Платил «профессор» из своего кармана…
— Вы знали, чем он на самом деле занимается? — спросил Чикуров.
— Сначала нет, — ответил Бухарцев. — Да и зачем было интересоваться? Работа непыльная, башли — иной директор столько не получает! Правда, ездить приходилось много. То на Юг, то на Север, то в Прибалтику. Но останавливались всегда в лучших гостиницах, харчились в самых дорогих кабаках. Престижность нужно было соблюдать… Помотался я с ним полгодика, понасмотрелся, с кем встречается, понаслушался, о чем говорит с людьми, вот тогда и смекнул что к чему.
И Бухарцев рассказал о том, что уже было известно следствию, — о фруктово-овощном бизнесе Скворцова-Шанявского. Сам же Эрнст, по его утверждению, к этому делу никакого отношения не имел.
— Для чего вы возили своего шефа в декабре прошлого года в Средневолжск? — задал вопрос Кичатов.
— Там у Валерия Платоновича был знакомый, — ответил Бухарцев. — Заправлял в областном агропроме. Он поставлял моему патрону ценную информацию, ну и по возможности помогал чем мог.
— За деньги или просто так, по дружбе? — поинтересовался Дмитрий Александрович.
— За просто так теперь и прыщ не вскочит! — усмехнулся Бухарцев и, как бы упреждая уточняющие вопросы, сказал: — А вот как они там договаривались с Валерием Платоновичем, о чем, ей-богу не знаю! Без меня было…
— А где вы проводили время, когда Скворцов-Шанявский занимался своими делишками? — словно бы невзначай поинтересовался Чикуров.
— Да где придётся. Или в номере ждёшь, когда позовёт, или же, если шеф предупредит, что не понадоблюсь до такого-то времени, — махнёшь в кино…
— Ну а двадцать пятого декабря? — спросил Кичатов. — Вечером, когда Скворцов-Шанявский ужинал в ресторане «Россия» с тем агропромовским начальником?
— Двадцать пятого, двадцать пятого… — Эрнст наморщил лоб.
— Могу уточнить, — добавил Чикуров. — От шести тридцати до начала десятого вечера.
— Так когда это было! Год, считай! — Бухарцев отвёл глаза и пробормотал: — Не помню.
— Вспомните, пожалуйста, получше, — попросил Игорь Андреевич.
— Да, да, — более категорично, чем руководитель следственно-оперативной группы, потребовал Кичатов. — Как вы очутились в квартире Глеба Ярцева на Большой Бурлацкой улице, где похитили драгоценности его жены?
— Я? — растерялся Бухарцев.
— Вы, вы, — подтвердил подполковник. — Больше некому. У Скворцова-Шанявского — алиби, у Глеба — тоже…
Чикуров несколько удивился напору Дмитрия Александровича: они договаривались по-другому. Но возможно, Кичатов лучше почувствовал обстановку и состояние Бухарцева, вот и гонит лошадей?
— Кто вам дал ключ от квартиры? — наседал Кичатов.
И вдруг совершенно неожиданно для Игоря Андреевича (впрочем, для Кичатова тоже) допрашиваемый признался:
— Ключ мне дал сам Ярцев. — И видимо, боясь, что ему не поверят, затараторил: — Честное слово! Утром дал! Специально приехал за мной в гостиницу. Подвёз на своей «Ладе» к их дому, показал подъезд, этаж…
— Постойте, — жестом остановил его Чикуров. — Вы что же, хотите сказать, что Ярцев попросил вас обворовать себя?
— Господи, почему же обворовать! — покрываясь от волнения красными пятнами, воскликнул Бухарцев. — Какой это грабёж, если хозяин лично просит зайти к нему в хату ровно в семь пятнадцать вечера, взять из трельяжа кое-какие золотые цацки и отдать их в его собственные руки?
— Но ведь цацки, как вы выразились, принадлежали не Глебу, а Елене, — заметил Дмитрий Александрович.
— Муж и жена — одна сатана! — отпарировал Эрнст. — Если они расписаны, конечно. А Ярцев мне даже штамп в паспорте показал.
— Поднялись вы, значит, к ним в квартиру, — продолжал допрос Чикуров,
— взяли из футляра гарнитур…
— Точно, — кивнул Бухарцев. — На футляре ещё буковки золотые «Л.Г.»… Только не все было на месте, колечко отсутствовало. Оказывается, Ленка нацепила. Это мне потом Ярцев объяснил… А я взял серёжки, кулон и браслет.
— Тут зазвонил телефон, — подсказал Кичатов.
— И это правильно, — подтвердил Бухарцев. — Баба какая-то Ленку спрашивала. Ну, я сказал, что они на концерте Антонова. Вот и все… Я поехал в гостиницу.
— Как вы добирались к Ярцевым?
— Один хмырь подкинул, частник. Обратно, в гостиницу, — таким же макаром.
— Так сказать, соблюдали конспирацию, — бросил Чикуров.
— А как же! — не поняв сразу подвоха, откликнулся Бухарцев, но тут же спохватился: — При чем здесь конспирация? Меня так Глеб научил!
— Послушайте, Бухарцев, неужели вы такой наивный человек? — покачал головой Игорь Андреевич. — Ведь это было обыкновенное воровство!
— Какой я вор? — перебил подследственный. — Сами подумайте, взял бы вор трубку, если бы кто-то позвонил во время кражи?
— Ещё похлеще поступают, — сказал Кичатов. — Вы похититель, в этом сомнений нет. Чем бы это ни оправдывали.
Бухарцев в сердцах хлопнул себя по коленям:
— Вот дурак! Набитый дурак! Не хотел же, патрон уговорил!
Он сплюнул и выругался.
— А зачем это им надо было? — спросил Чикуров.
— Валерий Платонович раздел Глеба как последнего лоха!
— В карты, что ли? — уточнил Игорь Андреевич.
— Ну да! В стос играли на квартире у отца Ярцева.
— Сколько же Ярцев проиграл? — спросил Чикуров.
— Насколько я помню, около тридцати тысяч. Вот он и придумал такую комбинацию — расплатиться драгоценностями жены.
— Расплатился?
— С лихвой! Оказывается, я тогда даже лишнее прихватил, — усмехнулся бывший телохранитель «профессора». — Когда шеф показал драгоценности ювелиру, тот оценил их в сорок с чем-то тысяч. Ну, Валерий Платонович и вернул Ярцеву браслет. Как бы сдачу…
«Вот, значит, откуда у Глеба один из предметов гарнитура, очутившийся потом у Гриднева», — подумал Чикуров.
Вероятно, это же пришло в голову и Кичатову, потому что он посмотрел на коллегу многозначительным взглядом.
— А вы сами что имели от этой сделки? — спросил Игорь Андреевич.
— Подумаешь, посидели вечер в кабаке! — зло ответил Бухарцев. — И все!
Игорь Андреевич внимательно посмотрел ему в глаза, потом на руки. Бухарцев вроде говорил правду.
Среди предъявленных для опознания фотографий различных драгоценностей Эрнст безошибочно указал на кулон, браслет и серьги, которые он взял в тот декабрьский вечер в квартире Ярцевых.
— Когда вы расстались со Скворцовым-Шанявским? — продолжил допрос Чикуров. — Я имею в виду, перестали быть его шефом и телохранителем?
— В июне.
— Почему?
— Почему, — повторил с усмешкой подследственный. — Недаром говорят: седина в голову, а бес в ребро. Валерий Платонович весной лечился в Трускавце, ну а когда вернулся, привёз с собой Сторожук. Воспылал, видите ли, любовью… Что ему стукнуло в голову, не знаю, но вдруг приревновал меня к ней страшно. Главное, без всякого повода! И уволил, что называется, без выходного пособия. Да я и сам поскорее отвалил от него: могли так отделать, что на всю жизнь остался бы инвалидом, а то и вовсе отправить на тот свет.
— Как же так? — удивился Кичатов. — Вы боксёр, мастер спорта…
— На ринге уложу кого угодно. И в честной драке. Но ведь среди таких тузов, как Скворцов-Шанявский, честного человека встретишь не чаще, чем жирафа в Арктике.
— Туз — в смысле делец? — уточнил Игорь Андреевич.
— Нет, — мотнул головой Эрнст, — в смысле карточный шулер… За вечер он может спустить или выиграть столько, сколько вам не заработать за пять жизней! И когда нужно расправиться с кем-нибудь, мой бывший патрон запросто найдёт лихих мальчиков… Одурманят тебя из газового пистолета, бросят под электричку — и поминай как звали!
Игорь Андреевич вспомнил допрос Астахова — тот тоже говорил о нравах, царящих среди картёжников. Впрочем, Чикуров и сам немало слышал от своих коллег, расследовавших подобные дела, и знал, что допрашиваемый не врёт. Ещё он подумал: если Бухарцев упоминает «профессора» в настоящем времени, то, выходит, не знает, что Скворцов-Шанявский погиб.
— После того как ушли от Скворцова-Шанявского, куда же вы подались? — задал вопрос Кичатов.
— Пошёл сначала к геологам, — ответил Эрнст. — Думал, оценят мой талант, озолотят. Я ведь могу находить воду, металлы разные. В старое время нас называли рудознатцами… А меня надули.
И Бухарцев поведал следователям историю о том, как он помог найти богатое рудное месторождение, а все лавры его открывателей присвоило себе начальство геологической партии.
— Потом переметнулся к археологам, но и они оказались жлобами, — со вздохом продолжал Бухарцев. — Ведь эти кроты копают наугад. Будет находка или нет — бабушка надвое сказала. А я навёл их на древнее захоронение. При помощи, естественно, моего дара. Сенсация была! Из Москвы прилетел член-корреспондент, все тряс от восторга бородой, старый козёл. «Находка века, находка века!» — передразнил он кого-то и замолчал.
— И что дальше? — поторопил его Чикуров.
— Выперли меня, — хмуро произнёс допрашиваемый. — Тот самый членкор…
— Тоже не захотел делить славу?
— Да нет, пришили мне, будто я спёр нефритового божка.
— Кого-кого? — переспросил Кичатов.
— Ну, вот такую фигурку, — Эрнст показал размер пальцами, — не больше спичечного коробка, из нефрита. Это камень такой поделочный.
— Действительно не брали? — внимательно посмотрел ему в глаза Игорь Андреевич.
Подследственный не выдержал этого взгляда, потупился и негромко ответил:
— А на кой он мне?
«Ой, опять воротит физиономию, — подумал Игорь Андреевич. — Никак врёт?»
— Откуда у вас такие способности — чувствовать в земле металлы и воду?
— задал очередной вопрос Кичатов. — Это что, врождённое?
— Да как вам сказать, — встрепенулся Бухарцев оттого, что следователи не настаивают отвечать на щекотливый вопрос. — И от природы малость, и от бати. Он приучал меня к этому сызмальства. А потом, приспособления разные существуют… Эх, жаль, отобрали у меня при аресте мою рамку, я бы продемонстрировал.