ли она, чтобы ей доверили нечто сокровенное. И решилась:
– Когда Лукич приехал сюда – другой был. Злой, горячий. На работу набросился как волк. Кому-то доказать хотел… Рассказал: жена умерла, осталась дочь. Решила Лукичу помогать во всем… Потом поставил на первый обход лесником. Все делала, что просил. Гости приезжали, готовила, стирала…
«И держала язык за зубами, как Кудряшов»,– подумала про себя следователь.
– Год прошел, говорю Лукичу: переведи на другой обход,– продолжала Аделина.
Ольга Арчиловна бросила на нее вопросительный взгляд, а у самой в голове мелькнуло: «Значит, не понравилось быть глухонемой?»
– Он говорит: побудь еще немного, хорошую замену найдем, переведу… Приезжает как-то из Москвы человек. Ревизор, что ли…
По тому, что Аделина стала говорить скороговоркой, Ольга Арчиловна поняла: подходит к самому главному.
– Гай просит: надо хорошо встретить,– продолжала Аделина.– Чтобы гость уехал довольный. Очень, мол, нужный человек. Я все приготовила. Лукич весь вечер с ним сидел. Потом собрался уходить, а мне говорит: останься, вдруг гостю что-нибудь понадобится…
– Где это происходило? – спросила Дагурова.
– В доме, где сейчас Кудряшовы… А я всегда в своем домике жила. Даже когда была лесником на первом обходе. На ночь домой приходила. А в тот раз осталась.– Аделина вздохнула.– Гость стал всякие намеки делать, хвалить, что я красивая. Я сразу ему: ничего не выйдет. Умный оказался, шутками отделался. Я Лукичу ни слова. Но вижу, недовольный… Потом еще один приехал. Из области. Но тоже большой человек. Лукич снова попросил меня остаться… Этот выпил сильно, нахальничать полез. Я оттолкнула его, домой убежала. Он проспался, на следующий день прощения просил… Не знаю, что он сказал Лукичу, но Гай меня почему-то похвалил.– Аделина горько усмехнулась.– Наверное, подумал, у меня с ним что-то было… И отсюда солнце ушло,– показала она на левую сторону груди.– Лукичу перестало светить. Когда Гай пришел ночью, я сказала: больше не ходи…
Аделина замолчала.
– Вот вы сказали, Гай другой был,– осторожно спросила Дагурова.– В каком смысле?
– Теперь не тот,– сердито произнесла Кучумова.
– Почему вы так думаете?
Аделина пожала плечами. Но объяснять не стала. Дагурова поняла: больше от нее ничего не добьешься.
«Сложная штука – отношения между мужчиной и женщиной,– думала Ольга Арчиловна.– Может быть, сводничество – плод ее воображения? Не очень-то похоже на Гая. И сдается, не погасли у Аделины к нему чувства. Ревнует – значит, любит. А он?»
У Дагуровой вспыхнуло в голове: а вдруг все это связано с убийством Авдонина? Гай, продолжая любить Аделину, узнал о домогательствах Авдонина, о золотых сережках. Взыграла мужская гордость, ревность, вот и решил Гай отомстить…
Мысль была неожиданной, однако не лишенной почвы.
Они подошли к Турунгайшу.
«Надо это хорошо обмозговать»,– решила про себя следователь, когда они поднимались на крыльцо конторы.
У Гая был крайне недовольный, озабоченный вид. Первое, что бросилось в глаза следователю,– «Вечерка» с фельетоном о Груздеве, лежащая на столе директора.
«Конечно, заметка в газете косвенно ударит и по нему»,– подумала Дагурова.
– Почему говоришь, что я не сдавала тебе винтарь?– с ходу набросилась на Гая Аделина.
– Минуточку,– остановила ее следователь.– Сделаем все как положено.
И она объяснила Гаю, что хочет провести очную ставку, чтобы выяснить наконец вопрос о карабине «Барс-1», выданном Кучумовой семь лет назад.
Директор вновь выразил крайнее удивление: для него все было ясно – не сдавала.
– Ты его сюда поставил,– горячилась Аделина, показывая на промежуток между окном и сейфом.– А коробку с патронами в стол положил.
– Аделина Тимофеевна,– холодно произнес Гай,– не делайте из меня дурака. Я человек точный. Если бы вы принесли карабин, он был бы у меня. И где роспись, что я принял? Где?
Они некоторое время препирались. Дагурова дала им возможность высказаться и в то же время старалась как можно точнее воспроизвести в протоколе обоюдные доводы, хотя очная ставка и записывалась на магнитофон.
– В воскресенье я видела его у тебя в мастерской!– наконец выложила свой главный аргумент Кучумова.– Я хорошо помню. Ремень сама сплела.
Гай усмехнулся и обратился к Ольге Арчиловне:
– Разрешите, я отлучусь буквально на пару минут? Чтобы поставить все точки над «и»…
Поколебавшись, Дагурова согласилась. Гай вышел. Аделина сидела нахохлившись, как злая, готовая к бою птица.
Федор Лукич вернулся, держа в руках карабин ТОЗ-17 с плетенным из замши ремнем.
– Пожалуйста,– положил он на стол перед следователем ружье.– Ремень действительно сделала Кучумова.– В его словах сквозила неприкрытая ирония.– Карабин этот записан на мое имя.– Он показал номер.– Кстати, Артем Корнеевич брал его для экспертизы…
Ольга Арчиловна сверила номер со списком. Принесенное Гаем ружье действительно было исследовано наряду с другим оружием, взятым у лесников.
– Кого ты хочешь обмануть? – с тихой злостью произнесла Кучумова, смотря на директора горящими глазами.– Здесь двойная елочка,– дотронулась она до ремня на ружье.– А на том – одинарная.
– Это уж я не знаю, чем вы руководствуетесь,– спокойно парировал Гай,– вводя в заблуждение следователя… По-моему, не время и не место мстить за какие-то несуществующие обиды.– Он покачал головой и с грустью добавил: – Не надо, прошу вас…
Аделина вдруг сникла, словно из нее мгновенно улетучились весь пыл и негодование.
– Эх, Лукич, Лукич,– вздохнула она.
В кабинете воцарилось молчание.
– Так вы настаиваете на своих показаниях? – спросила Дагурова у Кучумовой. Та вяло махнула рукой:
– Пиши что хочешь. Я больше ничего не скажу…
Она первая подписала протокол и вышла из конторы, задумчивая и словно ставшая меньше ростом.
Директор внимательно прочел протокол, поставил подпись на каждой странице и спросил:
– Больше ко мне вопросов нет?
– Нет,– поднялась Дагурова.
Гай тоже встал, положил руку на газету с фельетоном.
– Груздева сняли. Мне только что сообщили,– кивнул он на телефон.– И от меня объяснительную требуют… Вот такие дела…
Но Ольге Арчиловне в его словах послышалось совсем другое: я, мол, к вам всей душой, а в ответ такая черная неблагодарность.
У Ольги Арчиловны не было никакого желания обсуждать с ним груздевское и его положение, хотя на языке вертелось: любишь кататься, люби и саночки возить…