Я прослушал подробности. Почему было закрыто дело, как Наташка ушла из «Гринпис»…
Почему же я такой идиот? Почему не обращаю внимания на очевидные вещи? Почему меня не насторожило признание Натальи, что идея с изотопом — не ее? Откуда она могла так хорошо знать, что Валдис завязан с наркотиками? Черт меня подери, можно было хоть полюбопытствовать, как она на свет появилась и где живет, если не «тусуется» на Арбате?
Амнезия, говоришь? Нет, дорогой доктор, у меня иной диагноз. Я — идиот. Непроходимый, безнадежный тупица, хронический, так что ни лекарства, ни терапия, ни аутотренинг мне не помогут. Если человек наступает на те же грабли второй раз — это уже система.
Значит, моя подруга оставила меня с носом…
Мой собеседник демонстративно посмотрел на часы и поднялся, давая понять, что отведенное мне время истекло. Я спохватился, что последние минут десять аудиенции сижу истуканом, глядя в одну точку. Антон уже давно закончил свою обличительную речь, и только педантичность мешала ему выставить меня за дверь раньше, чем истечет оговоренное время.
— Простите, можно от вас позвонить? — У меня возникло вдруг неодолимое желание убедиться, что Валдис и Шитов еще сидят по камерам.
— Да. — Антон аристократическим жестом указал на аппарат. — Но, будьте добры, не долго.
Он опять посмотрел на часы и вышел, а я достал бумажку с прямым телефоном Совина.
— Подполковник?
— Нет еще, — ответил он сухо. — Передумал?
— Я только хотел знакомым передачу прислать. Не возражаете?
— Опоздал ты немного. Двоих уже нет.
— Как так?
— Шитов выписался в тот же день. Звонили по его вопросу. А вот прибалта освободили по предписанию. Заболел он сильно в камере.
— Ловко, — сокрушенно кивнул я.
— Надеюсь, ты успел далеко убежать? А то они обещали устроить игру в горелки.
— Это уже мои заботы. Ладно, успехов вам на ниве борьбы со всем подряд. Тем более что сила сейчас за вами. — Я бросил трубку.
Антон все не возвращался. Похоже, я закончил досрочно. Не позвонить ли еще кому? Оглянувшись на дверь, я быстро набрал восьмерку. Выход на межгород свободен. Оно и понятно: как-никак, международная организация.
Думаю, нет нужды говорить, куда я звонил. Скажете, глупо? Так уж устроен человек. Легче двадцать раз умереть, чем расстаться со своими иллюзиями. Кстати, другой отличительной чертой является способность привыкать ко всему, так что трудно умирать только первый раз, остальные девятнадцать пойдут легче.
— Мадемуазель Лиз, силь ву пле, — произнес я вполне по-французски. Вот только разобрать, что мне ответили, я не смог.
Дверь открылась, и в комнату зашел Антон.
— Дозвонились?
— Да, спасибо. — И тут же соврал без зазрения совести: — Сейчас ее позовут из палаты.
«Позовут из палаты», само по себе не требует разъяснений. Прихватив со стола журнал, Антон тактично удалился. В этот самый миг в трубке раздался голос Лиз. Я назвал себя.
— О, мсье! Могу вас счастливо! — воскликнула она.
Как это перевести? Она рада меня слышать?
— Ваша мадам уже гостит у нас!
— Что?! Кто?! — Я не верил собственным ушам.
— Мадам Нина Полеску. Она начинала гостить сегодня.
Начинала гостить? Приехала? Заказала номер? Чертова дура эта Лиз, взялась учить язык — надо было учить хорошо.
— Она уже здесь? Ее можно позвать?
— Я уже позвать. Момент… — Послышалась какая-то возня.
— Алло? — Низкий женский голос с восточнославянским акцентом. Не пойму, взяла ли его обладательница трубку в Париже или это кто-то вклинился в нашу, отечественную линию.
— Алло! Кто это? — Я был в ужасе от мысли, что связь сейчас прервется.
— Олег! Олежек! — Низкий голос взорвался вдруг знакомыми нотками. Это Наташка! Это моя Наташка кричит мне через два часовых пояса.
— Да! — заорал я в трубку. — Это я! Я!
— А это я! — кричала мне Наташка. — Нина! Где ты?
— Я в Москве, — произнес я много тише, поглядывая на дверь. Полагаю, меня достаточно хорошо было слышно.
— Что? Что с тобой? Как ты? — Она сыпала вопросами, словно вываливала пельмени в кипяток: буль-буль-буль. Невозможно и слова вставить.
— Со мной, — я пропустил еще горсть вопросов, — со мной все нормально. Только я не смог выехать, как мы договорились.
— Но ты… С тобой все нормально, да? Документы у тебя целы?
— Да! Все цело. Я попробую завтра выехать…
— Как? На чем?
— Не знаю. Где мы встретимся? Как мне найти тебя?
— Давай, как договорились. Я могу выехать скоростным хоть сегодня…
А как мы договорились? Теперь нет никаких сомнений, что она звонила мне, а я все забыл. Она продиктовала мне номер, сообщила свое новое имя, а я все забыл. И рот уже сам собой раскрылся, чтобы признаться в этом, но дверь кабинета распахнулась и вошло человек десять с папками, блокнотами, рулонами бумаги.
— Мама! — импровизировал я на ходу, умоляюще глядя на Антона. — Ты меня слышишь? Оставайся там. Попроси, чтобы тебя оставили в этой же палате. Я тебя навещу на днях. Поняла? Попроси сестру Лиз оставить тебя в этой же палате, никуда не переводись!
— Да… я поняла, Олег… — чуть слышно ответила Наташка. — Это они? Они нашли тебя?
— Нет, — засмеялся я. — Это не они. Они уже очень далеко. Просто у меня есть знакомый доктор. Очень хороший. Ну все, целую, пока!
Положив трубку, я извинился перед собравшимися, молитвенно прижав руки к груди.
— Я прошу прощения. Прошу прощения, дико извиняюсь… — Я расшаркался и покинул кабинет.
Моя Наталья обвела меня вокруг пальца и смылась? Да пошли вы все! Вы ничего не знаете о моей подруге!
Глава XV
Всю жизнь наивно полагал, что, имея оружие, можно решить любую проблему. Чем было копье для первобытного человека? Гарантией, что у него будет еда, кров и женщина. Многое ли изменилось за миллион лет? Когда смотришь все эти фильмы про суперагентов, крутых парней и тому подобном, кажется, что нет. Ей-богу, такое ощущение, что эта стреляющая железка становится как бы частью своего хозяина, что сам факт ее присутствия в кобуре, кармане, «бардачке» машины меняет человека, делая его сильным, смелым, уверенным в себе. И после моих рандеву в офис к Валдису и виктории у метро я почти уверовал в фатальную силу стреляющей машинки…
Ан нет. Вот хожу я взад-вперед по Черноморскому бульвару, делая вид, что прогуливаюсь, приходя в себя после попойки или попросту убивая время. В кармане у меня лежит ствол с четырьмя патронами, но ничего такого особенного я не чувствую, кроме того, что сейчас полоумному менту взбредет в голову задержать меня под каким-нибудь предлогом и я отхвачу срок за ношение огнестрельного оружия. А уж в зоне меня найдут все, кто ищет: и Валдис, и Шито, и, возможно, Наташка, которая пришлет мне напоследок курево, чай и мармелад.
Короче, этот ствол для меня сейчас — просто неудачная покупка: выбросить жалко, а денег не воротишь.
А деньги мне нужны позарез. Чем больше, тем лучше. Нужно ведь каким-то манером выбраться за кордон. Сколько для этого понадобится — неизвестно, но совершенно ясно, что оставшиеся у меня сорок долларов не спасут даже при нынешней свистопляске с курсом. Может, занять у кого? А у кого? И сколько мне нужно? Определиться бы хоть с этим.
Оглянувшись напоследок, я свернул с бульвара. Пойду послоняюсь в другом месте, пока не придет что-нибудь в голову.
Я шел вдоль какого-то забора. Сколько же заборов появилось в Москве после победы демократии! Ни пройти ни проехать.
Забор ограждал от посягательств какую-то стоянку. Увенчанный тремя рядами колючки, этот металлический плетень «провожал» меня метров тридцать. Затем его сетка исчезла в аккуратной кирпичной кладке небольшого продуктового магазина.
Магазин был очень кстати: хотелось есть и пить. Я решил купить какое-нибудь недорогое печенье и бутылку минеральной воды. Зашел.
В магазине было две продавщицы. Одна читала книжку, вторая занималась с единственной покупательницей — бабушкой лет ста.
Выбрав воду и печенье, я обратился к свободной продавщице.
— Будьте добры… — начал я стандартную фразу.
— У меня перерыв. — Продавщица даже не оторвалась от книги. Видимо, очень захватывающее чтение: на обложке широкоплечий мен в смокинге нес на руках полуголую девицу. Название написано затейливой вязью.
Я стал в «очередь». Бабушка, не торопясь, изучала этикетки разложенных перед ней консервов. Это надолго.
— Да мне только воды и печенье… — снова обратился я к поклоннице любовного романа.
— Что за народ тупой! — произнесла та как бы про себя и лениво почесала облупленными ногтями лодыжку. — Говорю ведь русским языком…
Обидно выслушивать такое. Сказал бы я этой эротоманке пару ласковых. Даже не пару, а гораздо больше, но скандалить, когда в спину тебе дышит неизвестно сколько пятачков, — не самое мудрое дело.
Медленно вернулся к бабушке. Спокойствие! Сейчас главное — спокойствие.
На стене красовался стенд со всякими документами и телефонами вышестоящих организаций. Я скользнул по ним взглядом: может, звякнуть, нажаловаться на уровень обслуживания?
Ба! Да ведь этот магазин принадлежит Вал-дису! Стоянка наверняка его. То ли мир тесен, то ли Валдис занимает в нем слишком много места. В любом случае я не собираюсь ничего здесь покупать. Вот еще, отдавать свои кровные денежки этому говнюку! Пошлю ему в тюрьму шоколадку из Бельгии. Но и уйти просто так я теперь уже не мог. Громить магазин я не стану, но война есть война и каждая пакость, каждая партизанская вылазка идут в зачет.
Я дождался, пока бабушка выберет себе паштет, расплатится и отправится в долгий путь к выходу.
— Мне, пожалуйста, килограмм телячьей колбаски, — сказал я мечтательно. — И порежьте, будьте добры.
— Что, весь килограмм? — спросила продавщица с явным неудовольствием.
— Да, и, будьте любезны, потоньше, — уточнил я, не моргнув глазом.
Продавщица, недовольно сопя, принялась отрезать ломтики. Когда она почти закончила, я спохватился: