— И что прокурор? — спросила Лариса.
— Просто рассказала, как было дело.
— И все?
— Все.
— Я бы на ее месте привлекла руководство техникума к ответственности.
— Тогда и тебя надо привлечь. Да и меня, наверное… И вообще ввести в Уголовный кодекс статью «За липу»…
— И правильно, — улыбнулась Лариса. — Поуменьшилось бы всяких отчетов. Боялись бы попасть под эту статью.
За разговором она оживилась, и, когда пошла провожать меня до выхода, я чувствовал: ей хотелось бы еще поболтать.
— Скучно здесь? — спросил я.
— Не театр, конечно. Особенно по вечерам. Понаслушаешься всякого. Здесь говорят только о болезнях. Люди все одинаковые. Как в бане. Ни рангов, ни постов. Все откровеннее. И такое встретишь, прямо не верится.
Прощаясь, она задержала мою руку:
— Спасибо, Дима. Поговорили с тобой — прямо легче на душе стало.
Я не знаю, что и ответил. Радостно колотилось сердце. И только за воротами вспомнил — так с ней о деле и не поговорил. Язык не повернулся. Да, товарищ младший лейтенант, когда ты научишься сдерживать свои чувства? Но как это сделать?
…Помня разговор с Ларисой о Раисе Семеновне, я еще раз забежал в библиотеку. Взял свою абонементную карточку. И не мог сдержать улыбки. В нее было записано: «Советское бюджетное право», «Правовая кибернетика», «Мировое государство: иллюзия или реальность?»…
Эти книги я и в руках не держал. Но Раисе Семеновне ничего не сказал. Зачем обижать старушку? Намерения у нее были благие…
19
Я обогнул Крученый, оставил в кустах «Урал» и теперь уже пешком отправился искать стадо.
Жарило вовсю. Я расстегнул ворот рубашки, сдвинул козырек на самый лоб, чтобы он хоть немного прикрыл глаза от слепящего солнца.
Коровы были на водопое. Стоя по колено в воде, они сгрудились вдоль берега реки, припав к воде застывшими, полусонными мордами.
Славка, сидя по-турецки в жидкой тени прибрежных кустов, хлопотал над маленьким костерком из сухих прутьев ракитника. Над прозрачным пламенем, совершенно не дававшем дыма, кипела вода в помятой алюминиевой кастрюльке с дужкой.
— Здрасьте, Дмитрий Александрович. Как раз к чаю подоспели, — приветствовал меня подпасок. В его голосе я уловил едва проскальзывавшую тревогу.
— Пекло такое, а ты — чай… — сказал я, устраиваясь на мягкой песчаной земле подальше от огня.
— Наоборот. Сырой водой в такую жару не напьешься. А крепкий чай — за милую душу. — Он порылся в сумке от противогаза, достал фунтик из газетной бумаги и высыпал в кипяток заварку. Вода вспенилась, окрасилась в коричневый цвет. Славка подцепил дужку кнутовищем и снял чай с огня. — Сергей приучил.
Он вынул из котомки несколько крупных картофелин, сваренных в мундире, два больших, с кулак, помидора, яйца, хлеб, соль и разложил на чистой белой тряпице. В дешевом металлическом портсигаре он держал леденцы, слипшиеся от теплоты.
Парнишка налил чай в единственную кружку и протянул мне:
— Пейте. Кушайте. Это бабка Вера меня снаряжает. От еды я отказался. Прихлебывая терпкий горьковатый напиток, я смотрел, как Славка не спеша, с аппетитом разделывается со своим завтраком. Кожа на его лице, шее и руках загорела, нос облупился.
Он был совсем еще пацан, и в нем, наверное, бродили всяческие мысли и желания, в которых он вряд ли отдавал, себе отчет. Что я мог ему сказать, как образумить, объяснить цену человеческих поступков, их истинную значимость? Разве он поймет, что в детской своей непосредственности, пристрастии к обыкновенным мальчишеским подвигам, как, например, набеги на чужой сад, можно действительно нанести кому-то урон и обиду, какую нанесли они Ледешко?
Я в его годы был таким же. И с ватагой сорванцов-одногодков отмачивал еще штуки похлеще.
Мне вспомнилась в Калинине пожарная команда. На заднем дворе пожарники развели и любовно ухаживали за грушевым садом. Кто-то из них, наверное, был садоводом-любителем, потому что груши были отменно хороши на вкус. Может быть, они казались такими, потому что запретный плод сладок.
И что мы, ребята, делали? Как только созревал урожай, звонили вечером из телефона-автомата по 01, называя одну из самых отдаленных окраин города, и, подождав, пока ярко-красные машины, дико вопя сиреной, не вылетали одна за другой из гаража, бандой дикарей набрасывались на увешанные грушами деревья.
Позже, когда я ходил в дружинниках, эту историю рассказал подполковник милиции, тот самый, что сосватал меня в училище. Мальчишеская уловка, оказывается, поставила руководство пожарной охраны в неловкое положение. Они решили проанализировать, как и почему на сентябрь падает самое большое количество ложных вызовов. Из Москвы приехал научный сотрудник, составлял разные социологические, метеорологические, демографические и всякие другие графики…
Секрет раскрылся через несколько лет, когда другая, сменившая нас группа «налетчиков» была снята с деревьев пожарниками.
К тому времени научный-сотрудник уже успел на основе своих исследований написать и защитить кандидатскую диссертацию…
Обо всем этом я, естественно, Славке не рассказал. Уж очень мало поучительного было в этой истории.
Я подождал, пока подпасок поел, завернул остатки еды в тряпицу и положил в сумку.
— Теперь тебе, наверное, поспать не мешает? — спросил я.
— Перемогу. Да и плохо на такой жаре. Голова будет дурная.
По его глазам было видно, что вздремнул бы он с удовольствием.
— Стадо не разбежится?
— Не-е. Выстрел при нем — бояться нечего.
— Так его слушаются? — удивился я.
— Еще бы! Чуть корова отстанет или потянется в сторону, он рога в бок — и все. Первое время думал, хана пришла буренке. Злющий бугай! Бьет куда попало, не смотря. Но пока обходилось. Раз, правда, долго одна корова хромала. Вон та, Ромашка. — Подпасок указал на темно-бурую корову с белой звездой на лбу. — Боялся, сляжет. Отошла. Зато теперь помнит хорошо, как ее проучили. Смирная стала. А как-то Выстрела увезли к ветеринару. Вот тогда я намучился — страсть! Я их кнутом, палкой, а им хоть бы хны! Что им кнут, после рогов и зубов Выстрела? Разбежались по степи, ищи-свищи. Дотемна искал. Кое-как пригнал домой. Троих нету. Что делать? Беда! Взял фонарик и опять в степь, Где искать? Куда податься? Пошукал, полазил, следы как будто ведут к старице, к той, где пацаны кувшинки рвут и раков ловят. Пошел по следам… Кругом темнота, ни души. Только лягушки орут вовсю.
— Дрейфил?
— Было маленько. Перепугался я уже потом. Страху натерпелся на всю жизнь. Подхожу к старице, освещаю фонариком — какие-то подозрительные бугры. Не успел я разглядеть, как они на меня бросились. Орут, топочут. Как сообразил, не знаю, кинулся к воде. И с размаху мордой в ил. Фонарик погас. Встал я, вытряхнул воду. Хорошо, загорелся. Не шибко намок. Направил свет на берег. Точно — мои телушки. Набычились, головы к земле пригнули, глазами сверкают. Я их по именам называю, ласково, нежно, языком цокаю, а они словно сбесились. Бьют передними ногами, чисто лошади. Стою я в воде, от злости и досады плакать хочется, а они как хищники какие-то, не признают меня.
Я улыбнулся. Славка тоже.
— Это теперь смешно. Тогда я их, наверное, час уговаривал. Ноги окоченели. Думаю, еще какой водяной схватит…
— Неужели веришь в эту чушь? Славка почесал затылок:
— Да не верю. А ночью все-таки боязно. Наслушаешься всякого. Говорят, щуки бывают огромные. Людей утягивают.
— Водятся?
— Есть. Но небольшие. Я их не люблю. Костей много. Бабе Вере нравятся.
— А чем кончилось с коровами?
— Утихомирились. Смотрю, хвосты опустили, подошли к воде, на меня смотрят. Я потихонечку вышел. Протянул руку. Они — мордами в ладонь. Признали. Повел я их в Крученый. Они все вздрагивали, к каждому шороху прислушивались…
Коровы полегли в кустах. Дремали, равномерно поводя челюстями и лениво отмахиваясь хвостами от слепней. Трудно было представить этих мирных животных в роли разъяренных хищников…
— И еще какая манера, — продолжал подпасок, выливая в кружку остатки чая и протягивая мне. — Как увидят какую зверушку — хомяка или суслика, — прямо с ума сходят. Хвост трубой — и бегут за ней сломя голову. Зверек нырнет в нору — и был таков. А за лисой несутся по степи всем стадом… Попадешься на пути — растопчут. Зачем она, лиса эта, сдалась им, не знаю…
— Дикий инстинкт, наверное, просыпается, — предположил я.
— Так ведь они ж травку едят, сено!
— Стадный инстинкт защиты от врага. Когда они еще бизонами или там зубрами были, не знаю…
— Чудно, — покачал головой Славка. — Они вон какие громадные, а тут лиса, суслик…
— Загадка природы.
— Верно. Их не спросишь. Не разгадаешь.
— Ну да. Узнают же, например, о звездах, которые находятся за миллионы и миллионы километров? Познают и это.
— Познают, наверное…
— Тебе-то хочется узнать? Славка задумался.
— А можно ли?
— Если учиться, наблюдать, читать. Ты читаешь много?
— Читаю, — ответил он неопределенно.
Я растянулся под кустиком ракиты и, прищурившись, смотрел на небо сквозь красноватые гибкие прутья.
— Конечно, мало читаю, — вздохнул паренек. — Книжки все пошли неинтересные. Баба Вера привезла из района целую охапку. Читаешь, а там глупость какая-то. Такой-то парень пошел к такому-то. В городе, конечно. Больше про Москву пишут. Пошли они в кино. Встретили третьего пацана. После кино пошли домой… Тоска смертная. Вот одну книжку стоящую я читал. Когда в городе жил. Вот не знаю только, чем кончилось. В ней описывается, как один дяденька отправился на Север, к волкам. Это не у нас было, в Канаде. И как он сдружился с волками, и они его не трогали. Здорово написано! Я после этого к волкам по-другому отношусь. Выходит, они полезные, волки. Питались только больными оленями, чтобы те других оленей не заразили и не рожали слабых, больных детей. Жалко, книга оборвана была, может, до половины. Хочется дочитать… А вы не читали?