ящий на должность руководителя, чем Золотухин! А назначили её заместителем начальника отдела потому, что прежний ушёл на пенсию. Поговорите с людьми в отделе — за Стеллу Григорьевну все проголосуют обеими руками!
— А кто курирует отдел?
— Я понял ваш вопрос, — сказал Паршин. — Не Варламов, другой зам.
— Ясно, — кивнул Чикуров. — Ну и что Золотухин?
— Ушёл из министерства, — сухо ответил Паршин. — Ким Харитонович, уверяю вас, тут ни при чем.
«Надо бы узнать, где теперь Золотухин, — подумал следователь. — Встретиться с ним необходимо. Не мешало бы также поговорить с Ростоцкой».
— Ещё вопрос, — продолжил Игорь Андреевич. — Каково материальное положение Варламова?
— Откуда мне знать? — удивлённо вскинул бровки Паршин. — Могу лишь сообщить вам, что оклад у него пятьсот рублей.
— А помимо оклада других доходов нет?
— Мне известно, что Ким Харитонович иногда выступал по радио, на телевидении. Писал по заказу статьи для газет и журналов.
— Вы имеете в виду гонорары? — уточнил следователь.
— Да, — подтвердил замминистра. — А почему, собственно, вы заговорили об этом?
— Потому что в его номере в гостинице обнаружили сто двадцать пять тысяч рублей, — спокойно ответил Чикуров.
— Сто двадцать пять тысяч?! — так и подскочил Паршин. — Нет, нет! Что-то не то!
— Да, — подтвердил Игорь Андреевич. — В чемодане лежали и в «дипломате».
— А чемодан и «дипломат» его? — все ещё сомневался Паршин. — Может, кто подменил? У меня однажды в аэропорту перепутали кейс. Жена открыла — и в обморок! Представляете, — хихикнул Паршин, — там была «неделька», ну, женские трусики, импортный набор, и прочие предметы дамского туалета.
— Увы, все принадлежало Варламову, — разочаровал собеседника Игорь Андреевич.
— А что, если это провокация? — высказал новое предположение Паршин. — Или вы исключаете?
— Почему же, — пожал плечами Чикуров. — Все может быть.
— Господи, сто двадцать пять тысяч! — не мог успокоиться замминистра.
— Я таких денег сроду в руках не держал, хотя ворочаю миллионами! На бумаге, естественно… Откуда они у Кима Харитоновича?
— Меня это тоже интересует, — усмехнулся Игорь Андреевич и задал очередной вопрос: — Скажите, с какой целью Варламов поехал в Южноморск?
— Служебная командировка.
— Это я знаю, Ким Харитонович указал в «листке прибытия» в гостинице. Я имею в виду, чем она вызвана?
— Время такое, Игорь Андреевич, новый стиль руководства, — ответил Паршин. — Раньше руководили, не выходя из кабинета. — Он кивнул на телефонные аппараты, выстроившиеся на столике у кресла. — Это были и глаза, и уши, и руки. А теперь надо быть в самой жизни, в самой гуще! Непосредственно там, где дело. А в Южноморске у нас важный объект — санаторный комплекс. По последнему слову науки и техники. Главное — все для целой семьи: и отдых, и лечение, и спорт. Даже учёба для детишек! Возглавляет стройку Блинцов. Можно сказать, один из наших маяков! Руководитель, на которого можно положиться закрыв глаза! Все шло отлично — перевыполнял, опережал график, переходящее Красное знамя не уступал никому. И вдруг — бац — полгода назад статья в газете «Труд»: Блинцов игнорирует профком, администрирует, зажимает демократию! Мы разобрались, Блинцов обещал учесть. А тут месяц назад снова выступил «Труд». Теперь уже фельетон. Главный герой — все тот же Блинцов! Вот мы и решили командировать Кима Харитоновича, чтобы разобрался. За мужика обидно, я имею в виду Блинцова: всего три года осталось до пенсии, подумал бы, как достойно уйти на заслуженный отдых, ан нет…
— Вы говорите, фельетон появился месяц назад?
— Да.
— А Варламов полетел разбираться только сейчас. Почему?
— И так еле вырвался, — вздохнул замминистра. — Дел — это что-то невообразимое! Ежедневно сидим до десяти — двенадцати ночи! Я уже не помню, когда в субботний день был с семьёй. Да и воскресенье частенько приходится прихватывать. — Он печально улыбнулся. — Не представляю, как ещё нас жены терпят!
— Раз уж вы заговорили о жёнах, семье… Как у Варламова в этом отношении?
— По-моему, все нормально, — немного помедлив, ответил Паршин. — Во всяком случае, никаких сигналов от жены Кима Харитоновича не поступало.
Ответ насторожил Чикурова: когда между супругами все хорошо, об этом говорят другими словами. Он хотел расспросить подробнее, но зазвонил телефон. Белый, с гербом Советского Союза.
Замминистра поспешно схватил трубку. Разговор был очень короткий, и, когда он закончился, Паршин сказал:
— Извините, больше не могу уделить вам ни минуты! — Он нажал клавишу селектора и приказал: — Машину!
— Хорошо, Сергей Иванович, — ответил секретарь.
Хозяин кабинета вышел из-за стола.
— До свидания, — сказал он, протягивая руку следователю.
— До свидания, — ответил Чикуров и добавил: — Если у меня возникнут ещё вопросы, я, с вашего разрешения…
— Да-да, — перебил Чикурова Паршин. — Звоните.
Игорь Андреевич вышел в приёмную. Настенные часы показывали без четверти семь.
«Жаль, рабочий день кончился, — расстроился он. — А так надо было бы встретиться сегодня с Ростоцкой…»
На всякий случай Чикуров спросил у секретаря замминистра, какой у Стеллы Григорьевны телефон.
— Внутренний или городской? — уточнила секретарь.
— Давайте оба.
Он все же набрал номер замначальника отдела — чем черт не шутит?
— Ростоцкая слушает, — раздалось в трубке.
Чикуров назвал себя и попросил разрешения зайти.
— Я вас жду, — сказала Стелла Григорьевна.
Её кабинет находился на самой верхотуре. Из окна разворачивалась панорама Москвы. Ростоцкой было лет тридцать. Не очень высокая, но стройная, ладная, она сидела за столом над ворохом деловых бумаг. Какие-то сметы, отчёты, гроссбухи…
— Извините, что я задерживаю вас в неурочное время… — начал было Игорь Андреевич после взаимного представления, но Стелла Григорьевна прервала его.
— О чем вы! — усмехнулась она. — Не помню уже, когда уходила в шесть.
— Так много дел?
— Дел мало, бумаг много, — вздохнула Ростоцкая. — И самое страшное — их количество растёт не по дням, а по часам!
— А как же борьба с бюрократизмом? — спросил Чикуров. — Вернее, с пресловутым бумажным девятым валом?
— Борьба сама по себе, бумажный вал — сам по себе, — снова усмехнулась Стелла Григорьевна. — Вроде говорим все правильно, принимаются нужные постановления, но что-то не срабатывает. — Она спохватилась. — Извините, вас конечно же интересует не это. Позвольте спросить, чем обязана визиту?
— Я расследую дело о гибели Варламова.
— Боже мой, просто не верится!
Стелла Григорьевна прижала ладони к лицу, некоторое время сидела так, не произнося ни звука, потом достала платок, промокнула им уголки глаз.
— Это ужасно! — сказала она дрогнувшим голосом. — И так несправедливо: погибнуть в расцвете лет. — Она закурила. — Ким Харитонович мог сделать столько полезного, хорошего! Скажите, как это произошло?
— Увы, — развёл руками Игорь Андреевич. — Пока неизвестно.
— Неизвестно? — удивилась Ростоцкая. — Странно… Я вчера смотрела фильм, там убийство раскрывают за сутки!
— Выходит, у меня ещё есть шансы, — невесело улыбнулся Игорь Андреевич. — Я принял дело к своему производству… — он посмотрел на часы,
— шесть часов сорок минут тому назад. И посему не будем терять драгоценные секунды.
Ростоцкая кивнула, мол, к вашим услугам. Но когда Чикуров достал бланк протокола допроса свидетеля, лицо у неё так же, как и у Паршина вытянулось. Но Стелла Григорьевна ничего не сказала, лишь насторожилась.
Следователь занёс её данные в протокол. Ростоцкой шёл тридцать первый год. Незамужняя.
— Давно знаете Варламова? — спросил Чикуров.
— Четырнадцать лет… Подумать только, почти половину сознательной жизни! Я ведь пришла к нему работать сразу после школы. Ким Харитонович был тогда начальником главка. А потом уже его назначили замминистра. Два последних года у него другая секретарша. А я — вот. — Она показала на стены кабинета.
— Что можете сказать о Варламове?
— Так он меня, можно сказать, в люди вывел! В институт заставил поступить! Прекрасный был человек, что и говорить. — Она снова вздохнула. — Партиец не на словах, а на деле. Принципиальный, требовательный. Но это, как вы сами понимаете, не всем нравится.
Когда Чикуров поинтересовался, что и кого Ростоцкая имеет в виду, она стала говорить об анонимках, о пресловутом партсобрании и Золотухине. Игорю Андреевичу пришлось выслушать почти то же, что он узнал от первого заместителя министра.
— Стелла Григорьевна, — спросил Чикуров, когда она замолчала, — вы, как бывший секретарь, видимо, довольно хорошо были осведомлены о жизни Кима Харитоновича. Скажите, могли его убить?
— Убить? — переспросила Ростоцкая. — За что?
— Подумайте… И если да, то кто?
— Даже представить себе не могу. Золотухин исключается. Вы не можете себе представить, как он переживал, что его занесло на том собрании! А кто другой — не знаю. Да и не верю…
Следователь осторожно спросил, известно ли ей, какие были отношения в семье Варламова. Ему показалось, что вопрос этот смутил Ростоцкую. Однако она быстро взяла себя в руки.
— Ким Харитонович, насколько я помню, никогда слова плохого не говорил ни о жене, ни о детях. Сам был очень внимателен и заботлив к ним. Настоящий муж и отец! — сказала Стелла Григорьевна. — Правда, относился к своим без лишней сентиментальности.
Затем разговор коснулся увлечений Варламова.
— Какие там увлечения! Работа отнимала у него все время и силы. Единственно, что он любил, так это водить машину. Заядлый автомобилист. Шутил, что в нем умирает классный автогонщик. Говорил, что за рулём отдыхает телом и душой.
— Когда же он успевал, если, как вы говорите, был донельзя загружен работой?
— Из дома — на работу, с работы — домой… У него была собственная «Волга» с форсированным двигателем.