Балкон был открыт, так что мне не пришлось даже бить стекла. Войдя в квартиру, засады я не обнаружил. Но и без того впечатлений хватало — все было перевернуто вверх дном: ящики выдвинуты, вещи разбросаны, кровать поставлена на попа, подушки и матрас вспороты и выпотрошены. Даже с аппаратуры были сняты крышки.
Я заметался, не зная, за что схватиться. Главной моей проблемой в тот момент был холод. Прежде всего — согреться!
Стараясь ни на что не наступить босыми ногами, я вышел на кухню, по пути подхватив одеяло, которое немедля накинул на плечи. Обыск не был абсолютно бескорыстным. По крайней мере, две бутылки коньяка я обнаружить не смог. Пришлось довольствоваться водкой. Три глотка обожгли горло, но не согрели. Больше пить не стоило: нужна была ясная голова. Кутаясь в одеяло, я побежал в ванную, где меня ждал сюрприз: горячей воды не было.
Глава II
Отогревшись более или менее, я предпринял экскурсию по квартире, в ходе которой наткнулся на останки телефона и обнаружил свой бумажник, освобожденный от наличности, а также изрядно растрепанный ежедневник.
Взяв обе находки, я подошел к столу, смел с него рукой вещи и положил бумажник и ежедневник. Передо мной стояла нелегкая задача: попытаться если не вспомнить, то по крайней мере понять, что произошло со мной накануне.
Память время от времени подкладывает мне свинью, выдергивая из моих архивов несколько листов. Так что словно просыпаешься после долгого сна, а оказывается, случилось нечто, в чем ты принял самое живое участие. Жить так, постоянно ожидая подвоха от собственной башки, довольно тяжело, но надо.
Как-то раз я «включился», стоя на автобусной остановке. Вот был номер! Я стоял, испуганно моргая, и пытался понять, какого лешего я здесь делаю: еду куда-то или приехал, встречаюсь с кем-нибудь или считаю проходящие автобусы по заданию депутата Городской думы.
Как завидуешь в такие минуты тем, кто поражен обычным недугом, увечен или уродлив с детства! Ведь их изъян очевиден окружающим. Если и не всякий бросится помочь колченогому или слепому, то уж по меньшей мере для всех будет очевидна их ущербность. Никто, за редким исключением, не обидит калеку, и уж подавно не удивится тому, что безногий опирается на костыли, а прокаженный чешется. А попробуйте-ка тронуть прохожего за рукав с признанием типа: «Простите, пожалуйста, за беспокойство. У меня ретроградная амнезия, и я как раз забыл, кто я и где нахожусь. Не поможете мне разобраться?» Считайте, вам повезло, если соотечественник только вырвет руку и удалится прочь. Очень даже могут обругать или в глаз дать. За что? Пространная тема. Проще вам самим попробовать и убедиться, что так оно и обстоит.
Чтобы хоть как-то облегчить свою участь, я разработал целую методику по реанимации в памяти всего связанного с такими «вымаранными» периодами и заполнению белых пятен. Сейчас было самое время прибегнуть к моей разработке.
Прежде всего, для разминки, я убедился, что помню свои имя, биографию и прочую «базовую» муру. Разминка прошла успешно. Я, Олег Дмитриевич Фетисов, 1966 года рождения, москвич, высшее техническое… Все в лучшем виде, хоть садись за мемуары.
Не менее отчетливо я помнил Наташку и наш план. Помнил, как проводил ее и отправился домой ждать у телефона. На этом, как говорится, пленка обрывалась. До дома я, видимо, добрался. Дальше, по плану, меня должны были навестить боевики. Очевидно, навестили. Может, мне дали по голове и я вырубился? Но какой смысл отключать хозяина и устраивать обыск, вместо того чтобы порасспросить у него, где лежит то, что нужно? Ребятам Валдиса нужны были деньги. Деньги их шефа или товар, в существовании которого они, похоже, уже сильно сомневались, и были, кстати сказать, правы.
Денег они, я так понимаю, не нашли. Откуда бы они взялись? Но что же, черт возьми, произошло, и как я оказался в подвале мертвецкой? Вот что неплохо узнать или вспомнить. Иногда в черноте таких провалов вспыхивали светлые пятнышки: тот или иной фрагмент выскакивал из небытия, словно бутафорский монстр из «Пещеры ужаса», исчезая так же нежданно-негаданно, как и появляясь. Иногда эти островки появлялись сразу, иногда я натыкался на них, следуя какой-то ассоциации, спустя изрядный срок.
Сейчас зацепиться было не за что, но всегда можно понять что-то, просто рассуждая логически. Так, совершенно очевидно, что накачанные мальчики моего облапошенного компаньона не пытались выяснить у меня, где деньги. Вывод этот я сделал, просто осмотрев себя: нигде нет ни синяков, ни ссадин, кроме тех, что я получил, спускаясь в квартиру.
Я вспомнил о простыне, все еще болтающейся на козырьке. Надо бы снять ее, а заодно внимательно взглянуть снаружи на свою дверь.
Итак, меня не пытали. Но ведь они здесь побывали. И визит их совпал с моим очередным «выпадением в осадок». Может быть, я просто очень испугался? Шок от страха и вызвал это замыкание в мозгу.
Объяснение казалось вполне логичным, но не удовлетворяло до конца. Во-первых, капризничало мужское самолюбие, не желавшее признать, что я мог так испугаться. Во-вторых, не с чего мне было так пугаться. Я ведь ждал, что они появятся. Это было частью нашего с Натальей плана.
В-третьих, существовала статистика рецидивов заболевания. Если не было удара по голове, провал в памяти никогда ранее не отхватывал более двух-трех часов. В данном случае выпало более суток. Возможно, болезнь прогрессирует, но в это хочется верить еще меньше, чем в то, что я трус.
Нет, должно было быть что-то. Наверное, мне все-таки дали по кумполу. Может, не нарочно, может, даже дверью ударили, врываясь в квартиру, или врезали, задавая первый вопрос. Голова у меня, знаете, слабое место. С тех самых пор, когда началась эта канитель с амнезиями…
Когда в девяностом кооперативное движение, основательно переваренное в собственном соку, хлынуло через край отведенного ему котла, норовя если не затопить, так забрызгать все сферы нашей жизни, в стране появилась такая заморская диковина, как товарная биржа. По большей части, на ней работали сырьевики или мелкие коммерсанты, предлагавшие продукцию родных предприятий. Все, в основном, пытались продать. Причем предлагались такие безумные объемы сделок, что дух захватывало: сто миллионов тонн сахара, миллиард галлонов нефти, полмиллиарда кубов газа, мегатонны медной руды. Суммы назывались астрономические. Терпкий аромат богатства щекотал ноздри новоиспеченных брокеров, каждый из них ждал своего звездного часа. Самое забавное, что для некоторых час этот приходил.
Попал в число удачливых брокеров и отец Валдиса. Правда, сделка, заключенная им, не вписывалась в биржевые правила. Это был бартер. Наша «нержавейка» отправлялась в Японию. Из Японии шли два контейнера компьютеров. Спрос на ЭВМ был в то время безумный, и сбыть технику не составляло труда. Таким образом, на отца Валдиса ложилась ответственность за трехходовую комбинацию: проконтролировать отправку металла, встретить контейнеры с электроникой и, продав их, привезти деньги из столицы на сталелитейный завод. Отправить и встретить груз было просто, а вот везти чемодан денег за тысячу километров представлялось небезопасным.
Основная проблема заключалась в том, что деньги нужно было везти именно наличными. Отправлять их через банк было чревато как тем, что они «засветятся», так и тем, что они просто потеряются в лабиринте банковских проводок.
Существовало три варианта транспортировки денег. Можно было обратиться в государственные структуры, что не годилось все по той же причине «засветки». Можно было нанять охранников. Но о коварстве недавно созданных агентств уже ходили легенды, да и цены за их услуги были такими, что поглотили бы все комиссионные, причитавшиеся брокеру. Оставался третий путь. Сесть в машину, взять с собой трех надежных людей и ехать, не привлекая к себе внимания и не нарушая правил дорожного движения, по второстепенным магистралям. Желательно, чтобы все сопровождающие имели водительские права: тогда можно было бы ехать без остановок.
С Валдисом мы учились тогда на одном курсе в МАДИ. Особо близкими друзьями не были, но в студенческих гульбищах участвовали регулярно и добросовестно. Машину я водил отлично, имел разряд по боксу в сочетании с высоким ростом. Может, выбор Вал-диса был вполне логичен, но я, честно говоря, удивился, когда он предложил мне стать четвертым в этой экспедиции. Предложил, естественно, не за так, что и подвигло меня оставить лишние вопросы при себе. Тем более, что единственным условием было никому не рассказывать, с кем и куда я еду. Ударили по рукам.
На следующий день мы сели в потертый «Москвич», принадлежавший даже не отцу Валдиса, а его знакомому, Алексею Андреевичу, который также входил в наш квартет.
Старого образца, потертый и, надо думать, специально не помытый, этот лимузин вряд ли мог привлечь внимание обычных налетчиков. Сели и поехали. Вот так просто. Ответственная миссия ничем не отличалась от загородной поездки. За исключением потертого дорожного чемодана, запрятанного в специально оборудованный тайник под задним сиденьем.
Отец Валдиса без конца рассказывал про свою послевоенную жизнь в Прибалтике, хвастал свиньями, утками и чистотой на улицах. Его знакомый вел машину молча — то ли был от природы неразговорчив, то ли не хотел отвлекаться от дороги. Мы же с Валдисом молчали из вежливости, не желая перебивать старшего.
Очередь пересесть за руль дошла до меня, когда до Нижнего оставалась пара сотен километров. Старые машины имеют, конечно, свои недостатки, но в целом техника вполне надежная. Чтобы угнездиться за рулем, мне пришлось сдвинуть назад сиденье, и оно уперлось в колени Алексею Андреевичу. Я извинился за беспокойство и вежливо предложил ему пересесть в середину, но тот отказался, хотя сидеть в раскоряку несколько часов кряду было тяжело.
Поехали. Я чувствовал себя за рулем совершенно свободно. Погода хорошая, дорога почти пустая. Но хотелось оставить о себе хорошее впечатление, и я