Генезис преступности. Проблема причинности в криминологии
Нам следует набраться мужества для того, чтобы отказаться от тривиального представления о причинности, когда нам кажется, что одни и те же «причины», действующие на один и тот же «объект», обязательно должны порождать одни и те же следствия.
В предыдущей главе были продемонстрированы многочисленные и, конечно же, далеко не все попытки ответить на вопрос о причинах существования и функционирования в обществе преступности. В этой главе будет представлена наша авторская позиция, столь же относительная и далекая от истины, как и все прочие.
С нашей точки зрения, вообще не существует какой бы то ни было единой (пусть «интегративной») и специфической только для нее причины преступности как социального феномена в силу следующих обстоятельств.
• Как уже отмечалось, причинно-следственная связь – лишь одна из форм взаимосвязей и взаимозависимостей между элементами системы или системами, причем связь достаточно жесткая и более или менее отчетливо выделяемая лишь на уровне относительно простых, механических систем. Уже биологические, а тем более социальные системы и протекающие в них процессы столь сложны, вероятностны, нелинейны, стохастичны, что выделить «причину-следствие» оказывается принципиально невозможно. В этом отношении социальные процессы ближе квантовой физике, нежели классической механике.
• Преступность, о чем также уже говорилось, – искусственный социальный конструкт, не имеющий качественной определенности (per se, sui generis) в реальной действительности. Нельзя найти специфическую причину конструкта, причудливо меняющегося во времени и пространстве по воле законодателя, власти. Такой поиск приводит к трюизмам: причина преступности «весь социально-экономический строй» (Гернет[337]) или же – причина преступности есть уголовный закон, что вряд ли продвигает нас по пути познания объекта криминологии. При этом ясно, что «весь социально-экономический строй» порождает все социальные феномены, а не только преступность и даже не только девиантность в целом.
• Преступность проявляется в деяниях, признаваемых законодателем «здесь и сейчас» преступными. Содержательный диапазон таких деяний огромен – от убийства до надругательства над государственным гербом или флагом, от изнасилования до незаконной порубки деревьев и кустарников, от геноцида до фиктивного банкротства. Трудно себе представить, что еще может объединять все эти столь разнородные деяния кроме формального признака – нарушение уголовного запрета. Признак общественной опасности столь неопределенен, что не может сам по себе служить критерием выделения преступности без ссылки на указание в уголовном законе (ст. 14 УК РФ). Очевидно, не может быть общей причины у столь разнородных и качественно не определенных, не имеющих естественных границ явлений.
• Преступность – лишь один из видов девиантности. Анализ всех криминологических теорий приводит к выводу: какие бы «причины» преступности ни выдвигались, они всегда являются одновременно и «причинами» пьянства и наркотизма, самоубийств и проституции, административных проступков и гражданско-правовых деликтов, а то и просто аморального поведения. Иначе говоря, имеются обстоятельства (факторы), наличие которых делает более или менее вероятным девиантное поведение, а уж какую оно примет форму – чаще всего зависит от случайности или индивидуальных особенностей субъекта. Вообще, случайность в современной науке играет неизмеримо большую объяснительную роль, нежели причинность, жесткая детерминированность.[338]
Вместе с тем оставить преступность без каких бы то ни было объяснений – значит отказаться от криминологии как науки. Разрешение кризисной ситуации – за новой, «сумасшедшей» теорией, которая вышла бы за пределы существующих парадигм криминологии как «нормальной науки» (и потому первоначально была бы категорически отвергнута…).[339] Пока же таковая не появилась (это задача молодых, не отягощенных грузом накопленных знаний[340]), поразмышляем над некоторыми факторами, влияющими на состояние, уровень, структуру, динамику преступности. Впрочем, как и на иные проявления девиантности.
Как и всякое социальное явление (процесс), преступность не может быть объяснена «из себя самой», а лишь с позиции социального целого – общества, чью субстанцию образует совокупность общественных отношений. Многие методологические трудности при изучении преступности, пьянства, наркотизма, самоубийств, коррупции и т. п. возникают вследствие попытки их исследовать и объяснить как самостоятельные, изолированные феномены. Между тем каждое из этих (и других) социальных явлений, будучи в конечном счете порождением общественной субстанции, социального целого, общества – вплетено в систему общественных отношений данного социума и «переплетено» с иными социальными феноменами, процессами. Это еще один – дополнительный довод в пользу невозможности выделить специфическую причину преступности и только преступности.
Конечно, можно извлечь из арсенала криминологии множество факторов, так или иначе воздействующих на состояние и динамику преступности. Это и экономические факторы (от цены на хлеб или на нефть до децильного коэффициента и индекса Джини), и социально-демографические (пол, возраст, социальный статус, этническая принадлежность и др.), и культурологические (принадлежность к той или иной культуре, субкультуре, религиозной конфессии), и даже космические (корреляционные зависимости между уровнем убийств, самоубийств, воровства и солнечной активностью, фазами луны[341]). В результате факторного анализа можно определить и относительный «вес» каждого фактора в «криминогенном комплексе» отдельных видов преступлений.
Однако более глубоким нам представляется отыскание «ведущего звена» в «девиантогенном комплексе», объясняющем преступность наряду с прочими проявлениями девиантности. Другая задача – попытаться объяснить, какие факторы при наличии этого «ведущего звена», «разводят» различные формы девиантности (почему при наличии одних и тех же социальных условий одни совершают преступления, другие спиваются, третьи кончают жизнь самоубийством, а некоторые «уходят» в научное, техническое, художественное творчество).
Преступность проявляется через определенные уголовным законом действия, поступки людей. Между тем все свои действия человек совершает, в конечном счете, ради удовлетворения тех или иных потребностей: биологических, или витальных (в пище при чувстве голода, в питье при жажде, в укрытии от неблагоприятных погодных условиях, сексуальных или в продолжении рода); социальных (в статусе, престиже, самоутверждении, самореализации и др.); духовных, или идеальных (поиск смысла жизни, цели существования, бескорыстное стремление к знанию, творчеству, служению другим людям).
Потребности людей распределены относительно равномерно (в современном развитом обществе люди нуждаются в качественных продуктах питания, чистом воздухе, просторном жилище с водоснабжением и отоплением, в интересной работе, в разнообразном отдыхе и т. д.) и имеют тенденцию к возрастанию (возвышению и расширению). А возможности удовлетворения потребностей – различны, неравны. И хотя определенная степень неравенства зависит от индивидуальных особенностей (ребенок или взрослый, мужчина или женщина, здоровый или инвалид, с высоким интеллектом или не очень), однако главным источником неодинаковых возможностей по удовлетворению потребностей служит социально-экономическое неравенство, занятие индивидом различных, неоднородных позиций в социальной структуре общества (рабочий или предприниматель, фермер или банкир, школьный учитель или министр). Именно от социального статуса и тесно связанного с ним экономического положения (можно говорить о едином социально-экономическом статусе) индивида в решающей степени зависят возможности удовлетворять (более или менее полно) те или иные потребности.
Выше (гл. 4) упоминалось, что социальную структуру общества изображают обычно в виде пирамиды, верхнюю, меньшую часть которой составляет «элита» общества (властная, экономическая, финансовая, военная, религиозная и т. п.). Средняя – самая значительная по объему часть – «средний класс». В основании пирамиды, в ее нижней части располагаются низшие слои (малоквалифицированные и неквалифицированные рабочие, сельскохозяйственные наемные работники, так называемый «младший обслуживающий персонал»). За пределами официальной социальной структуры (а иногда в самом ее низу – все зависит от точки зрения исследователя) находятся аутсайдеры, изгои (бездомные, лица, страдающие алкоголизмом, наркоманией, опустившиеся проститутки и т. п.). Совершенно очевидно, что чем ближе к верхушке пирамиды располагаются позиция и занимающий ее индивид, тем больше возможностей по удовлетворению потребностей, чем дальше от вершины и ближе к основанию – тем меньше возможностей. При этом распределение индивидов по тем или иным социальным позициям («местам») обусловлено прежде всего не зависящими от них (индивидов) факторами – социальным происхождением, принадлежностью к определенному классу, слою, группе, и лишь во вторую очередь – личными способностями, дарованием, талантом.
Со временем кастовая или средневековая жесткость социальной структуры ослабевает, социальная мобильность растет («каждый простой американец может стать президентом»), однако статистически зависимость от социальной принадлежности остается. В современном обществе одним из важнейших дифференцирующих признаков является наличие высшего образования. Как заметил однажды Т. Парсонс, человечество делится на две части: окончивших колледж, и тех, кто его не заканчивал. Между тем стартовые возможности выпускника российской сельс