Организованная преступность
§ 1. К постановке проблемы
Today, it is difficult to distinguish where the reality ends and the fiction begins.[485]
Тема преступности (вообще девиантности) издавна полна мифов. В еще большей степени мифологизирована организованная преступность – относительно позднее явление в жизни общества.[486] Но если организованная преступность Италии, США, Японии и других «капиталистических» стран изучается и обсуждается с конца 20-х гг. минувшего века (одно из первых исследований – The Illinois Crime Survey 1929 г., деятельность комиссии Kefauver в 50-е гг., труды D. Bell и D. Cressey, 50–60-е гг.), то для постсоветской России это совсем новая тема. Вспомним, что еще в 1986 г. шла дискуссия по вопросу: а есть ли организованная преступность в СССР?
В 90-е гг. появился ряд серьезных отечественных работ по организованной преступности,[487] а также главы, посвященные организованной преступности, в книгах Лунеева (1997, 2005), Хохрякова (1999), не считая многочисленных сборников статей и докладов (Организованная преступность, 1989; Организованная преступность – 2, 1993; Организованная преступность – 3, 1996; Организованная преступность – 4, 1998; и др.), а также социально-правовой альманах «Организованная преступность и коррупция: Исследования, обзоры, информация» (2000–2003 гг.). Значительный интерес представляют опубликованные в виде книг результаты журналистских расследований – прежде всего, А. Константинова и М. Дикселиуса, а также фактографический материал в газете «Ваш тайный советник» (Санкт-Петербург). В числе зарубежных исследователей современной организованной преступности в России следует назвать Johan Backman, Stephen Handelman, Patricia Rawlinson, Louise Shelley и др.
Однако нельзя сказать, что организованная преступность в России изучена достаточно полно. Теоретические и методологические основы ее изучения не вполне четко выражены. Отечественные разработки недостаточно «прописаны» в мировой науке. Нуждается в совершенствовании методическая база исследований. Главное же – организованная преступность и деятельность представляющих ее преступных организаций постоянно меняются как в целом по России, так и по отдельным ее регионам.
Можно назвать несколько уровней теоретического осмысления организованной преступности.
На общенаучном уровне мы исходим, во-первых, из системного анализа изучаемого объекта. И само общество, и его элементы, включая экономику, преступность, организованную преступность, представляются нам системными объектами, состоящими из элементов, закономерным образом взаимосвязанных и взаимодействующих между собой и целым – обществом. Такой подход позволяет, в частности, рассматривать соотношение и взаимодействие между организованной преступностью, экономикой, политикой как элементами общества. Во-вторых, при исследовании преступных организаций нами применяется по понятным причинам организационный анализ.[488] В-третьих, при изучении организованной преступности с учетом специфики ее национальных особенностей и тенденции к интернационализации важны исторический и сравнительный методы анализа.
На частнонаучном – криминологическом уровне мы вновь обращаемся к относительности и конвенциональности преступности. Границы между преступным и непреступным условны, относительны, подвижны, изменчивы, конвенциональны. Но и грани между бизнесом легальным и нелегальным размыты, не всегда определимы. Это важно для наших последующих рассуждений.
Общие криминологические теории (аномии, социальной дезорганизации, дифференцированной ассоциации, стигматизации или этикетирования, радикальная и др.) применяются и при объяснении организованной преступности.[489]
На специальном уровне – криминологии организованной преступности – исторически возникло несколько концепций – моделей.
Одна из ранних – «alien conspiracy model» (модель «иностранного заговора»).[490] Она основана на опыте этнических преступных организаций в США (прежде всего – итальянской мафии). Возможно, эта модель легла в основу группы local, ethnic models (локальные или этнические модели), хотя нередко она рассматривается в качестве самостоятельной. Другая группа – hierarchical models (иерархические модели). Очевидно, к ним относятся bureaucratic/corporate model (бюрократически-корпоративная модель) и patrimonial/patron-client model («патримониальная» модель патрон/клиент).[491] Сторонники этих моделей исходят из иерархической структуры преступных сообществ. Наконец, третьей группой моделей является рассмотрение организованной преступности как предпринимательства – business enterprise.[492]
Нам представляется, что между тремя основными группами (типами) моделей организованной преступности нет принципиальных противоречий и они могут служить примером дополнительности (в понимании Н. Бора). Главной содержательной характеристикой организованной преступности является business enterprise – предпринимательство (этот вопрос будет подробнее рассмотрен ниже). Local, ethnic и hierarchical models отражают организационные формы (локальная или этническая по происхождению, иерархическая по структуре) реализации предпринимательства (business enterprise). Одна из важных методических задач при исследовании организованной преступности и деятельности преступных организаций – проверка информации, получаемой из различных источников. Так, например, мы весьма критически оцениваем данные официальной статистики.[493] Объективность публикаций в прессе проверялась нами при опросе представителей правоохранительных органов. Получение в наших эмпирических криминологических исследованиях одинаковых по содержанию ответов работников правоохранительных органов, бизнесменов и представителей криминалитета служит показателем вероятной достоверности информации.
Остается добавить, что в этой главе нами используются, в частности, материалы эмпирических исследований организованной преступности, проводимых Центром девиантологии Санкт-Петербургского Социологического института РАН (Я. Гилинский, Я. Костюковский, Э. Кочетков и др.).
§ 2. Организованная преступность как социальный феномен
The development of organized crime parallels early capitalist enterprise.[494]
The first business of criminal organizations is usually business.[495]
Организованная преступность – сложный социальный феномен. Возникнув, она так прочно переплелась с другими социальными институтами и процессами, так прочно вросла в общественную ткань, что с трудом может быть из нее вырвана для изучения. Более того, вызывает все большие сомнения корректность самого понятия «организованная преступность», ибо, во-первых, преступность, как отмечалось выше, не имеет дескрипта («субстрата») в реальной действительности, а является социальным конструктом. Во-вторых, «организованность», с точки зрения общей теории организации, – неотъемлемое свойство всех биологических и социальных систем (объектов), а потому «неорганизованной» преступности вообще не существует. В-третьих, «в современных условиях, когда деятельность любой публичной или частной институции неизбежно связана с нарушениями уголовного закона, понятие „организованная преступность“ оказывается синонимом понятий „общество“, „государство“, „социальная действительность“, „социальное явление“».[496] Так что «понятие организованная преступность выполняет социальную функцию „персонификации общественного зла“».[497] В результате предлагается отказаться от понятия «организованная преступность» как криминологического и уголовно-правового (вообще – научного), признав его бытовым понятием.
Мы не призываем к немедленному отказу от понятия «организованная преступность». Существуют научные традиции, накоплен большой эмпирический материал. Но тема нуждается в демифологизации и корректном, не идеологизированном освещении.
Имеется множество определений организованной преступности.[498] Некоторые из них лаконичны, но тавтологичны и малосодержательны («organized crime is crime that is organized» – организованная преступность есть преступность, которая организована). Другие излишне громоздки, их авторы пытаются перечислить все возможные признаки организованной преступности (Abadinsky, 1994: 8). Более содержательно определение, предложенное Albanese: «The provision of illicit goods and services (conspiracy) and the infiltration of legitimate business (extortion)».[499] При всем многообразии определений, акцент делается либо на характере деятельности (преступный, для извлечения прибыли и т. п.), либо на организованности (устойчивая группа, иерархическая структура и т. п.).
Если учесть, что идеальных определений не бывает, можно в первом приближении, в качестве рабочего принять понимание организованной преступности как «функционирование устойчивых, управляемых сообществ преступников, занимающихся преступлениями как бизнесом и создающих систему защиты от социального контроля с помощью коррупции-». Это определение было зафиксировано в документах Международной конференции ООН по проблемам организованной преступности в 1991 г. в Суздале (Россия).
При этом следует предостеречь от понимания организованной преступности как простой совокупности деятельности преступных организаций. Организованная преступность – не сумма преступных организаций и не сумма преступлений, совершенных ими. Это качественно новая характеристика такого состояния преступности, когда она встроена в социальную систему, оказывая существенное влияние на другие составляющие (элементы) системы, и прежде всего – на экономику и политику. Может быть, более глубоким окажется определение организованной преступности как системы социальных связей и отношений, сложившихся по поводу извлечения незаконной прибыли.[500]
Однако важно не столько формальное определение организованной преступности, сколько понимание ее природы, сущности.
Организованная преступность выступает, прежде всего, как предпринимательство, бизнес, индустрия, производство и распределение товаров и/или услуг. Organized crime as illicit business enterprise (организованная преступность как незаконное предпринимательство).
Главной целью организованной преступности является экономическая выгода, прибыль. И в этом отношении организованная преступность не отличается от обычного бизнеса. Различия (весьма относительные) начинаются с методов деятельности. Преступные организации добиваются высокой прибыли любыми методами, включая криминальные. «As long as there are vast profits to be made, illegal enterprises should continue to flourish» (Нелегальное предпринимательство будет процветать, пока оно дает огромные доходы (прибыль).[501] Но и вполне респектабельный бизнес не избегает полулегальных, а то и преступных действий для достижения выгодного результата… Становясь известными, такие случаи расцениваются как примеры «беловоротничковой» (white-collar crime), а не организованной преступности.
Криминальный бизнес возникает, существует и развивается при наличии ряда условий:
• спрос на нелегальные товары (наркотики, оружие и др.) и услуги (сексуальные и др.);
• неудовлетворенный спрос на легальные товары и услуги (например, «дефицит», свойственный так называемой социалистической экономике);
• рынок труда, безработица, незанятость подростков и молодежи;
• пороки налоговой, таможенной, вообще экономической политики государства, а также коррупция, препятствующие нормальному развитию легальной экономики.
Пока есть спрос, будут предложения. Функционирование наркобизнеса как экономической отрасли рассмотрено в книге Л. Тимофеева «Наркобизнес: Начальная теория экономической отрасли» (1998).
В результате детального экономического анализа автор приходит к следующим выводам (с которыми я полностью солидарен): «Из всех возможных способов регулирования отрасли – налогообложение, национализация, запрет – запрет как раз наименее продуктивен. Запретить рынок – не значит уничтожить его. Запретить рынок – значит отдать запрещенный, но активно развивающийся рынок под полный контроль криминальных корпораций… Запретить рынок – значит дать криминальным корпорациям возможности и ресурсы для целенаправленного, программного политического влияния на те или иные общества и государства».[502] В качестве иллюстрации достаточно вспомнить последствия «сухого закона» в США – бутлегерство и зарождение мафии, а также политики «преодоления пьянства и алкоголизма» в середине 80-х гг. в бывшем СССР – массовое самогоноварение, начало подпольного производства и распространения фальсифицированных алкогольных изделий, наконец, сегодняшнюю ситуацию с наркобизнесом.
Формирование и развитие организованной преступности, а точнее, повышение уровня организованности преступности – закономерный и естественный общемировой процесс, выражение тенденции повышения уровня организованности всех социальных подсистем: экономики, политики, управления, коммуникаций и др.
Как выразился один из представителей преступного сообщества Санкт-Петербурга в интервью сотруднику Центра девиантологии Социологического института РАН Я. Костюковскому, «время разбойников с обрезами прошло. Конечно, есть обычные уличные грабители, но они даже если за день ограбят тысячу человек – это ничего по сравнению с тем, что могу заработать я, нажав три клавиши на компьютере».
Организованная преступность как элемент общества вплетена в его ткань и переплетается с другими структурными элементами – прежде всего экономикой, а затем и политикой. Вообще, об организованной преступности как социальном феномене (а не совокупности преступных организаций, которые существуют не одно столетие, а может быть и тысячелетие) можно говорить только тогда, когда она начинает серьезно влиять на экономику и политику страны. Это присуще, например, современной России. Не удивительно, что одной из тенденций организованной преступности является стремление к легализации своей деятельности, в частности, путем создания легальных предприятий и инвестирования в них денег, добытых преступным путем, а затем «отмытых».
Организованная преступность институционализируется в различное время в разных странах, становясь социальным институтом. Социальные институты – регулярные, долговременные социальные практики, образцы поведения, служащие удовлетворению различных потребностей людей.[503] Основные признаки организованной преступности как социального института: длительность существования; регулярность (постоянство) функционирования; выполнение определенных социальных функций (обеспечение заинтересованных групп населения товарами и услугами, предоставление рабочих мест, перераспределение средств и др.); наличие комплекса норм (правил поведения), «профессионального» языка (сленг), вполне определенных ролей. Институционализация (процесс, в ходе которого социальные практики становятся регулярными, долговременными и «обрастают» всеми признаками института) организованной преступности происходит постепенно. Этот процесс начался в России (СССР) с конца 50-х – начала 60-х гг. и завершился в конце 70-х – начале 80-х гг. ушедшего столетия.
«As long as politicians, police, and the business community are eager to cooperate, organized crime will be able to operate with impunity. Organized crime, in short, is too much a part of our economic, political, and social systems».[504]
Прогнозируя развитие организованной преступности, обычно отмечают эрозию традиционных мафиозных структур. Вместе с тем указывают на расширение применения насилия для достижения результатов; более активное использование безопасных видов деятельности (подделка кредитных карт, авиабилетов); внедрение в легальный бизнес и финансовую деятельность, отмывание денег через рестораны, ночные клубы и т. п.; использование новых технологий.[505] Все исследователи прогнозируют дальнейшую интернационализацию (глобализацию) организованной преступности.[506]
§ 3. Преступная организация
Организации повсюду.
Имеются уголовно-правовое и криминологическое понимание преступной организации.
В ст. 35 Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 г. (УК РФ) наряду с преступными группами (п. 1–3 ст. 35 УК) называется и преступное сообщество (преступная организация), под которым понимается сплоченная организованная группа (организация), созданная для совершения тяжких или особо тяжких преступлений,[507] либо объединение организованных групп/организаций (п. 4 ст. 35 УК). Это не очень четкое, с нашей точки зрения, определение (почему, например, вводится критерий тяжести преступлений?), но оно носит нормативный (обязательный для милиции и уголовной юстиции) характер.
Сложнее дать криминологическое (социологическое) определение преступной организации. Так, по приговору Нюрнбергского трибунала, преступными организациями были признаны руководящий состав национал-социалистической партии Германии, гестапо, СД, СС. Нет сомнений, что руководящий состав ВКП(б) – КПСС, НКВД – КГБ, правительство Пол Пота являлись также преступными организациями, виновными в преступлениях против мира, человечества, своего народа, однако избежали судебного преследования (в последнее время появилась надежда на признание правительства Пол Пота преступным).
Таким образом, первое ограничение, которое надо сделать в рамках темы – нами не будут рассматриваться преступные организации политической направленности (включая как государственные, так и иные политические образования, например фашистские или другие экстремистские).
Второе ограничение состоит в том, что нами не рассматриваются легальные организации, использующие в своей деятельности преступные методы (например, коммерческие организации, нарушающие антимонопольное законодательство, налоговое и т. п.).
Предметом нашего дальнейшего анализа станут те преступные организации, которые создаются для извлечения прибыли в результате производства и распределения нелегальных товаров и нелегальных услуг (в том числе, посредством «охраны», «патронажа» и т. п.). Их можно условно назвать «организациями преступного предпринимательства-». Однако в силу традиции и ради краткости мы будем использовать привычный термин «преступная организация». Они относятся к социальным организациям типа «трудовой коллектив» (различают несколько типов социальных организаций: семья, трудовой коллектив, общественная организация, общество, метаобщество).[508]
Действительно, с экономической точки зрения, «преступная деятельность – такая же профессия, которой люди посвящают время, как и столярное дело, инженерия или преподавание. Люди решают стать преступником по тем же соображениям, по каким другие становятся столярами или учителями, а именно потому, что они ожидают, что «прибыль» от решения стать преступником – приведенная ценность всей суммы разностей между выгодами и издержками, как неденежными, так и денежными, – превосходит «прибыль» от занятия иными профессиями».[509]
Как и другие трудовые коллективы, преступная организация может быть малочисленной и многочисленной, рассчитанной на более или менее продолжительную деятельность, выпускающей один вид продукции или несколько, предоставляющей один вид услуг или несколько и т. п. Как и любой трудовой коллектив, преступная организация имеет свою более или менее сложную структуру, правила работы, заботится о подготовке, подборе и расстановке кадров, поддерживает дисциплину труда, обеспечивает безопасность деятельности, стремится к высоким доходам (прибыли). Издаются пособия по руководству мафией…[510]
Преступные организации высоко адаптивны и устойчивы в силу жестких требований к «подбору кадров», «дисциплине труда», рекрутированию наиболее молодых, сильных, волевых «сотрудников», благодаря «свободе» от налогового бремени, да и от общепринятых моральных требований (своя этика существует и строго поддерживается)… Так что эта разновидность трудовых коллективов обычно отличается высокой конкурентоспособностью.
Из интервью представителя преступной группировки Санкт-Петербурга Я. Костюковскому:
«У меня бригада есть – угонами занимается. Там такие умельцы – машину с любой противоугонкой за пять минут вскрывают. Недавно купили сканирующее устройство – коды считывать. Техника… Я вообще думаю, что вся новая техника через криминал проходит. Это в государственных учреждениях сидят в тетрисы на компьютерах режутся. А у меня в конторе по двенадцать часов люди работают».
Иногда различают три уровня преступных организаций: преступная группа, преступное объединение, преступное сообщество.
Называются различные типы преступных организаций.[511]
В отечественной и зарубежной литературе перечисляется много различных признаков преступных организаций.[512] С нашей точки зрения, к числу наиболее существенных признаков организации преступного предпринимательства относятся:
• устойчивое объединение людей, рассчитанное на длительную деятельность;
• цель: извлечение максимальной прибыли (сверхприбыли);
• содержание деятельности: производство и распределение товаров и услуг;
• характер деятельности: сочетание нелегальных (преступных) и легальных видов деятельности;
• структура организации: сложная иерархическая, с разграничением функций и ролей (руководители, исполнители, группы обеспечения и безопасности, разведка и контрразведка, эксперты и т. п.);
• основное средство безопасности: коррумпирование органов власти и управления, полиции и уголовной юстиции;
• стремление к монополизации в определенной сфере деятельности или на определенной территории ради успешного достижения главной цели.
Ясно, что все эти признаки в большей или меньшей степени присущи всем (или почти всем) социальным организациям типа трудового коллектива. Лишь преступный характер деятельности и коррумпирование у легальных трудовых коллективов (предприятий) проявляются в качестве необязательных (но возможных) признаков.
§ 4. Организованная преступность в современной России
Преступные организации известны в России с XVI в., воровские традиции и сленг («блатная феня») – с XVIII в. История отечественных криминальных группировок описана в обширной исторической, юридической, художественной литературе.[513]
Первоначальной организационной формой преступных групп была воровская артель. Это соответствовало традиционной форме трудовых объединений в России – артели. Не случайно много веков спустя советская власть использовала название (да и некоторые организационные принципы) для трудовых объединений в различных сферах негосударственного сектора экономики: «сельскохозяйственная артель», «рыболовецкая артель», «промысловая артель».
Артель (в том числе, воровская) основывалась на нескольких принципах:
• добровольность объединения для определенного вида деятельности;
• равенство всех членов артели;
• солидарная ответственность, «круговая порука»;
• выборность руководителя (старшего, «атамана» и др.).
После 1917 г. преступные организации в России действовали в виде банд, совершавших вооруженные нападения на граждан и учреждения (например, известные в свое время банды Леньки Пантелеева, «черная кошка», «попрыгунчики» в Петрограде). С 30-х гг. формируется криминальное сообщество «воров в законе», которое со значительными изменениями (менее строгий «воровской закон», утрата былых позиций вне пенитенциарных учреждений, «зоны» и др.) существует до сих пор. «Воры в законе» имели общую кассу – «общак», в которую отчислялся определенный процент от добычи. Об этой уникальной форме преступной организации известно сегодня, пожалуй, не менее, чем о сицилийской мафии.[514]
После смерти Сталина, на волне хрущевской «оттепели» появляются первые подпольные дельцы – «цеховики» (в цехах, прежде всего системы промкооперации, нелегально изготовлялась продукция для населения – одежда, обувь и др., от постоянного дефицита которой страдала государственная экономика; позднее такие цеха или целые предприятия государственного сектора экономики все в больших масштабах производили «левую» продукцию из «сэкономленного», а точнее – похищенного сырья). Цеховики, как и участники других сфер нелегального в условиях «социализма» бизнеса, представляли теневую экономику, были «теневиками».
Особенность советской теневой экономики состояла в том, что она удовлетворяла вполне естественный спрос населения на вполне легальные товары и легальные – для нормального общества с нормальной экономикой – услуги (например, обмен валюты).
Так, в Ленинграде действовало множество «команд» спекулянтов (так называемых «фарцовщиков»). Их «работой» была скупка и последующая перепродажа (спекуляция) товаров народного потребления. В условиях тотального дефицита преступники организовывали оптовые скупки со складов, «блокирование» магазинов, скупку у иностранных граждан, соотечественников, приезжающих из заграницы. В дальнейшем товары продавались на полулегальных вещевых рынках, вблизи крупных магазинов (ленинградцам хорошо была известна «галёра» – галерея Гостиного Двора – место торговли предметами женского туалета, парфюмерией и другими товарами) и… в общественных туалетах. Ленинград становится одним из центров, куда приезжают «фарцовщики» всего СССР. Значительный объем криминальной деятельности составляли «валютные операции», запрещенные законом (ст. 88 УК РСФСР 1960 г., отмененная в 1994 г.).
«И.: (интервьюер Я. Костюковский): А как вообще поменялась организованная преступность за последние лет 20?
Р.: (респондент, представитель криминального сообщества): Сильно. Начиналось все с отдельных команд, человек 10–20. И то это уже чуть не бандой выглядело. Обычно все с фарцовки начинали или то, что около нее лежит. Вообще-то тогда уже кое-какие элементы современные были.
Р: Например?
И: Ну, например, все "барыги "(преступники, занимающиеся только торговлей. – И.) имели своих «пап». Теперь это «крышей» называется. Потом, скажем, Фёка… (Феоктистов. – Авт.[515]). Все прекрасно знали, кто это и что. Если кто-то говорил – я, типа, там с Фёкой водку пью – все, это круто. Тебя не тронут. Он вообще на авторитете мог разобраться, без мордобития. А кроме него были Слон, Маргулис, тот же Малыш (А. И. Малышев. – Авт.)».
С тех пор «теневая» («неформальная», «подпольная», «серая», «вторая», «эксполярная» и т. д.) экономика стала неотъемлемой частью жизни общества и населения, а для значительной его части – единственно возможным средством выживания.
Здесь требуются некоторые оговорки. Во-первых, теневая (неформальная, эксполярная) экономика в большей или меньшей степени существует во всех странах (американские экономисты еще в 60–70-е гг. XX в. показали, что наличие «рабочих мест» в теневой экономике США существенно снижает пресс безработицы). Во-вторых, в России неформальная экономика существовала всегда: «Эксполярные структуры существуют в России столько же, сколько государство и рыночный капитализм».[516] Но в советской и постсоветской России она стала едва ли не единственным средством выживания большинства. «Для России данную тему можно считать центральной, так как жизнь огромного большинства людей здесь невозможно понять, если не принимать во внимание их деятельность в неформальной экономике… Социально-экономическое выживание российского общества это главный парадокс ее новейшей истории… Постсоветская Россия стала свидетелем массированного развертывания неформальных отношений и эксполяризации экономики и связанных с ней социальных структур».[517]
В 70–80-е гг. идет активный процесс сращивания «цеховиков», теневой экономики и сообщества «воров в законе», а также коррумпированных властных структур (вплоть до первых секретарей ЦК коммпартий союзных республик, ОК и ГК КПСС) и правоохранительных органов – «зонтика». Горбачевская «перестройка» с ее легализацией частной собственности, частной предпринимательской деятельности позволила владельцам подпольных капиталов, а также партийно-государственной номенклатуре первыми захватить новое экономическое поле. Сплав старых «воров в законе», «теневиков», коррумпированных чиновников и новой генерации криминального мира – «бандитов», или «спортсменов», раздвоился: большая часть ушла со своими капиталами, криминальными и полукриминальными связями и нравами в легальный бизнес, меньшая часть образовала преступные организации, занимающиеся традиционными видами деятельности: продажей наркотиков и оружия, рэкетом, контролем над игорным бизнесом и проституцией и т. п.
В настоящее время частный сектор экономики, а нередко и государственные предприятия в значительной степени находятся под контролем криминальных структур. Наши респонденты, представители российского бизнеса, еще в середине 90-х гг. рассказывали: «100 % коммерческих структур подвергаются рэкету… Рэкетиры контролируют все предприятия, кроме оборонного комплекса и некоторых иностранных фирм». Но и позднее (интервью начала 2000 г.) руководитель одного из подразделений УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (назовем его И. И.) отмечал, что не менее 90 % предпринимателей вынуждены платить «дань» криминальным структурам «за охрану». Если в конце 80-х – начале 90-х гг. преобладал «черный рэкет» («наезды» на мелкие магазины, ларьки, киоски, кафе), то в настоящее время, за исключением сохранившихся мелких рэкетиров, обирающих небольшие торговые точки, господствует хорошо отлаженная и почти «легальная» система «патронажа» с заключением юридически оформленных договоров на «обеспечение безопасности», «маркетинговые услуги» и т. п.
Представители криминальных структур нередко входят в состав совета директоров предприятий, правлений банков (кстати говоря, наши конфиденты считают, что в банковской сфере контроль криминалитета достигает 90–100 %, тогда как в сфере предпринимательства «ограничивается» 60–80 %).
Вообще, легальный и нелегальный бизнес в стране взаимосвязаны. Наши респонденты из числа бизнесменов признаются: «Невозможно работать без нелегальной деятельности… Легальные и нелегальные методы взаимосвязаны». Руководители подразделений по борьбе с экономической и организованной преступностью подтверждают: «Средний бизнесмен чрезвычайно вовлечен в криминал… Взятки дают за все… Долги выбивают силой… С налоговой инспекцией нельзя иметь дело без взяток… Взятка неизбежна в бизнесе… Налоговая инспекция крайне коррумпирована».
Многочисленные наши интервью с предпринимателями, офицерами милиции и действующими представителями петербургских криминальных структур (интервьюирование последних проводит в течение ряда лет научный сотрудник упоминавшегося Центра девиантологии Я. Костюковский) позволили установить типичные ситуации вынужденного вовлечения предпринимателей в криминальную деятельность:
• дача взяток – при регистрации (получении лицензии) своего бизнеса; при аренде помещения; при получении разрешения на предпринимательскую деятельность от санитарно-эпидемиологической службы, от пожарной инспекции и др.; для получения банковского кредита; при отчете налоговой инспекции; при взаимоотношениях с таможенными органами и т. п.;
• сокрытие доходов от налогообложения, ибо при существующем налоговом прессе (до 80–85 % дохода) невозможно выжить в условиях конкуренции, добросовестно выполняя налоговые требования (как говорит писатель, автор известных телевизионных «Кукол» В. Шендерович, «всех недобросовестных предпринимателей следует отправить в тюрьму, а добросовестных – в сумасшедший дом»);
• зависимость от «крыши» и необходимость сотрудничать с криминальными структурами (преступными сообществами) в целях собственной безопасности и безопасности предпринимательства, для «разрешения» конфликтов;
• недостатки законодательной базы, сложившихся практик рыночной экономики, бюрократизация и коррумпированность милиции и юстиции заставляют восполнять государственную и судебную защиту (точнее, ее отсутствие) неправовыми методами (в том числе, прибегая к помощи криминалитета). Так, развиваются криминальный «арбитраж», «службы безопасности», «исполнительное производство».
В результате вышеназванных процессов современный российский капитализм оказался в значительной степени криминализирован – по методам деятельности, взаимоотношениям участников, своеобразной «этике» и лексике «братков».[518]
Обратимся к некоторым характеристикам деятельности преступных сообществ на примере Санкт-Петербурга.
Конец 80-х – конец 90-х годов
В городе действовало несколько преступных сообществ (тамбовское, казанское, азербайджанское и др.), десятки преступных ассоциаций или объединений (например, комаровское, контролировавшее Курортный район Петербурга и трассу Петербург – Выборг), а также сотни преступных групп. Мнения специалистов о количестве преступных группировок в городе разнятся от полутора десятков до сотен. И это не удивительно: все зависит от того, что считать «организованной преступной группировкой» (ОПГ) в криминологическом понимании (ст. 35 УК РФ здесь мало помогает, как уже отмечалось). Соответственно, различны и представления о численном составе группировок: от десятков человек до 300–800 человек (мнение уже упоминавшегося И. И.).
Основные виды деятельности российской организованной преступности в целом традиционны:
• Рэкет (вымогательство), главные особенности которого отмечались выше.
• Нелегальный экспорт цветных металлов. Эта деятельность была особенно распространена в середине 90-х гг., но продолжается, может быть, в меньших масштабах, и поныне.
Здесь и далее в качестве иллюстрации используются фрагменты из интервью с представителями криминалитета.
«И. (интервьюер, Я. Костюковский): Какие виды криминального бизнеса наиболее популярны?
Р. (респондент): В течение 1994 г. половина всего металла из России экспортировалось нелегально. Это был хороший бизнес! Люди за два – три месяца зарабатывали так, что до сих пор хватает. Правда, это была работа по 25 часов в сутки… Но игра стоила свеч. Разница в цене здесь и в Эстонии была безумная».
• Торговля оружием. Это очень высокодоходный нелегальный бизнес. Сведения о нем скудны, поскольку связаны с деятельностью высокопоставленных представителей военного ведомства (федерального и региональных). Купить можно все. Вопрос только – по какой цене.[519]
«Р.: Мы занимаемся мелочью по сравнению с тем, что сейчас делается в армии, в оборонке – вот там да, там целая экономика. Сейчас говорят, вот, в армии все воруют. А, по-моему, там все намного сложнее. Просто выгоднее прикинуться простыми воришками, а на самом деле там же миллионы баксов (долларов США. – Авт.) крутятся. Вот там – экономика…-».
• Финансовые, банковские махинации. Наиболее известные ранние операции – фальшивые авизо. Сейчас практикуются более «технологичные», связанные с кредитными картами и деятельностью хакеров.
• Кража и перепродажа автомобилей.
«И.: А ты с иностранцами контактируешь?
Р.: Да, конечно. У нас есть бизнес по машинам. Обмен.
И.: То есть?
Р.: Натурально. Здесь в Питере угоняется машина и идет в Голландию, а из Голландии так же сюда… Вообще это целая система в Германии, Польше, Франции, Венгрии, Голландии и России. Так что в этом смысле с организованной преступностью все хорошо – международный контакт есть-».
• Изготовление и продажа фальсифицированных товаров, прежде всего – алкогольных изделий. Хорошо известны (и систематически публикуются в прессе) результаты проверок качества продуктов. Примерно до 50 % алкогольных изделий, реализуемых в ларьках, киосках, а то и в магазинах – фальсифицированы. Вот некоторые последствия этого: уровень смертности (на 1000 жителей) от алкогольного отравления вырос в Петербурге с 6,2 в 1987 г. до 49,1 в 1993 г., в России за тот же период с 8,0 до 30,9.[520]
• Фальшивомонетничество. Зарегистрировано милицией в 1993 г. – 7075 случаев, в 1994 г., всего год спустя – 14 890 таких преступлений.[521]
• Контроль над игорным бизнесом.
«И.: Как в отношении азартных игр?
Р.: Если ты спрашиваешь о казино… Это дело подходящее. Я могу пригласить в казино интересного для меня человека, и он будет выигрывать. Он сможет выиграть столько, сколько я захочу. Это ситуация простая и прекрасная: нет взятки, нет коррупции. Человек доволен, нет проблем… Через казино можно реализовать огромные деньги без контроля. Иногда бывают полицейские налеты. Обнаружить нарушения в казино всегда можно. Но кто будет проверять, когда вице-губернатор сидит? В общем, белые начинают и выигрывают…».
• Контроль за проституцией. Подробнее об этом говорилось выше в связи с торговлей людьми (гл. 7, § 4).
• Контрабанда. В частности, количество предметов старины и искусства, изъятых при попытке вывоза, выросло с 3500 предметов в 1992 г. до 10 000 предметов в 1999 г. При этом задерживается не более 5–10 % реально вывозимых ценностей.[522]
• Наркобизнес. Этот криминальный вид предпринимательства дает самую высокую прибыль и, очевидно, наиболее интернационализирован. Обобщенные официальные данные о развитии наркотизма в России будут представлены в гл. 13 и не требуют особых комментариев. Отметим только, что латентность и наркомании (как заболевания), и потребления наркотиков, и преступлений, связанных с ними, – чрезвычайно высока.
В настоящее время наркотики поступают в Россию преимущественно из Афганистана, Азербайджана, Чечни, среднеазиатских республик, а кокаин – из латиноамериканских государств. В свою очередь, из России часть наркотиков идет в страны Балтии и Западной Европы. По некоторым данным, из Казахстана и Средней Азии поступает в Россию до 54 % импортируемых наркотиков, 25 % – из Беларуси, Украины, Молдовы, 15,5 % – из республик Закавказья.[523]
Преступные организации весьма заинтересованы в процессе приватизации. Как утверждают наши респонденты: «их цель – завладеть собственностью». Для этого, в частности, они получают своевременно информацию об аукционах, направляют на них своих представителей, которые нередко диктуют – под угрозой расправы – кто, что и за какую цену купит.
Конец 90-х годов – 2006 год
Основными тенденциями последних лет (конец 90-х гг. – 2006 г.) являются: переход «авторитетов» (лидеров) организованной преступности в легальный бизнес; усилившийся процесс «отмывания денег» через легальные структуры; стремление лидеров организованной преступности войти во властные структуры или обеспечить себе их покровительство; «экономизация» и «политизация» организованной преступности приводит к сокращению явных кровавых разборок, отдельные убийства бывают, но автоматная стрельба на улицах городов резко сократилась; началась конкуренция между преступными организациями и… милицией по «крышеванию» (по существу – рэкет) бизнеса.
Рассмотрим сказанное подробнее на примере интервью с нашими респондентами (декабрь 2004 г. – март 2005 г.).[524]
Начальник отдела прокуратуры Санкт-Петербурга О. говорит: «Бандиты поумнели, стали изощреннее, их лидеры на голову выше того, что было. Они давно вошли во власть, коррумпируя ее».
Зам. начальника управления по борьбе с организованной преступностью Н. рассказывает: «Лидеры преступного мира уходят в бизнес, легализуются, открывают компании, холдинги. Они набирают не „быков“ (бойцы, рядовые члены преступных организаций. – Авт.), а экономистов, юристов, менеджеров. Особенно они преуспевают в таких отраслях, как энергетика, топливный комплекс (господин Барсуков, бывший Кумарин, он же «Кум»), строительство, в меньшей степени – автобизнес. Лидеры организованной преступности теперь депутаты – Монастырский, Глущенко (в розыске), Шевченко (убит). Среднее звено – бригадиры – тоже организуют свои фирмы. Занимаясь недвижимостью, вовлекают в преступную деятельность паспортно-визовую службу милиции, участковых инспекторов. Лидеры организованной преступности имеют очень сильную юридическую поддержку, забирают («легально») целые крупные предприятия. Мелкие бандиты продолжают заниматься разбоями, грабежами, угонами автомашин. Из «воров в законе» был один положенец[525]– Артур, но сейчас сидит».
По мнению оперативного сотрудника одного из Отделов по борьбе с организованной преступностью В., «сегодня организованной преступности нет: ее сменили менты. Кто „крышует“ ларьки, рынки, „точки“[526]? Менты. Посмотрите: вот ларек. К нему время от времени будет подходить мент и получать деньги. А вот в том доме напротив на 4-м этаже «точка». Она под контролем Х-го отдела милиции. Сегодня все мелкие торговые предприятия, мелкий и средний бизнес под ментовской «крышей». Бандиты и не сунутся. Почему выгоднее быть под ментовской крышей? А у них больше легальных возможностей. В случае чего ствол законный и стрелять может законно, а бандитские стволы незаконные. Кроме того, начальники всех охранных структур (собственная охрана предприятий, фирм. – Авт.) – бывшие менты. А мент с ментом всегда договорятся. Вот я, если надо, прихожу к начальнику охраны и говорю – братишка, ты ведь тоже из наших, помоги-ка мне. И всегда поможет. Да теперь и среди бандитов менты «в почете». Мне может из «Крестов»[527]позвонить зэк и в присутствии других со мной разговаривать. Еще и хвастаться в камере будет: я звоню менту знакомому. Раньше за такое его сразу же замочили бы.
И.: А контроль за проституцией?
Р.: Это тоже под ментами.
И.: А за игорным бизнесом?
Р.: Это ФСБ. Игорный бизнес ментам не по зубам. Там такие деньги! Это – ФСБ крышует».
Начальник одного из отделов Управления собственной безопасности (УСБ) ГУВД А:
«И.: Как Вы относитесь к мнению, что милицейские «крыши» сменяют криминальные?
Р.: Да, совершенно верно. Причем речь идет не только об отдельных сотрудниках или их группах. Это происходит на уровне, например, отделов милиции. Появилось на территории обслуживания кафе. Начальник отдела посылает туда участкового. Тот проводит соответствующую работу и кафе начинает ежемесячно отчислять отделу определенную сумму».
Что касается основных действующих сейчас в Санкт-Петербурге и области преступных групп и сообществ, то наши информанты, как из преступного мира, так и правоохранительных органов, не едины во взглядах. Так, по мнению О., сохранилась, хотя и утратила былое «могущество» тамбовская группировка, из этнических преступных сообществ, бесспорно, сохранились азербайджанская (контроль над рынками, наркотики), дагестанская, возможно, чеченская и грузинская. Н. также говорит о сохранении тамбовской группировки, но сильно «повыбитой» силами УБОП. Контроль над проституцией осуществляют, в частности, дагестанская и грузинская группировки, хотя есть и «славяне». Нелегальная торговля наркотиками – в руках азербайджанской и таджикской групп. Дагестанская и чеченская группировки осуществляют торговлю оружием, наравне со «славянскими» группами. Игорный бизнес по-прежнему под контролем соратников М. М. Мирилашвили, хотя сам он осужден и находится в местах заключения.
По мнению А, последнее время силу приобрела пермская группировка.
С точки зрения В., от былых преступных сообществ мало что осталось. Продолжают действовать этнические группировки: азербайджанская (наркотики, рынки), чеченская (оружие, наркотики), грузинская (различные виды мошенничества). Правда, остаются еще автоугонщики. А старые лидеры или на кладбище (убиты), или за бугром, или в бизнесе.
«И.: А как же, по Вашим словам, ментовские крыши на рынках?
В.: Все очень просто. Приезжает новый торговец с товаром. Обращается к азербайджанским «хозяевам» – хочу получить место на рынке. Те: только по нашей цене. Далее возможны три варианта: или торговец соглашается, получает место и платит азербайджанцам, или отдает весь товар за полцены и уезжает, или, если оказался несговорчивый торговец, азербайджанцы обращаются к «дежурному» милиционеру: вот там какой-то незнакомец странный, надо бы проверить. И мент «проверяет» документы, машину, товар… Придраться всегда можно, так что приехавший рад будет уехать, а то и откупаться от милиционера придется. Так что вроде ментовская крыша над азербайджанской получается…»
Некоторые обобщенные официальные данные о показателях, косвенно характеризующих деятельность преступных организаций, представлены в табл. 3.7.[528] Однако и в этом случае следует помнить об очень высокой ее латентности, а также о различиях в уголовно-правовом (ст. 35 УК РФ) и криминологическом понимании «преступных организаций». По этим же причинам следует очень осторожно оценивать официальные данные о региональных особенностях организованной преступности.[529]
Наконец, о международном аспекте российской организованной преступности.
Думается, что существует как недооценка, так и переоценка феномена российской организованной преступности. Сегодня «русская мафия» нередко выступает «пугалом» для западного налогоплательщика. Мифы о российской мафии затмили мифы об итальянской или же японской мафии. Между тем, с одной стороны, российская организованная преступность «всего лишь» этап, элемент глобального процесса повышения уровня организованности преступности и ее интернационализации. С другой стороны, нельзя недооценивать реальную активность российских организованных преступных группировок на международной арене.
Таблица 9.1
Некоторые официальные данные об организованной преступности в России (1989–2003)
Во всяком случае, известно:
• российские цветные (и редкоземельные) металлы нелегально уходят на Запад;
• наркотики циркулируют «туда и обратно» (из Азии в Россию и транзитом на Запад, из стран Латинской Америки в Россию, из Западной Европы в Россию и т. д.);
• российское оружие нелегально идет на Запад и на Восток, а в Россию оружие поступает из Польши, Китая, Германии, Чехии, Австрии, Израиля и других стран;[530]
• российские проститутки экспортируются как на Запад, так и на Восток;
• создана международная сеть криминального «автобизнеса» при активном участии российских ОПГ (так, по данным российского бюро Интерпола, поставлено на учет свыше 350 тыс. единиц автотранспортных средств, похищенных в странах Западной Европы, и свыше 31 тыс. единиц – похищенных в России;[531]
• фальсифицированный алкоголь «гуляет» туда и обратно (в частности, мы получаем его из Польши и Голландии);
• до 95 % фальшивой иностранной валюты поступает в Россию из зарубежных государств.[532]
• российские «легальные» и нелегальные структуры активно вовлечены в международный процесс «отмывания денег», в частности, через офшорные зоны, игровой бизнес и т. п.
Подведем некоторые итоги. Для современной российской организованной преступности характерны следующие особенности.
• Широкая распространенность и влияние на экономику и политику. Около 40–60 % предприятий и 60–80 % банков находятся так или иначе под контролем криминальных структур (называются и более внушительные цифры). Значительное число представителей криминалитета либо непосредственно входят во властные структуры всех уровней, либо имеют возможность лоббировать принятие тех или иных властных решений.
• Очень высокий доход (сверхприбыль) преступного бизнеса.
• Организованная преступность принимает на себя функции государства: обеспечение безопасности (как чисто криминальные «крыши», так и полукриминальные «охранные предприятия»), арбитраж», «исполнительное производство» и т. п.
• Использование организованной преступностью тотальной коррумпированности властных структур и правоохранительных органов всех уровней.
• Широкая социальная база организованной преступности: безработица, низкая оплата труда в бюджетных организациях; незанятость подростков и молодежи; невозможность нормального развития легального бизнеса (сверхналоги, коррупция, бюрократическая волокита и т. п.).
• Распространение насильственных методов «решения конфликтов» (кровавые «разборки», заказные убийства).
• Широкое использование современных технологий, компьютерной техники.
• Новые тенденции: стремление к легализации криминальной деятельности; переход к легальной и полулегальной деятельности; проникновение в легальный бизнес и во властные структуры. Эмпирическими проявлениями последнего могут служить хорошо известные казусы с мэром Ленинск-Кузнецкого Коняхиным (он же местный «авторитет»); избранным губернатором Нижнего Новгорода «авторитетом» Климентьевым; Кумариным, онже – «Кум», он же – один из (теперьуже – бывших) руководителей энергетического комплекса Петербурга г-н Барсуков и др. Интересно при этом, что население «подвластных» криминалитету регионов нередко предпочитает криминальную власть легальной (митинги и демонстрации жителей в поддержку Коняхина, Клементьева). И действительно, «легализовавшись через тысячи фирм и компаний, «братва» создает рабочие места. Мало того, «братва» оказалась способной на решение и социальных проблем. В Москве, в крупных городах это не так заметно. Хотя в Москве есть даже театр, существующий на субсидии одной из криминальных группировок… В небольших российских городках вот уже несколько лет настоящей властью считаются местные крестные отцы… Общаковские средства идут не только на криминальные и коммерческие нужды. Строятся и содержатся спортивные комплексы, детские дома и дома престарелых, больницы, нарколечебницы, проводятся праздники города, прокладываются дороги. На эти же деньги содержится городская администрация, да и милиция тоже. Вплоть до того, что именно бандиты снабжают ее транспортом, топливом, обмундированием… С чего бы это жители Ленинск-Кузнецкого стали на защиту своего криминального мэра?»[533]
Наши информаторы говорят о том же:
«Р.: Ты себе не представляешь, какие аферы крутятся на официальном уровне. Это не только в Петербурге. Я знаю города поменьше, где уже половину всех квартир захапали те, кто в мэрии сидят. Вот там – мафия. Там все повязаны: мэрия, милиция, исполнители, законодатели, бандиты. Все уже давно переженились, детей своих переженили – вот это мафия, настоящая семья. И весь город держит под собой».
• Политизация организованной преступности и криминализация политики, экономики, общества и государства.
Какова возможная разумная реакция общества и государства на организованную преступность вообще, в России в частности?
• Прежде всего, требуется спокойное, объективное, не идеологизированное, не политизированное изучение организованной преступности, ее генезиса, факторов, воздействующих на ее развитие, и т. п. Иначе говоря, ее демифологизация.
• Осознание того, что повышение уровня организованной преступности – неизбежный глобальный процесс, который не может быть «ликвидирован» или существенно ограничен уголовно-правовыми запретами и полицейскими мерами.
• Понимание социально-экономической природы организованной преступности. Сокращение ее социальной базы и масштабов деятельности возможно лишь путем создания условий, когда:
– «нелегальные» ныне потребности будут легализованы и удовлетворяться легальным путем (отмена «сухого закона» в США покончила с бутлегерством; если сегодня было бы возможно легализовать наркотики во всем мире, наркомафия прекратила бы свое существование);
– легальный бизнес станет выгоднее нелегального. Уже сегодня, судя по сообщениям прессы, «экономическое чудо» Японии, повышение благосостояния ее населения, сокращение безработицы делают невыгодным участие в преступных организациях – якудзе;
– налоговый пресс минимален и не «выдавливает» добросовестного предпринимателя в «тень» или в «криминал». При сегодняшних налогах в России предпринимателям практически невозможно выжить, не нарушая уголовный закон (не скрывая доходов, не давая взяток) или же не уходя в «тень», в нелегальную или криминальную деятельность;
– подросткам и молодежи будут предоставлены широкие возможности легального удовлетворения своих витальных, социальных (престиж, статус, самоутверждение), духовных потребностей.
Все большему числу профессионалов, включая юристов, становится понятна невозможность противостояния организованной преступности исключительно или преимущественно уголовно-правовыми мерами.[534]
Иными словами: (1) «в конечном счете, контроль над организованной преступностью будет иметь место тогда, когда мы полностью поймем и сможем разрушить рыночные условия, которые ее формируют»;[535] (2) уровень организованной преступности (так же как преступности вообще, пьянства, наркотизма, самоубийств, проституции и т. п.) существенно зависит от степени респонсивности общества (A. Etzioni), т. е. удовлетворения потребностей населения легальными средствами.
Очень интересное описание деятельности организованной преступности («Cosa nostra») в Нью-Йорке и возможности ей противостоять представлены в книге James Jacobs с соавторами.[536]