по телевизору был не очень интересный, и я подошла к маминой двери, чтобы подслушать. Вдруг Джонни закричал как сумасшедший: "Если ты меня сейчас выставишь, я тебе отомщу! Весь твой капитал — твое лицо! Я тебе его так бритвой разделаю!.."
Тут адвокат прервал рассказ:
— Он именно так сказал, Черил? "Весь твой капитал — твое лицо" и"…бритвой разделаю"?
Девушка послушно кивнула:
— Точно так он и сказал, сэр.
Шериф Андерсон закатил глаза:
— Послушайте, Джайслер, вам не надо заставлять ее повторять. Я все равно не смогу сейчас ничего проверить. Главное, чтобы она так же браво, без запинки давала показания на суде.
Адвокат воздержался от колкого замечания:
— Рассказывай дальше, Чэрил.
— Так вот, когда я это услышала, то испугалась за маму. Я побежала на кухню и взяла с холодильника нож.
— Зачем? — прервал ее на этот раз уже шериф. — Что ты хотела делать с этим ножом? Ведь достаточно было просто зайти к матери в комнату. Стомпанато наверняка бы ей ничего не сделал.
Джайслер недовольно бросил шерифу:
— Сэр, не прерывайте же ее! Она еще слишком возбуждена, чтобы выдерживать перекрестный допрос.
Задетый инспектор проворчал:
— Ну ладно, давай, рассказывай, как тебя там научили.
Чэрил в нерешительности посмотрела на адвоката. Тот успокаивающе кивнул:
— Рассказывай дальше!
— Когда я пришла сюда, в будуар, дверь в спальню была закрыта, но я услышала, как мама закричала:
"Оставь меня! Я хочу, чтобы ты ушел и оставил меня в покое!" Я открыла дверь и увидела, что Джонни держит маму двумя руками за горло и душит. Тут мне уже стало все равно, что будет… Взяла и ткнула его ножом, который держала в руке.
Шериф выжидающе взглянул на девушку, как будто все еще надеялся на более подробное объяснение. Но она молчала, и Андерсон, повернувшись к убитому, показал на его обнаженный живот:
— Ты ударила его ножом в живот? Но как это возможно, если он душил твою мать, схватив руками за горло?
Здесь решительно вмешался Джайслер:
— Все детали так точно она вспомнить не может. Но миссис Тёрнер вам это расскажет. Когда Чэрил ворвалась в комнату, чтобы заступиться за мать, она в испуге кричала: "Мама, мама!" Стомпанато, который стоял спиной к двери, отпустил Лану, повернулся и увидел, что Чэрил с ножом. Он попытался защититься… Тут все и случилось!
— Ах вот оно что, — с издевкой пробурчал Андерсон. — Итак, Стомпанато сам наткнулся на нож и сделал харакири. Я вас правильно понял?
Джайслер, не моргнув глазом, сказал:
— Да, я тоже думаю, что судебный следователь, в крайнем случае, определит это как нанесение увечий по неосторожности. Убийство, случившееся в процессе необходимой самообороны, законом оправдывается. Уже одно это дает основание закрыть дело.
Слова "уже одно это дает основание" заставили Клинтона Андерсона насторожиться.
— А какие еще могут быть основания, чтобы прекратить дело, мистер Джайслер? — с подозрением спросил он.
Разглядывая свои ногти, Джайслер ответил:
— Вы забыли, что Чэрил всего четырнадцать лет, и за преступление, которое она совершила, по калифорнийским законам, ее еще нельзя привлекать к ответственности!
Шериф Андерсон оценивающим взглядом окинул смущенно стоявшую дочь кинозвезды. Он бы ей дал девятнадцать, а то и все двадцать.
— Ей всего четырнадцать лет?
— Всего четырнадцать, шериф. Судебный следователь это легко установит.
Андерсон покачал головой, подумал и подошел к телу убитого любовника. Он долго его рассматривал, что заметно разволновало адвоката.
Колотая рана, белоснежная свежевыглаженная рубашка, леопардовая шкура, на которой не было ни малейшего пятнышка крови, — все свидетельствовало против рассказа девушки.
Если бы дело было так, как его хотела представить Чэрил, то на одежде Стомпанато имелись бы соответствующие следы. Однако сорочка и брюки не были ни повреждены, ни запачканы кровью. У Андерсона появилась уверенность, что они были надеты на Джонни уже после смерти. Мертвое тело, похоже, аккуратно уложили на леопардовую шкуру, так как на ней не было заметно никаких складок.
Андерсон достал карандаш из кармана своего фирменного кителя и протянул его Чэрил:
— Вот, покажи-ка мне, как ты его заколола.
— Протестую! — тотчас воскликнул Джайслер и, как бы защищая девушку, стал перед ней. — Это жестоко. Чэрил вообще сейчас нельзя допрашивать, разве вы не видите?! Я решительнейшим образом протестую против таких методов расследования. Она искренне призналась во всем. Пока этого вам должно быть достаточно.
Шериф спрятал карандаш обратно:
— Ну хорошо, Джайслер, если вы так заботитесь о ребенке, не могли бы тогда вы мне объяснить, как это получилось, что нигде нет ни малейшего следа крови. Если судить по ране, рубашка и шкура должны быть в крови. Что вы скажете по этому поводу?
— Я не судебный эксперт, шериф.
— Я тоже, Джайслер, однако ответ мне известен:
Стомпанато убили не здесь, а в другом месте комнаты… — Андерсон сделал паузу и подошел к пышной кровати, покрытой шелковым стеганым одеялом нежно-зеленого цвета. — Например, здесь, когда он раздетый лежал в постели и, возможно, отсыпался после пьянки. Если его в таком положении убили, а уж потом перенесли на шкуру, то, естественно, следов крови на ней не будет.
Шеф полиции решительно сдернул одеяло с кровати в надежде обнаружить там пятна крови. Постельное белье было белоснежным…
— Ну как, нашли кровь? — с иронией спросил Джай
Шериф опустил одеяло и разочарованно проговорил:
— Кровать за это время можно было застелить свежим бельем. Похоже, так оно и есть.
— Шериф, зачем вам нужно обязательно усложнять всю эту историю?! Я ведь уже и прессе растолковал, как все произошло… Вы что, непременно хотите этот трагический случай еще больше драматизировать?
На этот раз в словах адвоката прозвучала не ирония, а скрытая угроза.
— Я должен получить доказательства вины преступницы, сэр.
— Но у вас же есть ее признание, шериф. Это самое убедительное из всех доказательств!
Андерсон бросил на адвоката взгляд, которым будто говорил: "Кончай ты это, с меня хватит! Хорошо говорить о признании четырнадцатилетней девочки, зная, что она за свое преступление не несет ответственности. Меня ты на этом не проведешь!"
Антрепренер Ланы Тёрнер, который до сих пор безучастно сидел на подоконнике, решил наконец прервать свое молчаливое наблюдение за спорящими. С надменной небрежностью он обратился к Андерсону:
— Сэр, меня удивляет предубежденность нашей полиции. Кто вам дал право передергивать факты и превращать столь трагическое происшествие в скандальную историю? Почему вы так хотите, чтобы мужчина был убит именно в постели миссис Тёрнер? Может, вам платит какой-нибудь грязный журнальчик, а?
Андерсон с трудом сдержался. Он с удовольствием дал бы этому фату по физиономии, но знал, что с ним опасно связываться, так как за его спиной стояли могущественные кинокомпании. Поэтому он только осторожно ответил:
— Я вовсе не хочу ничего передергивать.
— Нет, вы хотите поднять шумиху вокруг опрометчивого поступка молоденькой девушки, продиктованного отчаянием и страхом за жизнь своей матери. Разве не так?
— Послушайте, молодой человек. Я не репортер, а полицейский. Я пытаюсь выяснить, что здесь произошло, и больше ничего!..
— Но ведь вам уже все рассказали.
Отповедь Андерсона прозвучала резче, чем ему хотелось:
— Выслушивание заученных на память историй не есть установление фактов. Обстоятельства противоречат этому мнимому признанию. Если Стомпанато был зарезан спящим в постели — значит, никакой ссоры между ним и миссис Тёрнер не могло быть и Чэрил не могла слышать никаких криков. Следовательно, девушка не приходила в спальню и не убивала Стомпанато. Неужели это так трудно понять?
Гленн Роуз хватанул воздух ртом:
— Итак, вы утверждаете, что миссис Тёрнер совершила коварное убийство, да? — Он в возбуждении повернулся к адвокату: — Мистер Джайслер, вы это слышали?
Адвокату подобное кликушество антрепренера показалось излишним, и коротким взглядом он призвал его замолчать. Затем обратился к шерифу:
— Мистер Андерсон, вы установили, что Стомпанато был убит в постели?
— Еще нет, однако…
— Вы это только предполагаете?
— Да, но…
— Вы только что сами дали понять, что ваша задача устанавливать факты, а не высказывать предположения.
Андерсон прикусил губу:
— Не цепляйтесь к словам, Джайслер.
— И тем не менее я вынужден выступить против вашего участия в расследовании этого дела. Я немедленно свяжусь с управлением полиции.
Джайслер оставил шерифа стоять, как нашкодившего школьника, а сам вышел в соседнюю комнату и позвонил прямо на дом начальнику управления полиции Лос-Анджелеса.
Через пять минут Джайслер пригласил шерифа к телефону. От своего высшего начальства Андерсон получил приказ, не откладывая, передать дело уголовной полиции Лос-Анджелеса и немедленно связаться с лейтенантом Тэйлором.
Таким образом, Андерсон вместе со своим помощником вынужден был покинуть виллу ни с чем. Следственная группа из Лос-Анджелеса прибыла только утром. В распоряжении Джайслера оставалась целая ночь, чтобы устранить последние следы, которые могли бы поставить под сомнение версию Чэрил.
Кто же такой этот всесильный Джереми Джайслер, который руководил высшими полицейскими чинами как служащими собственной конторы?
Адвокат, мастерски владеющий своим ремеслом и, как циркач, жонглирующий параграфами законов? Однако таких юристов в Америке тысячи, и только это не позволило бы ему стать адвокатом кинозвезд. Джайслер выделялся среди коллег не только изворотливостью; прежде всего — он знал больше других. Его тридцатипятилетняя адвокатская карьера, которую он начал провинциальным нотариусом в Атланте, проходила под девизом: "Джайслер отмоет любую репутацию". Сначала он занимался делами о неплатеже налогов, что, по статистике, является самым распространенным преступлением в Соединенных Штатах. В это время он свел знакомство сперва с мелкими жуликами, затем — с более крупными и наконец — с настоящими финансовыми акулами. Здесь он получил знания о махинациях в мире большого бизнеса, представителей которого породнила неутолимая жажда денег и власти. Джайслер вел их дела и поэтому многое узнавал: кто кому дал взятку, какой сенатор от какого стального магната зависит, кто из главарей мафии «сделал» такого-то шефа полиции… Зачастую понять, кто является владельцем сталеплавильных заводов, а кто боссом гангстеров, можно было только из документов, которые Джайслер хранил в своем офисе. В начале карьеры он брался за дела крупных мафиози и спасал их от электрического стула, который грозил им за контрабанду спиртного, торговлю наркотиками, а нередко — за убийства и бандитизм. Шло время, и они стали уважаемыми в обществе людьми — членами наблюдательных советов и управлений трестов, владельцами контрольных пакетов акций кинокомпаний, судовладельческих фирм и газетных концернов. На бирже никто не спрашивал, откуда у них деньги,", когда они по сниженному курсу скупали акции. А в Америке тот, кто в