Дагурова решительно направилась к метро. По сведениям, которые добыл на БАМе капитан Резвых, Жан из Парижа должен был остановиться в Москве у родителей своего друга по стройке и клубу «любомудров» Бориса Рогова.
Зеленоград километрах в двадцати пяти от Москвы, хотя и считается ее районом. Телефона у Роговых не было. И Дагурова не знала, застанет кого-нибудь дома или нет.
Роговы жили в двенадцатиэтажном, из красного кирпича доме. Открыла девушка лет шестнадцати, с толстой светло-русой косой и живыми карими глазами.
Когда Ольга Арчиловна сказала, что приехала с Дальнего Востока, Наташа (так звали сестру Бориса Рогова) радостно потащила ее в свою комнату, увешанную фотографиями известной русской балерины начала века Анны Павловой. Ольга Арчиловна решила пока не говорить о цели своего приезда и о том, что она следователь, просто сказала: нужно встретиться с Иваном Жигайловым.
– Он должен был уже вернуться из Москвы, но почему-то задержался,– посмотрела на часы Наташа.– Вы его обязательно дождитесь. Ваня так обрадуется, увидев своих,– беспокоилась девушка.– Сейчас бабушка из магазина придет, кофе попьем…
От кофе Ольга Арчиловна отказалась. А от сердца отлегло: значит, Жан из Парижа еще в Москве.
Наташа забросала ее вопросами. Была ли Дагурова на БАМе, какая там сейчас погода, что надо брать с собой из одежды, если поехать туда…
– Это куда же ты собралась, егоза? – заглянула в комнату пожилая женщина с полным добрым лицом.
Они и не заметили, как пришла бабушка.
– Бабуля, и Ольга Арчиловна с БАМа! – радостно представила гостью Наташа.
– Не с самого БАМа,– оправдывалась Ольга Арчиловна.– Рядом. А совсем недавно мой хороший знакомый виделся с вашим внуком…
– С Боренькой? – в свою очередь, обрадовалась женщина.– Ну, расскажите, расскажите, как они там? А то Ивана послушать, так у них там лучше не придумаешь. А ведь это как-никак Дальний Восток.
Ольгу Арчиловну уговорили попить кофе. Стол накрыли по-семейному, на кухне. Дагурова постаралась припомнить все, что рассказывал о посещении стройки Арсений Николаевич. И о том, что ребята трудятся на славу, и что попалась трудная проходка: природа щедра на сюрпризы. Не забыла упомянуть, что Борис с товарищами обещали осенью приехать в гости в Шамаюн со своей самодеятельностью и рассказать о великой магистрали.
– Об этом Боренька ничего не писал,– сказала бабушка.– Это хорошо. Я очень рада, что мой внук пройдет такую школу. В жизни ой как пригодится! Сама после войны Днепрогэс восстанавливала. Недавно показывали по телевизору, так я слез не могла сдержать. Моя молодость!…
– Вот видишь,– вдруг заявила Наташа,– сама рассказывала, что там были совсем девчонки по четырнадцать лет! А меня к Борису не отпускаете!
– Родненькая ты моя,– ласково взглянула на нее бабушка.– То ведь после войны. Рук не хватало. Отцов да матерей войны покосила… А тебе школу кончать надо.
– И закончу,– упрямо сказала девушка.– А на следующий год все равно уеду. Что хотите делайте, не удержите… Получу комсомольскую путевку – и приветик.
– Поживем – увидим,– нежно погладила ее по волосам бабушка. Повернувшись к Ольге Арчиловне, добавила: – Там какие-то «любомудрые» у Бориса на участке… Придумали же…
– А что? Боря писал, что без вступительного взноса в их клуб не принимают… У меня есть, вот…– Наташа сорвалась с места и выбежала из кухни.
– Ну как сладить с такой? – улыбнулась бабушка.
Девушка вернулась с красивым альбомом, переплетенным в красный сафьян. Страницы его заполнял текст, написанный ровным, совсем еще детским почерком, и вырезки из журналов с фотографиями все той же Анны Павловой.
– Вы представляете,– горячо сказала Наташа,– оказывается, настоящий балет в Англии пошел от нашей, русской! Анны Павловой! В Англии ее почитают – как у нас Пушкина в поэзии! Видите,– показала она снимок из журнала,– Павлова в «Лебедином озере». Она попала за границу еще до первой мировой войны. Потом переехала в Лондон и организовала балетную труппу… Ее считают самой гениальной балериной всех времен!…
– Ну, села на своего любимого конька,– шутливо пожурила внучку бабушка.
– Разве это не интересно? – допытывалась девушка у Ольги Арчиловны.
– Очень,– ответила Дагурова.– А почему ты выбрала именно Павлову?
– Такая плясунья сама была! – ответила за внучку бабушка.– Мечтала в балетное училище, да отец воспротивился. Говорит, выйдет, мол, балерина или нет – на воде вилами писано… Нужно, чтобы в руках дело было, а не в ногах.
Рассказ старшей Роговой прервал звонок в дверь.
– Вот и Ваня,– снова сорвалась Наташа и побежала открывать.
Через минуту в кухне появился широкоплечий, коренастый парень в полосатом сером костюме, со свертками в руках. Усы и бородка у него как у Д'Артаньяна. Он внимательно оглядел Дагурову.
– Вы, что ли, ждете меня?
– Да. Здравствуйте.
– Здравствуйте,– сказал Жигайлов, все еще пристально изучая Ольгу Арчиловну, возможно пытаясь вспомнить, знает он ее или нет.
– Сперва за стол. Проголодался небось,– засуетилась бабушка.
– Спасибо, я сыт,– ответил Иван, складывая покупки на стул.– Прямо из ресторана, что на Останкинской башне.
– Ох и упрямый же вы народ – бамовцы,– вздохнула старушка.
– Не без этого,– согласился с улыбкой Жан из Парижа.
Ольга Арчиловна дала понять, что у нее к Жигайлову конфиденциальный разговор. И они уединились в Наташиной комнате. Дагурова представилась – старший следователь областной прокуратуры.
– Вот вы-то мне и нужны,– мрачно обрадовался Жигайлов.– Помогите. Понимаете, уже больше недели здесь валандаюсь, перебрасывают меня из одного кабинета в другой, как футбольный мяч.
От такого натиска Ольга Арчиловна слегка растерялась.
– Вы это о чем? – спросила она.
– Мне к брату на свадьбу надо, а я в Москве торчу! – не унимался Жигайлов.– И главное – толку пока шиш! – Он вдруг спохватился: – Понимаете, поручение от комсомольского бюро участка. Вы ведь наша, байкало-амурская, так?
– Ну, в общем, местная,– уклончиво ответила Дагурова.
– Знаете, что такое дороги для нас?! Артерии жизни! Для строительства прокладывают ого-го какие магистрали! Бетонки! Я имею в виду притрассовые дороги… Уходят строители дальше, и что же с этими дорогами делается – страшно смотреть и больно.– Жигайлов в сердцах махнул рукой.– Преступление, форменное преступление!
– И кто же виноват? – спросила Дагурова.
– У нас порой виноватых не найдешь. Передовиков – пожалуйста, тут же укажут. А вот растяпы – словно невидимки… Был я в Министерстве транспортного строительства. Ведь это оно строило притрассовые дороги. Говорят: они, ну эти самые дороги, теперь не наши, идите в Министерство автомобильных дорог… Пошел. И вы думаете, добился? Дудки! Там в один голос: те дороги, мол, еще не наши, вот примем на баланс, тогда… А когда они их примут на баланс, это уже будут не дороги, а сплошные колдобины!… Памятники бывшим дорогам!
Ольга Арчиловна дала Жигайлову высказаться: парень весь так и кипел негодованием. Затем посоветовала сходить в ЦК комсомола. Там наверняка помогут. А потом Дагурова постепенно перешла к тому, для чего, собственно, и встретилась с бамовцем в Москве: как и зачем он с другими ребятами из его бригады оказались в Кедровом в воскресенье, 27 июля.
– А для чего вам это надо?– спросил Жигайлов.
– Значит, надо. Сами понимаете, следователь по пустякам не расспрашивает.– Об убийстве Авдонина она пока решила умолчать.
– Да уж вижу, какие тут пустяки,– сурово произнес Жигайлов.– Раз в такую даль по мою душу прилетели…
И он подробно рассказал то, что уже было известно следователю со слов капитана Резвых: ребята возвращались из поездки по Амуру, решили посмотреть на красоты Кедрового, а заодно встретиться с Меженцевым: у дружка Жигайлова, Раймонда Скуенека, увлекающегося животным миром, были вопросы к профессору, которые волновали членов биологической секции «любомудров». Иван подтвердил, что, когда они случайно встретили Авдонина, которого сначала приняли за браконьера, его поразило ружье московского ученого…
– Карабинчик – мечта! – восторгался Жигайлов.– Была бы какая-нибудь шмотка – ни в жизнь не позарился. А тут зажегся. Брат у меня охотник! Говорю этому мужику: сколько хочешь – тут же наличными.– Иван похлопал себя по пиджаку, где был внутренний карман.– А он смеется: самому, мол, надо. Я его уламываю и так и этак. Ребята торопят: надо к вертолету поспеть в Шамаюнский аэропорт. До райцентра ведь топать и топать. Мне показалось, что этот москвич, ну ученый, кажется, клюнул.– Жигайлов достал записную книжку, полистал.– Вот. Авдонин… Говорит, найдешь меня в Москве…
– Дал адрес?– спросила Дагурова.
– Да, все чин чинарем. И телефон дал. Сказал, что будет дома через пару дней, а там потолкуем… Я звонил, даже ездил в прошлый четверг. Аж в Черемушки. Нет его.
– Дальше,– попросила следователь.
– Добрались мы до центральной усадьбы заповедника. Потолковали с директором. Там я и распрощался с ребятами. Они на стройку потопали, а я в Шамаюн…
До этого места Дагурова знала, что делали «любомудрые» и как себя вели. Показания Жигайлова совпадали с тем, что рассказали Скуенек и Рогов. Ее больше всего интересовали пять часов, оставшихся до отлета вертолета…
– Значит, вы отправились в Шамаюн?
– Не сразу. Решил вернуться, найти этого самого Авдонина.
– Зачем? – вырвалось у Ольги Арчиловны.
– Думал, уговорю. А то в Москве заартачится…
– Нашли?
– Куда там! Попробуй найди! Тайга! Побродил, побродил я и плюнул. Выбрался на дорогу. Повезло: машина шла в райцентр. Еле успел на вертолет. А то загорал бы до вторника…
Ольга Арчиловна попросила объяснить, в какой стороне он искал Авдонина. Из рассказа Жигайлова выходило, что было это довольно далеко от распадка, где оборвалась жизнь Эдгара Евгеньевича. Но на всякий случай Дагурова поинтересовалась: не слышал ли Жигайлов выстрелов? Иван ответил отрицательно.